За секунду до взрыва - Екатерина Польгуева

– Черт, свечка на меня капает, – я неловко переставила подсвечник на другой конец стола, и угол, где сидела Милка, стал совсем темным. К счастью, никто, кажется, моей хитрости не заметил. Милку и Томаса больше занимала история Деда, чем якобы капающая свечка.

– Так что, неужели поверил? – снова поинтересовалась Милка из темноты.

Дед пожал плечами:

– Сперва-то, конечно, нет. Как такому поверишь! Тем более Мишка рассказывал, что потом сколько ни искал этот домишко, так и не смог найти. И специально под Рождество и новогодние праздники ходил ведь, а ничего! Ну вот, и я не верил, а потом случилась беда. У отца моего. Я не буду рассказывать какая, ладно?

Все торопливо согласились, знали же, что отец у Деда умер. Да и без того бед хватало. Хотелось не о плохом, а о сказке.

– Ну я и решил: если есть на свете человек, которому очень нужно сегодня чудо, так это я. И пошел искать Деда Мороза, тем более что до Нового года три дня оставалось.

– И нашел? – не выдержал Томас.

– Представь себе – нашел. Пошел вокруг озера, вышел к домику. Все, как Мишка и рассказывал. Только я уже не боялся. Дед сидел за столом, знал, как меня зовут и зачем пришел. Представляете, я и рта открыть не успел, а он мне: «Здравствуй, Александр. Знаю о твоей просьбе, но помочь не могу!» Я просто… Ну даже не знаю! Если бы не нашел Деда, тогда ладно, Мишке ведь и правда примерещиться могло. В конце концов, элементарная логика подсказывает, что никакого особого чуда с ним не случилось. В шахматы он и до этого хорошо играл, да и учился лучше всех в классе, просто у папочки его заморочки всякие были. А тут Мишка стал старше, увереннее в себе, потому все и начало получаться.

Но дом – вот он, Дед – передо мной. Значит, признал, что очень мне нужно чудо. А исполнить не хочет. Это же в тысячу, нет, в миллион раз обиднее! Я чуть ли не со слезами спрашиваю Деда, почему. А он говорит, что на такие чудеса, которых я хочу, способны только сами люди. Ну или не способны. Так что отец, он только сам может выбраться. И у него, наверно, получится, потому что знает же он, какой у него сын, как любит его – и как ждет. Тут мне стало полегче. Вроде как не совсем зря я к Деду пришел. А когда совсем уже собрался уходить, он и заявляет, что желание-то и не отменяется. Мне тогда только одно нужно было, чтобы отец вернулся, ни о чем другом я и думать не хотел. Вот и попросил первое, что в голову ударило: чтобы никакой мороз никогда мне не был страшен. Кое-какой смысл в этом был: не хотел я, чтобы меня, как Мишку, под деревом замерзающим нашли, а потом говорили, что все это мне в бреду привиделось. Правда ни снега, ни мороза в тот год и не было, но все-таки зима же!

– И что? Ты-то не в больнице очнулся?

– Нет, не в больнице. Вышел из дома – и к себе. А там мама в слезах. Я так испугался, а она: «Что ты, что ты, теперь уже все хорошо, папа скоро вернется!»

– Значит, помог Дед? Или напрасно надеялись? Ты же говорил, что отец умер? – нарушила я опять воцарившееся молчание.

– Что ты! Совсем не напрасно. Тогда и впрямь все хорошо получилось, просто чудо какое-то. Только не чудо и не Дед: отец действительно сам. Не один, конечно, отец, там и другие, – Дед на мгновенье запнулся, – люди участвовали. Когда он вернулся, я всем про Деда рассказал. И ему, и маме, и гостям – целый дом народу собрался, чтобы отметить возвращение.

– И как, поверили?

– Не-а! Хотя мне-то все равно было, главное – отец дома, живой. Одни говорили – выдумываю. Другие логическое объяснение искали, вспомнили даже, что на берегу озера старый рыбак жил в лачуге, а недели три назад помер, а дом его снесли, потому как никому не нужен. Вот вроде как я к нему на огонек и зашел. Ну а отец сказал, хочет верить человек в Деда Мороза – пусть верит. Знаете, ко мне ведь и прозвище это тогда привязалось. А еще – с тех пор я вообще никогда не мерзну!

– То-то даже в мороз без перчаток ходишь!

– Да я и без куртки могу! Не верите?

– Верим, верим! А Мишка этот часом не Михаил Громов, что прошлой весной чуть не стал чемпионом мира по шахматам? А через годик-другой наверняка станет! – неожиданно спросил Томас.

– Он, а как ты догадался?

– Да я ж шахматы обожаю! Ух ты, повезло тебе, Дед, с самим Громовым в друзьях! Только странно, вроде бы он из Райана, а не из Синереченска. Я про него много чего читал и в специальном журнале шахматном, и в инете. И партии его лучшие разбирал. Эх, еще немного, и он этого заносчивого Штокмана сделал бы! Ну ничего, скоро матч, отыграется!

