Крутые наследнички - Дарья Донцова

Та кивнула.

– Не хотите ли чашечку кофе?

– С удовольствием.

– Франсуаза, – позвала Анриетта сестру, – сделай хороший кофе для мадам. Вы какую газету представляете?

Более трудного вопроса мне еще не задавали. Названия всех французских газет разом вылетели из головы. Внезапно вспомнилось:

– «Монд», отдел уголовной хроники.

Анриетта грустно кивнула:

– К сожалению, я не могу вам ничего рассказать, сама не знаю, мне сообщили только, что идет следствие. Утром Ренальдо, как всегда, ушел на работу, а я убрала квартиру и приготовила его любимую кровяную колбасу с тушеными яблоками. Часа в четыре начала злиться – это было так на него похоже: забыть про обед и копаться в каком-то грязном моторе. Поэтому, когда мне позвонили, я распахнула дверь и собралась ругаться… Но оказалось, что это пришел ажан, а Ренальдо уже больше не придет!

Она встала и подошла к балконной двери.

– Я даже не могу похоронить его, тело еще в полицейском морге…

Анриетта повернулась, луч заходящего солнца ударил ей прямо в лицо, и я увидела, что женщина, конечно же, очень молода. Наверное, ей столько же лет, сколько и Оле, а может, еще меньше. Жаль только, что она так безобразно растолстела. Правильно поняв мой взгляд, Анриетта грустно улыбнулась:

– Я была тоненькой, как тростиночка, такой, как Франсуаза, но два года назад мне сделали операцию – и вот результат, а ведь не ем почти ничего. Во всяком случае, Франсуаза-то ест, как молотилка, и не полнеет.

– Никакая я не молотилка, – проговорила Франсуаза, входя в комнату с подносом, – просто к вечеру у меня появляется волчий аппетит. И вообще, мадам пришла сюда не для того, чтобы обсуждать наши фигуры. Что вы хотели узнать?

– Как и где вы познакомились с Ренальдо, Анриетта?

Молодая женщина улыбнулась.

– Мы были знакомы с ним всю жизнь. Наши матери – школьные подруги. Потом они всю жизнь работали вместе в одной парикмахерской и жили рядом. Я старше Ренальдо на полгода, в детстве нас часто клали в одну коляску, и кто-то из наших мам вез младенцев гулять. Им было так очень удобно – гулять по очереди. Потом мы пошли в одну школу, и уже лет в десять знали точно, что поженимся. Не припомню даже, чтобы когда-нибудь ругались. Ренальдо был очень добрым и всегда уступал мне во всем. Когда я стала полнеть, то, конечно, ужасно расстраивалась и все время пыталась сидеть на диете. А Ренальдо стал рассказывать всем нашим друзьям и родственникам, какое это счастье, что я толстею. «Всю жизнь мечтал иметь в женах толстушку, – говорил он, – полная женщина куда красивее». Он даже повел меня в Лувр и показал все эти греческие статуи: «Смотри, они очень даже пухленькие». Ренальдо очень любил меня. Он хорошо зарабатывал. Да еще приятелям чинил машины. Я отправляла ему многих своих клиентов. Я ведь в парикмахерской работаю, и у меня тьма знакомых. Так что на жизнь мы не жаловались. Вот хотели скоро другую квартиру покупать, побольше этой.

– Еще вам здорово повезло с той девчонкой, – вставила Франсуаза. – Ее отец вас здорово отблагодарил.

– Какой девчонкой?

Анриетта пожала плечами:

– Ну зачем вам эта история? Просто еще одно свидетельство, как добр был Ренальдо.

– Тем более расскажите, читателям понравится.

– Это случилось семь лет тому назад. Как-то вечером приходит Ренальдо домой – он помогал тогда отцу на аэродроме, – а я как раз приготовила ужин. Мы еще, конечно, не были женаты, но у Ренальдо умерла мать, потому я и хозяйничала у них на кухне, хотя мне и было-то всего четырнадцать. Так вот, приходит Ренальдо и приводит с собой девочку, моих вроде бы лет, только очень перепуганную и грязную – вся в машинном масле. Оказывается, к ним в ангар залезла бродяжка и хотела что-то там утащить, а Ренальдо ее пожалел и привел к себе домой – помыться и покормить.

Она, как меня увидела, стала вырываться и кричать, чтобы он ее отпустил. Испугалась, что я в полицию сообщу и ее заберет служба помощи детям-бродягам. Но я ее успокоила и повела в ванную. Потом пригляделась к ней поближе и подумала: что-то здесь не так. Бродяжка, а лицо и волосы чистые, только платье очень грязное. Да и платье, сразу видно, дорогое. В ушах у нее были серьги, на руке золотые часы, крестик дорогой на витой цепочке. Ну а когда она платье сняла, тут я сразу убедилась, что никакая она не клошарка. Тело у нее было чистое, все такое гладкое, откормленное, и белье дорогое… Я ей, конечно, ничего не сказала, а пока она мылась, устроила допрос Ренальдо. Тот признался, что девочка эта, Лиза ее звали, на самом деле из богатой семьи. Но ее отец женился во второй раз, и мачеха ненавидит падчерицу. Вот Лиза и убежала из дому. Спряталась она на аэродроме, а Ренальдо ее нашел и вот привел домой…

Вечером мы втроем решали, что делать. Оставить ее у нас было нельзя. Отцу Ренальдо мы сказали, что это моя школьная подруга, но ведь не могла же она жить у нас бесконечно? В конце концов, Лиз прожила у Ренальдо неделю. А в воскресенье вечером решила мне помочь сделать ужин. Клянусь младенцем Христом, она первый раз увидела сковородку. Я даже посмеялась над ней: «Что ж ты ничего делать не умеешь?» Она мне ничего не ответила. Я велела ей нарезать мясо и отвернулась к плите. Через секунду она тихонько вскрикнула, я обернулась и похолодела: не знаю уж, как она умудрилась так разрезать себе руку, да еще возле локтя! Кровь хлестала, как из недорезанного поросенка…

