Полуночный Сокол - Дэвид Геммел

Трудно описать реакцию жителей Города на случившееся. Аппиуса арестовали, отдали под суд по обвинению в преступной халатности, но потом вместе с тремя другими офицерами оправдали. Вся тяжесть народного гнева упала на погибшего Валануса, который, как было объявлено, вывел пятнадцатитысячное войско против миллионной армии противника. Это была такая явная бессмыслица, что Аппиус отказывался в нее поверить, но люди поверили. Гордость не позволяла им даже предположить, что армию Города смогли разбить всего тридцать тысяч ригантов. Никто не захотел узнать правду, никто, кроме Джасарея, да и тот — тайком.

Аппиус вспомнил день, когда генерал, тогда еще не император, позвал его к себе в дом и заставил вспомнить каждый момент битвы, набросать расположение армий, припомнить тактику каждой из сторон. Сначала риганты перебили всех разведчиков-ценийцев, и армии Валануса пришлось действовать вслепую. Затем отряд варваров отрезал колонну с провизией, перебив возничих. В конце концов объединенная армия ригантов, норвинов и паннонов под командованием Коннавара окружила Валануса на Когденовом поле.

— Я сам обучал его, — отозвался Джасарей, и Аппиусу послышались нотки гордости в его голосе.

— Вы обучили его слишком хорошо, — заметил Аппиус, — нам нужно быстро собрать новую армию и взять реванш.

Джасарей покачал головой:

— Всему свое время. Люди напуганы поражением и больше не доверят совету принятие важных решений. Я тоже не доверяю совету. Мне кажется, городу нужен один правитель, его судьбой должен распоряжаться один разум.

— Ваш разум, генерал? — спросил Аппиус.

— Если меня попросят, будет непатриотично с моей стороны отказываться. А с кем ты, мой старый друг?

— Как и обычно, учитель, с вами.

— Я не ожидал ничего другого, — признался Джасарей.

Колесо наехало на камень, и повозка покачнулась. Аппиус придержал лошадей. Впереди уже виднелся мост, деревянное сооружение около пятидесяти футов шириной.

Он встал на сторону Джасарея, который на его глазах стал императором. Но когда в опасности оказалась его собственная семья…

— Не верь императорам… — прошептал он.

— Папа, ты что-то сказал?

— Нет, я просто думал вслух.

— А Барусу достанется за то, что мы будем жить в его доме? — внезапно спросила Лия.

— Нет, с ним все будет хорошо. Мы не беглецы, Лия. Никто не выписывал ордер на наш арест. Мы не совершали преступлений.

— Но мы знали, что за нами придут, когда убегали.

— Мы не убегали, — отрезал Аппиус. — Мы попросили у императора позволения покинуть Город, и он разрешил. Это все, что он смог сделать для нас. Так что мы не убегали.

— Ты злишься, а это тебе не идет. Все равно, мы уехали глухой ночью, в то время как все наши друзья в тюрьме.

— Из моих друзей не арестовали никого, Лия. Я никогда не разделял и не буду разделять эти глупые идеи.

— Мне они не кажутся глупыми, — возразила она, — и не думаю, что их считал глупыми Исток Всего Сущего.

— Ну да, он настоящий бог, этот Исток. Всех, кто в него верил, приговорили к смерти, а он и пальцем не пошевелил. Но хватит спорить. Я уже много раз обсуждал это с Пираэ.

При упоминании имени жены и матери оба замолчали. Аппиуса не было в Городе, когда ее арестовали Кровавые Монахи, — он был на восточной границе, где вспыхнул кровавый мятеж. Он опоздал и на заседание суда, и на казнь. Пираэ не пожелала раскаяться, она смело смотрела на обвинителей, называя их «никчемными людишками».

Как странно, что женщина, которая всю жизнь гонялась за запрещенными удовольствиями, встретила смерть с достоинством и отвагой. Аппиус взглянул на Лию. Она не была его дочерью. Ее зачал один из многочисленных любовников Пираэ, даже она сама не знала точно, кто именно. Тем не менее Аппиус любил Лию больше всего на свете. Она словно солнце озаряла его жизнь, словно свежий ветер наполняла душу.

Пираэ изменяла ему при каждом удобном случае. Упрямая и избалованная, она истратила большую часть его состояния на вычурно-дорогие наряды, атлас и шелка, расшитые драгоценностями мантии и всевозможные безделушки. Никогда в жизни она не проявляла ни малейшего интереса к чему-либо серьезному. И вот теперь, в сорок лет, она противостояла мощи Кровавых Монахов и не сдалась, понимая, что они ее убьют.

— А все из-за дерева, — произнес он вслух.

— Почему это дерево так тебя расстраивает? — удивилась Лия.

— Что?

— Ты опять говорил о дереве.

— Не знал, что говорю вслух.

— Дерево просто символизирует силу Истока Всего Сущего, свободный дух, который льется вверх, вниз, во все стороны, наружу и внутрь, в зависимости от времени года. С поклонением деревьям это не имеет ничего общего. Все это глупая ложь, выдуманная Монахами.

— Как ты не понимаешь? — возразил Аппиус. — Власть в Городе находится в руках Монахов. Противостоять им глупо и опасно. Видишь, в какой дыре мы оказались?

— Я бы с радостью осталась, — напомнила Лия.

— Зачем, чтобы умереть?

— Некоторые вещи стоят того, чтобы из-за них умирали.

— Да, но только не деревья.

У моста повозка остановилась. Аппиус поднялся на козлах и посмотрел, как река неистово проносится между опор моста, запущенного и ненадежного. Лошади вступили на деревянный настил, а внизу, в черной пенящейся воде, по течению неслась огромная, распухшая туша буйвола. Внезапно туша с силой врезалась в одну из опор, та согнулась и отлетела. Повозка покачнулась, Аппиус поднялся и еще раз хлестнул лошадей кнутом. Испуганные лошади рванули вперед по накренившемуся мосту, но тут мост обвалился. Аппиус вылетел из повозки, ударился головой об опору и, потеряв сознание, упал в воду.

Большую часть дня Бануин чувствовал себя несчастным, и не только из-за свистящего ветра и проливного дождя. Он плохо спал, его сны были полны тревог и унижения. К счастью, он почти ничего не запомнил, но одно из видений все же отпечаталось в его сознании. Он стоял голый посреди Города, и все смеялись над ним. В глубине души он понимал, чем навеян этот сон, и чувствовал себя предателем.

Депрессию и кошмары вызвало не что иное, как предложение Бэйна отправиться с ним в Камень. Бануин собирался купить подходящую одежду, постричься и поступить в университет, то есть стать настоящим гражданином и влиться в жизнь чудесного Города. Конец издевательствам, насмешкам и страданию! Бануин мечтал стать ученым и посвятить свою жизнь науке и философии. И вот теперь он едет в город своей мечты в компании человека, не контролирующего свое поведение, истинного риганта.

Но ведь именно Бэйн защищал его в детстве, несмотря на то что его самого за это возненавидели сверстники. Бануин весь извелся и чувствовал себя негодяем.