Ну надо же, наш Томас увлекается шахматами! Кто бы мог подумать? Хотя почему бы и нет? Как, оказывается, мы мало знаем друг о друге.

– Так что же там с Райаном, не знаешь?

– Да все просто. Родители у него развелись и разъехались, когда Мишка маленький еще совсем был. Мать в одном городе, отец – в другом. А Мишка то там, то там, потому как оба над сыночком тряслись. Он, бывало, в школу ходит полгода в Райане, полгода в Синереченске.

– Да, что-то такое мне о нем попадалось. Хотя… Ну да ладно, все равно не помню точно! Интересно, где он теперь? Что делает? Сперва вон как им гордились: еще бы, гражданин Республики чуть не стал чемпионом мира по шахматам. А теперь молчок, потому как русский…

– Он вроде бы в Берлин уехал учиться? – это уже Милка. Надо же, и она в курсе шахматной жизни. Нет, я, естественно, тоже о Громове раньше слышала, но без таких же подробностей.

– Уехал. А потом вернулся. Сказал, не могу быть далеко, когда на родине – война, – как-то резко, даже зло откликнулся Дед. – В Райан его не пустили, сказали: теперь ты не чемпион и почетный горожанин, а оккупант. Убирайся, сказали. В доме твоем теперь другие люди живут, добропорядочные граждане из Синереченска. Он туда и подался. Там мать и отец наконец съехались, потому как в Райане теперь русским не жить. Ну а Мишка в артиллерию армии РОСТ пошел воевать. Вот так.

И снова навалилась на наш до этого веселый уголок в темной таверне невеселая тишина. Молчал Дед, молчали Милка и Томас. И я молчала. А что тут скажешь, если даже мне, меньше всех из нашей компании знавшей о шахматных достижениях Республики, сделалось горько и обидно. Все же и я про Громова слышала, а теперь, значит, бывшая гордость Республики стреляет по Городу из своей артиллерии.

– Откуда знаешь? Может, вранье все, сплетни? – нарушил, наконец, тишину Томас. Для него, видно, Громов и правда звезда, не хочется разочаровываться.

Дед в который уж раз за этот вечер вздохнул:

– Не вранье! Мы с ними по электронной почте переписываемся. Когда он в Берлине был, и до этого, когда в Город учиться поехал, и когда со Штокманом играл. Ну, переписывались, точнее. Я, когда к Марте прихожу, если инет работает, первым делом к компьютеру. Только давно уже писем нет. Последнее в ноябре еще получил…

– Дед, зачем сразу о плохом думать? С интернетом вон как хреново, – заговорила Милка. – И там, у них, наверное, тоже. Да и времени писать на войне мало. А может, не хочется.

– Может и не хочется. Я вот что… Томас, только честно скажи, что думаешь, не надо меня успокаивать! Мишка – человек известный, – Дед аж перегнулся через стол, чтобы разглядеть лицо Томаса. – Если что, ведь сказали бы уже про него, как ты считаешь?

– Сказали бы, ясное дело! Права Милка, мало ли, почему не пишет. Жалко только, что нового матча не будет. Хотя вдруг к августу война уже закончится и будет все как раньше.

Говорят, что чужая зевота заразительна. Вздыхания, как выяснилось тоже. По крайней мере, я от Деда заразилась, тоже вздохнула:

– Хорошо, если закончится. Только как раньше уже не будет.

– Ну пусть не как раньше, лишь бы закончилась! – снова заговорила Милка. И тоже вздохнула.

– Ладно, – вмешался Томас. – Развздыхались тут, как старые деды и бабки. А у нас только один Дед, вот он пусть и вздыхает. Милка, теперь твоя рождественская история. Рассказывай!

– Это случилось два года назад, я уже здесь, в гимназии училась, в пятом классе. Помните, когда к рождественскому балу пятых-седьмых классов готовились.

– Ага! – сказали хором мы с Томасом.

– Тогда еще все проголосовали, что без карнавальных костюмов на бал пускать не будут. Ну вот, а у меня никакого карнавального костюма. Маму в начале декабря уволили, точнее, та фирма, где она работала, обанкротилась. И даже зарплату за последние два месяца не заплатили. В общем, денег нет, а на бал хочется ужасно.

Тут я не выдержала:

– Погоди, Милка! А в чем проблема? Деньги ни при чем, разве сложно самой что-нибудь смастерить? Тем более тебе! Ты же шьешь классно, все знают.

– А ты вспомни свой-то костюм. Сама смастерила?

Ну я вспомнила, конечно, как тут забудешь. Костюм у меня был классный: девчонки-волшебницы из популярной детской книжки. Особенно волшебная палочка, которая устраивала фейерверки, превращала специально прилагавшуюся шкатулку в усатую мышь и даже пела моим голосом. Понятно, сам такой костюм не сделаешь – папа где-то достал, пообещал, что ни у кого такого не будет. Ни у кого и не было! Наверняка, первое место бы занял, если бы не Леди Икс.