Две недели с незнакомцем - Дебра Маллинз

– Доброе утро, Саймон, – промолвила она, направляясь к еде.

Ее застенчивость его очаровала и он не смог удержаться от шалости. Низким чарующим голосом он произнес:

– Хорошо ли тебе спалось, жена?

Она круто обернулась, услышав этот чувственный тон, и толстая сосиска соскользнула с наклонившейся тарелки и шлепнулась на пол. Люси еще больше покраснела, глядя на нее.

– Вот невезенье!

Саймон громко захохотал. Она окинула его наигранно свирепым взглядом и, прежде чем слуга успел убрать, схватила с пола сосиску и запустила ею в Саймона. Та звучно ударилась об его синий сюртук из тонкой шерсти и отскочила.

Он перестал смеяться, а на лице Люси отразился ужас. Оба ошеломленно уставились на жирное пятно, украсившее его дотоле безупречную одежду.

– Господи Боже!.. – Она закрыла рот ладонью, растерянно и боязливо глядя на него. – Прости меня, Саймон.

Он перевел взгляд со своего загубленного сюртука на ее огорченное лицо, пораженный тем, что такое могло случиться в строгой столовой его лондонского дома, что его милая благовоспитанная жена оказалась способна па подобную шалость.

Его до глубины души, до кончиков ног согрело то, что женщина, с которой ему суждено провести оставшуюся жизнь, обладает такой порывистостью и игривостью.

Продолжая игру, он насупился.

– Это один из шедевров Уэстона.

Она покачала головой, выражение ее лица стало еще более расстроенным.

– Уэстон – отличный портной, и очень дорогой. Мой камердинер, Платт, относится к его творениям, как к сокровищам короны.

– Не знаю, что на меня нашло, – жалобно прошептала Люси и отодвинула свою пустую тарелку от края буфета.

– Ты понимаешь, – продолжал он, – что теперь тебе придется выдержать гнев Платта.

Она заморгала и уныло опустила руки.

– Гнев Платта?

Ему было все труднее сдерживать смех, губы его подергивались от усилий сохранять строгое выражение лица.

– Вот именно. Гнев Платта!

Она нерешительно хихикнула и несколько расслабилась.

– Ты меня дразнишь. Ты шутишь, не так ли?

– Вовсе нет. – Он смерил ее суровым взглядом, но подпустил в голос немного шутливости. – К гневу Платта нельзя относиться легкомысленно.

Еще один робкий смешок слетел с ее губ, за ним другой… и дальше остановиться она не могла. Вскоре она хохотала так самозабвенно, что вынуждена была ухватиться за спинку стула, чтобы не упасть.

Саймон ухмыльнулся, захваченный этим пароксизмом смеха, заполнившего комнату. Он посмотрел на слугу и сказал:

– Джордж, пожалуйста, подайте моей жене тарелку с завтраком. А то она явно не способна сделать это, не нанеся ущерба моему гардеробу.

При этих словах Люси просто закатилась смехом. Саймон встал из за стола и, взяв ее одной рукой за талию, другой придвинул ей стул.

– Тебе лучше сесть, дорогая, прежде чем ты упадешь и собьешь с ног Джорджа. Мне бы очень не хотелось вымазать мою рубашку копченой рыбой.

Не переставая хихикать, она уселась и подняла на него полные веселья глаза.

– Или замарать яичницей брюки.

– Или ветчиной испачкать сапоги.

Люси снова фыркнула, но успела поблагодарить Джорджа, поставившего перед ней тарелку с горячим завтраком. Она подняла вилку, и хотя Саймон знал, что должен вернуться на свое место, он задержался около нее. Запах лаванды в сочетании со смехом обворожил его, как ничто и никогда ранее. Прежде чем понял, что делает, он провел рукой по ее длинным пышным волосам, которые она просто отвела от лица, перевязав лентой.

Она замерла, не донеся до рта вилку с кусочком яичницы. Вилка опустилась на тарелку, и она повернула к нему лицо.

Это движение приблизило ее щеку к его ладони, которая уютно ее обхватила. Большим пальцем он погладил ее ровную нежную кожу, вспоминая ночные игры и то, как сильно он ее хотел.

Как сильно он и сейчас ее хочет.

– Саймон?

Ее шепот нарушил его завороженность и напомнил о том, чего он не может делать… и о том, что сделать обязан. Отвернувшись от ее полных надежды глаз, он вернулся на свое место.

– Ешь свой завтрак, – пробормотал он.

Не глядя на Люси, он продолжал завтракать, но каждым дюймом своего тела он ощущал близость жены и испытывал вожделение. Тело его ныло и покалывало иголочками от неутоленного голода плоти. Он не смотрел на Люси, но ощущал каждое ее движение.

Он знал, когда она взялась за вилку и медленно начала есть. Знал, когда она между глотками устремляла взгляд на него. Он ощутил, когда ее плечи подавленно поникли.

Ему хотелось подойти к ней, привлечь к себе, утешить. Но он не должен был этого делать. Не мог он поддержать ее намерение остаться в городе. Для исполнения его долга было необходимо, чтобы она немедленно вернулась в Девингем, как бы он ни хотел удержать ее при себе.

Может быть, после того, как все уляжется, они смогут отправиться в свадебное путешествие. Тогда он попросит прощения и заплатит за все.

– Сегодня я хочу поехать… – прервала она молчание, до того нарушавшееся лишь звяканьем вилок о фарфор.

– Куда? – Он поднял «Таймс» и стал с притворной сосредоточенностью изучать первую страницу.

– Навестить миссис Нельсон… дочь Арминды.

– А, да. Сделать то, ради чего ты приехала в Лондон. – Не отрываясь от газеты, он поднес ко рту кусочек яичницы. – Обязательно возьми с собой слугу. Или Молли.

– Я возьму Молли. А может быть, я пошлю записку мисс Мэтьюз и попрошу и ее сопровождать меня.

– Кто такая мисс Мэтьюз? – Он поднял брови, глядя на Люси поверх газеты.

– Я встретила ее прошлым вечером на балу у Крестонов. Она американка.

– А а. Кажется, Фокс упоминал о ней.

– Воображаю, в каком именно тоне. Он был с ней очень груб.

Саймон пожал плечами и снова обратился к заголовкам статей.

– Фокс больше не бывает в обществе. Почти не бывает. Возможно, он забыл, как должно себя вести.

– Вряд ли это может служить извинением.

На этот раз Саймон отложил газету, в его груди заледенело от сознания вины и своей роли в том, что произошло с Фоксом.

– Ты не знаешь, что пришлось ему пережить, – сухо произнес он. – Джон Фоксуорт – мой друг, и тебя его поведение не касается. – Он сложил газету, положил ее рядом с тарелкой и поднялся на ноги. – Извини, я должен сменить одежду, прежде чем отправлюсь по делам.

– Саймон…

Он бросил на нее суровый взгляд, сразу заставивший ее замолчать.

– Ты обязана доставить дочери миссис Уолкотт ее наследство. И сразу же после этого я ожидаю, что ты покинешь Лондон и вернешься в Девингем.

Подгоняемый долгом и мрачными воспоминаниями, он вышел из комнаты, прекрасно понимая, как ранят Люси его слова. Но боль Люси не шла ни в какое сравнение с теми муками, теми ранами, какие получил Фокс три года назад из за вмешательства Джорджины в их дела.