Час Быка (журнальный вариант) - Иван Ефремов

Фай Родис едва хватило сил смотреть на замученных раком людей, бесконечно жалких дефективных ребят, тупых, апатичных взрослых, вся жизнь которых тянулась в сумерках неспособности к работе и отсутствии интереса к чему-либо.

Увиденное потрясло закаленную исследовательницу. Она понимала, что фильмы древних звездолетов прошли специальный отбор. Люди, ненавидевшие свою планету, разуверившиеся в способности человечества выбраться из ада неустроенной жизни, взяли с собой всё порочащее цивилизацию, историю народов и стран, чтобы второе поколение уже представляло себе покинутую Землю местом неимоверного страдании, куда нельзя возвращаться ни при каких испытаниях или трагическом конце пути. Вероятно, это же чувство разрыва с прошлым заставило предков нынешних тормансиан, когда им удивительно посчастливилось найти совершенно пригодную для жизни планету без разумных существ, объявить себя пришельцами с мифических Белых Звезд, отпрысками могучей и мудрой цивилизации. Ничто не мешало бы позднее показывать фильмы земных ужасов. На их фоне современная жизнь Торманса выглядела бы сущим раем. Но стало уже опасно разрушать укоренившуюся веру в некую высшую мудрость Белых Звезд и ее олигархов. Только теперь, не умом, а сердцем поняла Фай Родис всю неизмеримую цену, заплаченную человечеством Земли за ее коммунистическое настоящее. Поняла по-новому мудрость охранительных систем общества, остро почувствовала, что никогда, ни при каких условиях, во имя чего бы то ни было нельзя допускать ни малейшего отклонения к прежнему. Ни шага вниз по лестнице восхождения, туда, обратно, в тесную бездну. За каждой ступенькой этой лестницы стояли миллионы человеческих глаз, тоскующих, мечтающих.

— Вероятно, все мы наделали ошибок, оказались легкомысленными, — закончила свой рассказ Фай Родис. — Здесь, на Тормансе, жизнь проходит тяжело и тупо, как движется человек по длинной дороге, скользкой и вязкой. И то, как поступили вы с дверью или я — с Чойо Чагасом, видится тормансианам, как чрезвычайное дело, преступление. — Родис обвела товарищей смеющимися глазами. — Мне ли корить вас? Сама испытываешь яростное желание как-то расшевелить эту чугунную монолитность, упорство и нежелание понять.

— Нас совсем уничтожили хранилища информации, — в тон ей сказала Чеди, — старинные храмы и другие брошенные помещения, набитые штабелями книг, бумаг, карт и документов, заплесневевших, иногда полусгнивших. Чтобы разобрать хотя бы одно такое хранилище, нужны сотни усердных работников, а примерное число хранилищ порядка трехсот тысяч.

— Разве лучше дело с произведениями искусства? — вставил Гэн Атал. — В Домах Музыки, Живописи и Скульптуры выставлено лишь то, что нравится Совету Четырех и их ближайшим приспешникам. Все остальное, старое и новое наравне, свалено в недоступной тесноте в запертых, никем не посещаемых зданиях. Я посетил одно и на всю жизнь запомнил груды слежавшихся холстов и беспорядочные пирамиды статуй, покрытых толстым слоем свалявшейся, точно шерсть, пыли. Холод сжимает внутренности при взгляде на эту гекатомбу колоссального творческого труда, мечтаний, надежд, так «реализованных» человечеством Ян-Ях!

— В общем уже ясно, — сказала Эвиза Танет. — Находясь здесь, мы ничего не увидим, кроме того, что нам захотят показать. Мы доставим на Землю искаженную картину жизни Торманса, и наше экспедиция принесет слишком малую пользу!

— Что же вы предлагаете? — спросил Вир Норин.

— Отправиться в гущу обычной жизни планеты, — убежденно ответила Эвиза. — На днях мы сможем снять скафандры, и металлический облик не будет смущать окружающих.

— Снять скафандры? А оружие убийц? — воскликнул Гэн Атал.

— И все же придется, — спокойно возразила Родис.

Три слоя смерти

Судно с каютой из прозрачного материала на двух сигарообразных поплавках скользило по морской глади. Длинный залив экваториального океана недаром носил название Зеркального моря. Расположенное в поясе спокойной атмосферы, ближе к хвостовому полюсу, море почти не знало бурь. Отсутствие впадающих в него крупных рек сохраняло воды первозданно чистыми, темными в глубине и ослепительно сверкающими в красных лучах светила Торманса.

