В ОДНУ РЕКУ ТРИЖДЫ... - Осторожней с прошлым - Андрей Буторин

Я закивал. Моя догадка полностью подтвердилась! Оля приходила, чтобы найти меня, предупредить!..

– Вот видишь! – воскликнул я. – Я был прав!..

– Тогда я вообще не знал, что и думать… Первой мыслью было, что рехнулся и ты, и твоя жена. Слова деревенских жителей я в расчет не брал – ты мог им попросту запудрить мозги. К тому же, мертвое тело твоей жены они не видели. Собственно, так я думал довольно долго. Пока к нам в больницу не позвонила одна женщина… Она разговаривала с главврачом, дословно я разговора не знаю, но суть в том, что это была мать твоей супруги. Она справлялась о твоем здоровье, хотела поговорить с тобой, но ей ответили, что твое состояние этого не позволяет. Главврач был в курсе непоняток с твоей женой и осторожно спросил про нее у матери. Та заплакала и сказала, что дочь утонула. Вот тогда-то я и пересмотрел взгляды насчет твоего сумасшествия… Мне очень хотелось съездить в ваш город, но это ж почти семьсот километров!.. В общем, я ограничился звонком…

– Олиной маме?

– Нет. Я снова позвонил на ваш номер… Мне ответили. Ответила… Ольга. По крайней мере, так она мне представилась. Мне показалось, что голос ее похож на голос той женщины, у реки, но я не был уверен, ведь разговаривал с ней очень мало. Я осторожно спросил, не жена ли она Александра Балыгина. Женщина заплакала и сказала, что да… А потом поправилась, сказав, что уже не жена, а вдова. И рассказала, что ты утонул… Я подумал, что меня кто-то непонятно зачем водит за нос, но все же сказал, что ты жив и лежишь у нас в больнице в тяжелом состоянии. И бросил трубку. Потом, правда, опомнился, позвонил снова, но трубку уже никто не брал. Ни в тот день, ни в последующие… Не знаю, помнишь ли ты, что я спрашивал у тебя рабочий телефон жены?

– Не помню, – честно признался я. – Только я вряд ли сказал… Оля очень не любит, когда ей звонят на работу.

– Да нет, как раз сказал… – Николай опустил глаза. – Ведь если жена утонула… на работе ее как бы…

– Ну да, конечно, – понял я, что сморозил глупость.

– Я позвонил ей на работу, – сказал доктор. – Мне ответили, что Ольга Балыгина погибла.

Николай замолчал.

– И?.. – не выдержал я.

– И все. Я не мог понять, кто все-таки сошел с ума – я сам, или все вы. Учитывая, что вероятность одновременной потери рассудка у несколько человек много меньше, чем у одного…

– Ты решил, что сошел с ума сам? – закончил я мысль Николая.

– Ну, да. Правда, во всем остальном, что не касалось тебя и твоей жены, я чувствовал себя вполне адекватным…

– А остальные что об этом думают?

– Я больше ни с кем не делился. Главврач после разговора с твоей тещей понял, что ты говоришь правду и психически больным тебя не считал. А я не очень-то хотел, чтобы он посчитал таковым меня. – Николай улыбнулся. – Вот, только тебе я все это и рассказал.

– Спасибо… – сказал я, думая уже совсем о другом. Но Николай разговор еще не закончил.

– Так что ты думаешь по этому поводу? – спросил он. – Что ты сказал мне о своей жене?.. Ну, что она возвращалась, чтобы тебя предупредить?

