Зинаида Серебрякова. Мир ее искусства - Павел Сергеевич Павлинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 4
Последние годы в России
(1917–1924)
З. Е. Серебрякова. Автопортрет с кистью. 1924. Фрагмент. Национальный музей «Киевская картинная галерея»
Политические события 1917 года не дали осуществиться многим творческим задумкам и начинаниям Серебряковой и изменили привычный ход жизни ее семьи. Остается только гадать, как мог бы развиться ее талант в мифологическом, крестьянско-бытовом жанрах и в области монументально-декоративной живописи при иных обстоятельствах.
Справедливости ради нужно отметить, что Серебряковы и Лансере приветствовали Февральскую революцию 1917 года. Мечтали о конституционной монархии, выборах, о счастливом продолжении жизни в демократической стране. Тогда никто не предполагал, что этим мечтам не суждено было сбыться.
Еще в 1905–1906 годах Евгений Лансере убеждал сомневающегося Александра Бенуа, уехавшего от беспорядков в Париж: «Я совершенно не понимаю, в чем Тебе, например, мешала бы совесть примыкать к левым. И я вовсе не стою за непременно крайних, за баррикады и т. п. Это, конечно, не наше дело. Но с другой стороны, не нужно думать, что нападать на самодержавие и буржуазию то же теперь, что лягать издыхающего льва!»[54] К 1920-м годам и Евгений, и близкие ему по взглядам Зинаида и Николай окончательно поняли ошибочность своих суждений.
Еще в феврале 1907 года, после голосования в Госдуму за кадетов, Евгений Лансере предсказывал скорое падение монархии: «По результатам выборов по всей России… чувствуется, что кадеты отстают. Что пожалуй дела пойдут усиленным темпом по совершенно неожиданным путям. Но бедный царь — где его опора?»[55] Впрочем, в отношении крайних левых (в том числе большевиков) Лансере никогда не заблуждались. В письме брату Николаю от 1 ноября 1917 года из Усть-Крестища Евгений, еще не зная точно о взятии Зимнего дворца, писал: «Какая сволочь этот Чернов, какая сволочь Ленин и вся мерзкая его клика, и, подумать только, что Шура мог сказать „тоже честный и тоже ученый“… Слухи ходят, что все правительство арестовано и что теперь Ленинское правительство; и в то же время слух, что Корнилова выпустили». Недовольны были разрухой, грабежами и насилием в Курской и соседних губерниях и Серебряковы.
З. Е. Серебрякова. Поля. 1918. © Новосибирский государственный художественный музей
В октябре оставаться жить в усадьбах стало опасно. 1 декабря в письме брату Николаю Евгений Лансере описывал ситуацию перед его переездом 19 ноября из Усть-Крестища в Дагестан: «Жить в деревне под владычеством большевиков становилось с каждым днем все противнее — уже сожгли усадьбу в 10 верстах; отношения с мужиками стали совсем враждебными»[56]. Напряженная атмосфера ощущалась и в Нескучном, несмотря на то, что конфликтов с крестьянами здесь было меньше, чем во многих других поместьях. В 1917–1919 годах Борис Серебряков работал инженером на строительстве железной дороги Оренбург — Стерлитамак — Уфа. Около 1 декабря 1917 года, понимая надвигающуюся опасность для семьи, он наконец вернулся в усадьбу. Было принято решение срочно уезжать из Нескучного. Ехать на север через неспокойный Белгород в Петербург было опасно и трудно из-за плохой работы железной дороги. Харьков уже был занят большевиками во главе с В. А. Антоновым-Овсеенко, город был переполнен, и найти там жилье было трудно. Борис и Зинаида благоразумно нашли квартиру в небольшом древнем городе Змиёв, всего в 40 км от Харькова. Туда было отправлено несколько подвод с необходимыми вещами. Около 9 декабря вся семья, вместе с Екатериной Николаевной и Екатериной Евгеньевной и детьми, выехала из Нескучного через Харьков в Змиёв. Часть картин пришлось оставить в усадьбе (они погибнут в пожаре), некоторые работы и эскизы были подарены изображенным крестьянкам, провожавшим своих добрых помещиков.
Связи с семьей у Серебряковой не было до весны. Впервые Зинаида оказалась отрезана от внешнего мира; всего в ее жизни таких периодов было два: в конце 1917 — начале 1918 года и позже — в 1940 году, когда немецкие войска захватили Париж; во время Второй мировой войны невозможно было поддерживать связь с родными до 1945 года.
4 марта 1918 года Евгений Лансере писал брату: «А от мамочки с декабря ничего не знаю и тоже только недавно получил (от 4 декабря!) ее адрес — г. Змиёв, Харьковской губ., до востребования. А то только смутно знал, что они поселились где-то „под Харьковом“».
11–12 декабря в Харькове проходил 1-й Всеукраинский съезд Советов, объявивший о создании Украинской Народной Республики Советов в составе Российской Советской Республики. Уже через несколько дней выходить на улицы Змиёва стало крайне опасно, так как 15–16 декабря в город прибыло две тысячи красноармейцев под командованием Р. Ф. Сиверса. Они быстро обнаружили и опустошили водочные склады, а также запасы теплой одежды, принадлежавшие Красному Кресту.
1918 год — наименее изученный период в творчестве Серебряковой. Работ этого времени сохранились единицы. Видимо, слишком сильным было потрясение от революционных событий в стране да и бытовые вопросы постоянно отвлекали. В апреле она писала: «Я страшно устала ничего не рисовать, но вечная сутолока делает невозможным работу». Можно предположить, что Серебрякова с детьми посещала дачу фотографа Алексея Михайловича Иваницкого на берегу реки Северский Донец, в 12 км от Змиёва. Участок земли здесь был подарен фотографу императором Александром III за фотографии, сделанные с места крушения царского поезда 17 октября 1888 года у станции Борки.
