Замок на скале - Симона Вилар

Анна залюбовалась конем. Она видела, как муж притянул его к себе за повод и ласково похлопывает по крутой шее, успокаивая. Потом принесли седло. Конь вновь рванулся, словно никогда не носил на себе всадника, но Майсгрейв повис на его морде, заставляя смириться. Люди вокруг загомонили.

В это мгновение кто-то окликнул Анну. Она с неудовольствием отвернулась от окна.

– Ну что там опять, Агнес?

Перед нею стояла невысокая некрасивая девушка – рот слишком велик, нос вздернутый, мясистый, хороши были лишь глаза, огромные, карие, под длинными мохнатыми ресницами. Угольно-черные волосы девушки были небрежно прибраны, фигурка оставалась еще почти детской, но живот уже заметно выпирал. В замке ее прозвали Агнес Постоялый Двор, ибо она частенько сбегала из женских горниц и проводила ночи в башне для солдат.

Тем не менее баронесса неизменно брала ее под свое покровительство. Агнес, дочь одной из кухарок, была поразительно похожа на своего отца, беспутного Гарри Гонда, зарубленного мечами в Ньюгейтской тюрьме в Лондоне, когда Анна и Филип бежали во Францию. Агнес же, унаследовав облик Гарри и живость его нрава, унаследовала и его страсть к противоположному полу. Но если Гарри был мужчиной, воином и ему все сходило с рук, то с Агнес были постоянные хлопоты. Так и теперь, в свои неполные пятнадцать, она была беременна, причем клятвенно утверждала, что отец ребенка – Оливер Симмел.

– Вы поговорили с ним, миледи?

– Да, но он заявил, что далеко не уверен в том, что имеет отношение к твоему животу.

– Он, это он! – горячо закивала Агнес. Анна вздохнула. Она многое прощала этой беспутной девчонке ради памяти об ее отце. Незаконнорожденная дочь Гарри хотела заполучить в мужья ближайшего помощника владельца замка.

Агнес привыкла, что хозяйка к ней благосклонна, и сейчас клялась и божилась, что с Матвеева дня после Оливера никто ее и пальцем не касался и именно от него она и забеременела. Лгала, как обычно, и баронесса об этом знала, потому что поговорила и с Оливером. Разговор оказался не из приятных. Однорукий воин был так угрюм и нелюдим, что Анне подчас казалось, что он вообще не замечает женщин. Однако, когда Анна заговорила с ним об Агнес, он лишь усмехнулся.

– Да, разумеется, я спал с ней. Как и почти все ратники в замке. И скорее соглашусь лишиться второй руки, чем поведу эту потаскушку под венец.

– Оливер, – Анна теребила шнуровку рукава, почему-то будучи не в силах поднять на воина глаза, – Оливер, но ведь это дочь Гарри, и я…

– И вы позволили ей вертеть собой, как ей заблагорассудится, – со злостью закончил Симмел. – Тогда, видит Бог, вам пора начать нянчиться с доброй дюжиной остальных его ребятишек, которых добрый Гарри наделал по всей округе – упокой. Господи, его резвую душу.

У него было такое страдальческое лицо, что Анна, оставив разговор об Агнес, невольно забеспокоилась – не болен ли он. Но Оливер, ничего не сказав на это, вышел.

После этого ничего не оставалось, как сказать Агнес, что ее брак с Оливером Симмелом невозможен и что она обеспечит девушке приличное приданое, если та выберет ребенку в отцы любого, кто пожелает жениться на ней.

Но дочь Гарри вдруг заупрямилась и стала слезно молить Анну не разбивать ее сердце и еще раз поговорить с Оливером, ведь законным отцом малютки должен стать его подлинный отец. И вот теперь девушка ждала ответа.

– Он наотрез отказался. Послушай, Агнес…

– Да ведь вы и не говорили с ним! – вскинула та голову. – Я знаю, я следила за вами!

«А ведь она не только порочна, но и зла, – подумала баронесса. – Я сама в этом виновата, я попустительствовала ей все эти годы».

Она постаралась взять себя в руки. Голос Анны звучал мягко, но непререкаемо:

– Оливер не женится на тебе. И в этом ты сама виновата. Если же станешь упорствовать – родишь вообще без мужа. Поэтому поищи для себя кого-нибудь из твоих прежних возлюбленных, а приданое ты получишь такое, какого, пожалуй, и не заслуживаешь.

Анна повернулась к окну, давая понять, что разговор окончен. Агнес выбежала, сердито хлопнув дверью. Анна вздохнула. Девчонка слишком похожа на Гарри…

Молнию уже оседлали, и герцог Бэкингем легко вскочил в седло. Анна, впрочем, считала, что его светлости не помешало бы поберечься, но Генри Стаффорд всякий раз начинал кипятиться, когда она упоминала о том, что он еще не вполне здоров. Отцу Мартину это удавалось лучше, но священник с утра отправился в дальнюю деревню исповедовать умирающего, и теперь герцога некому было приструнить.

Однако когда Генри тронул коня и, сначала шагом, а потом переходя на рысь, двинулся по периметру двора, Анна вдруг перестала думать о его здоровье. Он был поистине хорош, этот любезный вельможа с лучистыми, по-кельтски голубыми глазами и смуглым лицом. Наблюдая, как ловко он заставляет повиноваться горячего коня, почти не прибегая к помощи удил, а правя лишь коленями и корпусом, Анна невольно поймала себя на том, что любуется им, и тут же одернула себя. Силы небесные, с каких это пор ее стали интересовать придворные вельможи?

Весьма недовольная собой, она поднялась в свой любимый покой, где трое горничных теснились у окна, тоже глазея, как герцог управляется с конем. При появлении баронессы все трое разом смиренно уселись в уголке и как по команде склонились над вышиванием. Анна, обычно строгая к тем, кто бегал от работы, на этот раз промолчала.

В этой комнате было очень тепло, так как, помимо небольшого облицованного мрамором камина, тепло исходило еще и от стены, за которой находился большой камин главной залы. Здесь было три больших окна с частыми переплетами, застекленными прозрачными стеклами. Мебель – орехового дерева, натертого благоухающим воском, на, полу лежал прекрасный ковер с мягким ворсом, а стены покрывали арраские гобелены ярких расцветок.

Это был самый изысканный покой в замке, и даже герцог Бэкингем не мог скрыть удивления, когда впервые вошел сюда. Он заявил, что эта комната нисколько не хуже, чем покои знатных дам на Юге, и Анна невольно усмехнулась, соглашаясь с ним.

Одно из окон располагалось в нише стены. Здесь стояли резная конторка и удобное складное кресло, в котором леди Майсгрейв работала в предобеденное время. С первых дней, когда ей пришлось взять хозяйство замка в свои руки, она привыкла справляться с этим сама и не держала ни замкового бейлифа, ни приказчика, собственноручно ведя счета арендаторов. Ее никогда не учили этому, и, возможно, она вела свои записи не по правилам, однако она хорошо ориентировалась в них, всегда зная, что и когда следует закупить, с кого получить плату или долг, когда и на что потратить деньги.