– Разве не ясно? Утонул-то на самом деле я, а не она. Но Ольга не смогла пережить этого и вернулась в прошлое, чтобы помешать этому. И ей это удалось – я встретился с ней много лет назад… То есть, почти удалось. Она предупредила меня, но осторожно, не сказав ничего прямо. Лишь взяла с меня одно обещание… Но до трагедии было очень далеко, и я забыл о данном ей слове… Вот если бы она попала в это лето!.. Видимо, она не смогла запросто оказаться в нужном времени. Делала попытки, промахивалась… Поэтому ее часто встречали у реки – вот и ты тоже, – и спрашивала, не тонул ли кто из приезжих мужчин. Если слышала утвердительный ответ, повторяла попытку… А если нет – ждала меня возле реки. Разгуливать по деревне, видимо, опасалась, чтобы не привлекать лишнего внимания. Ее и так чуть ли не ведьмой считали те, кто встречался с ней… Или… русалкой… Но вот почему и как ты застал Ольгу дома, после того как она… – Сказать слово «умерла» я так и не смог.

– Видишь ли, Саша… – Николай снова достал сигарету, протянул пачку мне, щелкнул зажигалкой, выдохнул облако дыма. – Путешествовать во времени, тем более – в прошлое, невозможно.

– Но как же… – начал я, однако доктор не дал мне договорить.

– Я много думал на эту тему. Читал. И не только фантастику. Между прочим, и увлечение психиатрией мне тоже помогло в создание одной теории… Вот сейчас ты точно сочтешь меня чокнутым!..

– Да нет же! – в сердцах крикнул я. – Ну сколько можно?!

– Ладно. Ты, конечно, смотрел фильм «Матрица»?

– Разумеется. Все три части.

– Так вот… Я думаю, что кое-что в нем правда. Наша жизнь, весь наш мир – это программа… Но не такая, как в том кино. И не машины ее создали. Впрочем, неважно кто – Бог, Высший Разум… Только эта программа намного сложней, чем в фильме. И других «нас» – спящих где-то с подключенными к центральному компьютеру мозгами, – не существует. Мы – это создание программы, ее часть, ее биты и байты, куски кода, подпрограммы, наравне со всем остальным – животными, растениями, вещами, планетами, звездами, галактиками… Мы – условность, и в то же время мы – есть, мы живем, умираем, воюем, любим, ненавидим и радуемся. Но еще… Время – это тоже условность. Это такая же мнимая, запрограммированная величина, как и все остальное. Зачем-то оно показалось нужным, или просто с ним было удобней, или просто интересно, что получится… А на самом деле никакого времени нет. Поэтому и оказаться в любой его «части кода» может любая «часть кода», именуемая «человек». Хотя нет, я неправильно сказал. Не любая, конечно. Иначе в мире царил бы хаос. А программа – это организованная структура и хаос ей противопоказан в принципе. Но это очень сложная структура – и ошибки в ней неминуемы. Такие ошибки иногда случаются. Например, рождается гений – человек с ошибкой в коде… С такой ошибкой, что позволяет ему менять программу. Он и сам не всегда может понимать, что именно делает. Только он начинает вдруг творить невозможные для других вещи. Моцарт в пять лет пишет симфонии, Эйнштейна выгоняют за неуспеваемость из школы, а он открывает теорию относительности… А все потому, что они – с ошибками в ДНК, или сами ошибки… Они правят программу, как хотят, для них нет невозможного, для них не существует времени, потому что оно такая же условная часть программы, как и все остальное. Зато другие люди, видя результаты вмешательства в программу, но не понимая, что это такое, не осознавая сути, – ведь их-то программный код не сбоит, – воспринимают гениев сумасшедшими, не от мира сего… Вот тут-то и пригодились мои знания психиатрии. Взять шизофрению – раздвоение личности… Да ничего подобного! Просто такой человек не обращает внимания на время. Оно для него условность – не более того… Он может быть одновременно в прошлом, настоящем и будущем и нормально себя чувствовать. Потому что нет на самом деле никакого времени. Оно есть для программы и для тех, кто живет по ее алгоритму. И для них-то, разумеется, подобный человек – сумасшедший, больной, ненормальный… Пусть даже он и гений. Ведь зачастую говорят, что гениальность – эта то же сумасшествие, отклонение от нормы…