Я схватила ее, и мы побежали в аптеку. Правда, Ренальдо велел ей не выходить из дома, но ведь не истекать же кровью! Аптекарь отвел ее в заднюю комнату, потом вышел и говорит мне: все в порядке, но наверняка останется шрам, и занялся другими покупателями. А я стою и стою, как дура. Тогда аптекарь спрашивает меня: «А ты чего ждешь?» – «Да Лизу», – отвечаю. «Твоя подружка давно ушла через заднюю дверь!» Ну что делать? Я тоже ушла.

Вечером Ренальдо ужасно расстроился: «Пропадет ведь на улице». Прошло примерно полгода, он мне показывает пачку денег. Я удивилась: «Откуда столько?» А он говорит, что девчонка эта, Лиза, все-таки домой вернулась, и отец ее в благодарность за все хорошее дал ему денег.

– Он вам потом еще денег давал, – вмешалась Франсуаза.

– Ну да, – подтвердила Анриетта.

«Ну и жук же этот Ренальдо», – подумала я и почесала правый глаз. Очки свалились с меня на пол. Я нагнулась и задела шляпой за журнальный столик. Шляпа тоже оказалась на полу.

– Вы не из газеты, – медленно проговорила Франсуаза. – Анриетта, помнишь ажан сказал, что вместе с Ренальдо в ангаре была женщина, ее легко ранили.

Анриетта кивнула.

– Так это вы были с Ренальдо. – Она крепко ухватила меня за руку. – Ну-ка, лжежурналистка, отвечайте, зачем вы сюда явились в чужом обличье, что вы здесь вынюхиваете? Может, это кто из ваших дружков и убил моего несчастного Ренальдо?

И она стала наваливаться на меня своей стокилограммовой тушей. Меня затошнило – от Анриетты резко пахло анисом. Слабо сопротивляясь, я пыталась освободиться, но Анриетта с Франсуазой крепко держали меня. Внезапно острая боль прошила мне глаз, и я свалилась без чувств.

В комнате было тихо, а на моем лбу лежала мокрая тряпка.

– Слава богу, она приходит в себя, – услышала я сквозь ровный гул в ушах.

Я открыла глаза. Анриетта держала передо мной стакан с каплями.

– Выпей, легче станет.

Я глотнула жидкость – о нет, мне в глотку полилось ненавистное перно. Тошнота опять накатила на меня.

– Мы подумали, что убили тебя, – сказала Франсуаза.

Я села на диване.

– Вы были близки к этому. Чего это вы так на меня взъелись?

– А зачем ты наврала нам? – Атмосфера опять стала накаляться.

Я замахала руками:

– Ну, будет вам.

В течение часа я рассказывала женщинам, кто я и что со мной произошло во Франции.

– А я сначала подумала, что ты родом из Бретани, – сказала Франсуаза. – Вроде бы правильно говоришь по-французски, а выговор у тебя какой-то не парижский… И чем же мы можем тебе помочь?

Я пожала плечами:

– Не знаю. Опишите мне Лизу еще раз.

Анриетта призадумалась.

– Беленькая такая, глаза голубые, как пачка «Житан», довольно пухленькая, тихая очень. Да, вот еще: она вязать любила, увидела у меня корзинку с клубками и так обрадовалась!

– Расскажи ей про того мужика, – подсказала Франсуаза.

Анриетта покрылась багровым румянцем.

– Какое это имеет отношение к девочке?

– А что за мужчина?

– Да был у нас тут случай, – стала рассказывать Анриетта. – Прихожу домой, а Ренальдо по телефону говорит. Услышал, что я вхожу, и бац трубку. Я его спрашиваю, кто звонил, а он мне: «Никто». Ладно, думаю. Потом часа через два звонок. Я: «Алло, алло!» – а на том конце молчат, слышно, главное, как дышат, и молчат. Очень мне это не понравилось. Через некоторое время опять звонок. Ренальдо сам трубку взял и коротко так говорит: «Хорошо, через час, там, где всегда!» – и стал собираться. Бреется, насвистывает… Ну, думаю, выведу тебя, дружок, на чистую воду. Приревновала я его. И только муженек за дверь – я за ним. Как он только меня не заметил, не знаю. Вошел в метро и поехал в самый центр, на Елисейские Поля. Там такое бистро есть – «Ромэн». Сел, вина заказал и ждет. А я караулю, когда баба появится, чтобы ей сразу глаза повыцарапать… Вдруг, гляжу, мужик к нему подсел, приятный такой, и начали они что-то обсуждать. Я, не будь дура, поближе села, но все равно весь их разговор не слышу. Слышу только, мужик этот, Ренальдо его Яцеком называл, жаловался, что у него сейчас с деньгами негусто. «Подожди, – говорит, – пока Лиза деньги получит, тогда и тебе отдам все». А Ренальдо настаивает: «Мне деньги сейчас нужны, а то в полицию пойду, вот пусть тогда она и разбирается, зачем твоя дочь прячется под чужим именем». Поспорили они, поспорили, потом Яцек этот как швырнет на стол конверт. «На, – говорит, – подавись, только это в последний раз. Больше ни копейки не дам. Хочешь – иди в полицию, но тебе там самому худо придется». Стул отшвырнул и ушел, и Ренальдо ушел. А я мороженое съела и тоже пошла.