Гэн Атал восхищался игрой красок за кормой, а Тивиса Хенако и Тор Лик любовались необыкновенной прозрачностью моря, после уже знакомых им мутных вод насыщенного углекислотой экваториального океана.

В трехгранном выступе каюты у рычагов управления сидели два тормансианина в лиловой униформе, безотрывно глядя вперед, и лишь изредка обменивались односложными восклицаниями.

Они держали курс на кручу бочкообразной горы, замыкавшей наиболее отдаленный хвостополюсный угол Зеркального моря. Темно-серая каменная масса, разбитая разветвленными жилами красной породы, сверкавшей сплетением кровавых артерий, казалась неприятной.

Левее, под горой, берег, заделанный в каменные плиты, выпрямлялся. За ним виднелись здания, в беспорядке отступавшие от моря. Брошенный город Чендин-Тот стоял близко от заповедной рощи — последней на планете Ян-Ях. Здесь издавна находилась область «Приверженцев Природы» — людей, не принявших всеобщей урбанизации и переселившихся в зону с нездоровым климатом. Непомерное увеличение населения планеты заставило застроить и заповедный район. Приверженцы Природы исчезли, влившись в общую массу городских жителей. Все же незначительный участок первобытного леса уцелел здесь от всепожирающего потребительства шестнадцатимиллиардного населения Торманса. Вероятно, это произошло случайно — катастрофический кризис разразился раньше, чем последняя роща была срублена. Множество городов вымерло, и те, что находились в менее благоприятных климатических зонах, никогда не заселились вновь.

Берег приближался. Земляне хотели подняться на крышу каюты, заменившую собою мостик, но провожатые энергично воспротивились. Они говорили с акцентом хвостового полушария планеты, очень быстро, проглатывая некоторые согласные. Земляне, привыкшие к четкому произношению государственных радиопередач и медлительной речи чиновников, понимали своих спутников с трудом. Выяснилось, что Зеркальное Море изобилует всепожирающими чудовищами — лимаи. Их длинные щупальца хватают с открытой палубы все живое, утаскивая в глубину, где у них идет беспрерывное сражение за пищу друг с другом. Они питаются своими же собратьями, крупные поедают меньших, но все же благодаря быстрому размножению количество их огромно.

— Удивительная аналогия с земными морями, — сказала Тивиса. — Когда в ЭРМ истребили кашалотов, размножились большие головоногие, с которыми пришлось вести настоящую войну. Вообще истребление любого вида немедленно нарушало миллионолетнее равновесие природы. В силу избирательной направленности всякого злого дела уничтожению подвергались преимущественно красивые, заметные, приспособленные к архаическим условиям жизни, а потому и невредные животные, растения, микроорганизмы. Уцелевала преимущественно вредная дрянь, иногда размножаясь фантастически быстро и буквально заливая волнами своей биомассы ошарашенных людей. Этот закон преимущественного выживания вредоносных форм там, где природа неумело коверкалась человеком, постигли на собственном опыте и тормансиане.

— Но выходит, что лимаи живут за счет самих себя? — спросил Гэн Атал.

— Если из морей выловили всю рыбу, моллюсков или чем там они еще питались, то что им осталось делать?

— Разве они не истребят сами себя?

— Истребят. Но в масштабах истории это может быть долгим процессом. Как жаль, что прекрасное хрустальное море населено мерзостью. Я хотела бы искупаться здесь, если бы не скафандр, — грустно промолвила Тивиса.

— Ты не находишь повсюду на Тормансе странную закономерность — во всех хороших местах, зданиях, даже в людях скрыто нечто плохое, — сказал Тор Лик, — произошел отбор и приятная внешность прикрывает скверную сущность.

— Да, мы видели много печального, — согласилась Тивиса, — перебиты все звери, крупные птицы, выловлена рыба, съедобные моллюски и водоросли — все пошло в пищу во время катастрофического Века Голода и Убийств. Погоня за количеством, за дешевизной и массовостью продуктов отравила реки, озера и моря. Реки высохли после истребления лесов и сильного испарения водохранилищ электростанций, за ними последовало обмеление и засоление озер. Почти повсюду пресная вода ценится не дешевле пищи. Для опреснения недостаточно энергии. Отсутствие сколько-нибудь значительных полярных шапок не сохранило запасов пресного льда.

— Но они-то сами понимают, что наделали? — не унимался Гэн Атал. — Вы виделись с учеными в биологических институтах?

— Мне думается, понимают. Но биология их архаична и сводится главным образом к селекции, практической анатомии, физиологии и медицинским ее отраслям. Даже своих животных они не успели изучить как следует, ибо они исчезли. Это утрачено уже навсегда.