Жесткие вещи - Брэндон Форд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через ее жилистую спину была перекинута огромная сумка. Мешок частей тела, кусков и комков, рассыпавшихся волос, окрашенных в новый красный и древний коричневый цвета. Она бросила его в центр группы мужчин и показала, что задняя часть ее серой рубашки без рукавов стала прозрачной от пота. Она кровоточила в форме бабочки или запутанной женской анатомии. Кто-то протянул руку и прикоснулся к мокрой ткани, затем приложил палец ко рту.
Это, должно быть, был Сириус. Из всех мужей Вивен он всегда был самым привязанным. Он предпочитал сидеть в ее тени, пока другие ели, упуская из виду драгоценные органы, которые они разрывали первыми. Печень, самая вкусная из всех частей. Легкие, в которых хранятся последние слова мертвых. Но Вивен наслаждалась его бледной и хрупкой одержимостью. Они перемалывали кости и выплевывали костный мозг. Иногда ночами, когда она не охотилась и не трахалась, когда она, наконец, находила время поспать в своей набитой соломой могиле, она притягивала его к себе и погружалась в сон; ее горячее дыхание отражалось от его кожи обратно к ней.
Кафер прокрался к сумке и вытащил из нее отрубленную руку. Первобытный, суровый, мрачный и угловатый; он был первым мужем Вивен и первым претендовал на все барахло в сумке. Они с Вивен случайно оказались в объятиях друг друга всего через несколько месяцев после того, как она впервые начала бродить по пустыне, одинокая, как призрак. Ее изгнали из города, когда ей было двадцать лет, много жизней назад. Голод поразил ее молодое "я", и она потворствовала ему, зная, что за этим последует изгнание. Он уже много лет прожил в одиночестве, питаясь тем, что оставляли после себя стервятники. Иногда убивал змей, чтобы дать им сгнить на солнце, прежде чем съесть их. Он был как лишнее ребро, которое никогда не вставлялось, куда бы он ни шел. Постепенно они вдвоем собрали других отверженных. Отвратительные мужчины стекались к ней, улавливая ее сочный запах за много миль. Лист черной смородины, корица и кедровый спирт. Мирра и все другие вкусные приправы. Но Кафер всегда будет занимать особое положение в качестве ее первого.
Все остальные были по-своему особенные. Птоломей - оборванный и молодой, длинноногий и всегда голодный. Бездонная яма для трупов. Александр - стар, но элегантен, он постоянно и грациозно проигрывает в кости. Он говорит, что ему был дан самый маленький дар пророчества в обмен на жизнь, полную невезения. Единственное, что их всех объединяло, - это их голодная гибель в пустыне.
Так много молодых людей однажды просыпались в городах со странным голодом, пылающим в их кишках. Bсех их называли упырями и загоняли в пустыню. Так много молодых мужчин и так мало молодых женщин. И только женщины, кажется, обладают тем компасом, встроенным между их ушами, который побуждает их двигаться вперед и вперед. Доброжелательная Вивен - их сокровище, их возлюбленная и их кормилица. Из пятерых только она может слышать бесцветный шепот мертвых, погружающихся в загробную жизнь.
Когда Кафер закончил есть, остальные собрались вокруг трупа. Другие женщины с ликованием сталкивали своих мужчин друг с другом, позволяя выжить только одному или двум сильнейшим. Вивен, проницательная Вивен, предпочиталa собирать как можно больше. Она посмотрела, как ее слюнявые мужья едят, и облизала свои губы. Они сдирали полупрозрачную кожу и впивались в мышцы и вены. Это конкретное тело не было забальзамировано в соответствии с обычными традициями, редкое удовольствие. Каждый орган все еще был внутри, целый, нетронутый ни опилками, ни спиртом. Сердце, желудок, почки; одна за другой все эти сладости попадали в рты.
Это был долгий сухой сезон пустых желудков, полых чаш и паровых облаков. Их сейчас едва хватало, и не было воды, чтобы смыть всё. Когда Вивен пришло время есть, остался только мозг - единственная жертва, которую она всегда требовала, чтобы они ей приносили. Вкус был такой, как она помнила, когда пробовала сливки на маленькой козьей ферме рядом с огромной рекой.
Кафер подошел к ней бочком и вытер серую липкую массу o пряди спутанных волос, падающих ей на лицо. Ее ребра торчали из тонкой белой сорочки, и он погладил каждое по отдельности. Кажется, она должна была скрипеть при ходьбе, должна была звучать, как ржавые ворота, но она всегда двигалась бесшумно. Кафер, с другой стороны, делал большие гулкие шаги, как крик выпи в ночи, и оставлял глубокие отпечатки ботинок, где бы он ни шел.
Он пах органами и железом, кровью и всеми остальными красными частями смерти. Она уткнулась носом ему в плечо и вдохнула. Медленно она опустила лицо вдоль его туловища. Кончик ее носа касался всех неровных линий его мышц, грудной и прямой мышц. Затем вниз, через бездонную полость его живота к линии, где встречаются его бедро, пах и туловище. Она вдохнула запах этого треугольника, потного белья и запекшейся крови.
Он cхватил ее за волосы, его руки были липкими от внутренностей. Он сжaл их толстыми горстями, пока она снималa с него штаны. Она жаждала кровавой бойни и плоти, это было всей ее жизнью, даже когда она в одиночку шла по пустыне. В жизни всегда было слишком много ртов и слишком мало тел. В данный момент это было небольшое утешение.
Утешение было в изнуряющем члене Кафера, ударяющегося о заднюю стенку ее пыльного, покрытого волдырями горла. Вход-выход, вход-выход... Ее верхняя губа треснула и начала кровоточить. Вход-выход, красная струйка. Она чувствовала вкус горькой жизни в своей собственной крови, едкой и дымной, но все равно это заставляло ее сосать жаднее и быстрее.
Гром, - Вивен задумалась. - Гром и туча, полная дождя. У нее были далекие воспоминания о дожде, о настоящем дожде, а не о капающих струях, которые небо здесь иногда достаточно щедро выпускалo. Внутри этой мысли, как далекий шторм, Кафер кончил ей в рот. Она стала глотать смесь спермы и крови, еще больше кислого и неприятного вкуса живых. Однако на какое-то время ее желудок обманывают, заставляя поверить, заставляя поверить, что это нечто иное, чем высасывающая яма пустоты.
Лениво, нерешительно он засунул руку ей под платье. Какой-то звук на ветру отвлек ее, и она оттолкнула его. Где-то далеко был
