Самые желанные женщины. От Нефертити до Софи Лорен и принцессы Дианы - Виталий Вульф

Секрет успеха Мэй Уэст был в том, что она говорила о таких вещах, которые близки всем — и о которых никто, кроме нее, не говорил, и делала это с блестящим остроумием и вкусом. В отличие от более поздних секс-богинь она никогда не обнажалась в своих фильмах, да что там, она даже целовалась очень редко. Но то, что она показывала — плечи, линии тела, руки, глаза, вкупе с волнующим голосом и особыми интонациями заставляли всех в зрительном зале думать только о ней. Мэй не без кокетства называла себя копией Венеры Милосской: «Разница лишь в том, что у меня есть руки, и я знаю, что ими делать. И я далеко не мраморная!» Вокруг нее вились многочисленные слухи о разбитых ею сердцах, о покоренных мужчинах — среди них были известные политики, банкиры, спортсмены, и она никогда не возражала, хотя большая часть таких историй была выдумкой. Мэй Уэст свято блюла свой имидж страстной сексуальной женщины и практически никогда не говорила о своих любовниках, считая, что в глазах публики она должна оставаться всегда свободной для нового мужчины.

Но такая провокационная слава не могла не вызвать противодействия у блюстителей нравственности. Католическая церковь устраивала специальные акции с требованиями убрать Мэй Уэст с экранов, пуритански настроенные американцы срывали ее плакаты и осыпали очереди на ее фильмы гнилыми помидорами, а моралисты забрасывали боссов Paramount Pictures гневными письмами. Исследователи считают, что печально знаменитый «Кодекс Хейза», свод требований, устанавливающих правила приличия в американском кино, был обращен во многом против лично Мэй Уэст. Отныне в американских фильмах не целовались дольше трех секунд, любящие семейные пары спали исключительно на отдельных кроватях, а ковбои, которым было запрещено ругаться, стали говорить изысканным литературным языком. Но у Мэй нашлось оружие и против Кодекса: она стала наполнять свои сценарии таким количеством двусмысленностей, прикрытых откровенно неприличными фразами, что цензоры, старательно вымарывая последние, первые просто не замечали. Все ее знаменитые фразы того времени были смешны и провокационны не сами по себе — в буквальном значении они были практически невинны — но благодаря ее фирменной интонации и выверенным выразительным жестам. Ради таких фраз ее поклонники снова и снова шли на фильм, чтобы иметь возможность лишний раз убедиться, что им не показалось — и Мэй и вправду имеет в виду то, что они подумали. Мэй со свойственным ей цинизмом замечала: «Я благодарна цензуре — она сделала меня богатой».

Надо сказать, что богатой ее сделала не только цензура. В голливудские годы Мэй очень удачно начала заниматься сделками с недвижимостью — однажды она заработала пять миллионов долларов, вложив всего шестнадцать тысяч. Слухи о ее благосостоянии распространились по всей стране, вызвав новый скандал, в котором, по правде говоря, была виновата она сама: в середине 1935 года в Голливуде появился ее забытый муж, Фрэнк Уоллес, который на вполне законных основаниях требовал свою долю «их» совместно нажитого имущества. Лишь через два года Мэй призналась, что действительно выходила за него замуж, и в 1942 году супругов, которые не прожили вместе и недели, законно развели. Денежный вопрос Мэй решила втайне — никто так и не узнал, во сколько обошлось ей давнишнее замужество.

Но неприятности продолжали донимать ее. Ее первое появление на радио в декабре 1937 года — она сыграла два скетча, один из которых был про Адама и Еву в Эдеме, — вызвало огромный скандал: зрители были шокированы тем, как вольно Мэй Уэст, которая вообщето не была автором скетча, обращается с Библией, да еще в воскресенье, так что Мэй еще десять лет вход на радио был запрещен, а вышедший в то же время фильм «Каждый день праздник» не имел такого успеха, какого заслуживал. Из-за постоянных проблем с цензурой фильмы Мэй Уэст становились все более вымученными и неестественными, и следовательно, не имели прежнего успеха у зрителей. Последним ее триумфом был фильм 1940 года «Моя маленькая синичка», снятый на студии Universal, где вместе с Мэй играл знаменитый комик У. Си Филдс. Автором сценария снова была Мэй — она играет женщину с весьма сомнительной репутацией, которая вступает в фиктивный брак, дабы войти в приличное общество, а Филдс играл мошенника, за которого она выходит замуж. Две звезды, не привыкшие ни с кем делить свои фильмы, Мэй и Филдс не сработались с самого начала: его раздражало поведение Мэй, ему казалось, что она задалась целью захватить все экранное время, а она не выносила его пьянства. В контракт даже вставили пункт, согласно которому Филдса, если Мэй только учует исходящий от него запах алкоголя, могут прогнать с площадки. Злые языки говорили, что единственным способом получить Мэй и Филдса в одном кадре было снимать их по отдельности, а затем монтировать. Фильм имел оглушительный успех, но следующий — «Жар не остановить» — провалился в прокате. Впрочем, в этом не было вины Мэй Уэст: она согласилась сниматься лишь по просьбе своего друга Грегори Ратоффа (вместе с которым работала еще в картине «Я не ангел»), даже не читая сценария, который оказался отвратительным, и хотя во время съемок пыталась хоть как-то улучшить ситуацию, у нее ничего не вышло.

Провал «Жара» подтолкнул Мэй к давно уже назревавшему решению: оставить кинематограф, где цензура жестко контролировала каждый ее шаг, и вернуться обратно в театр. В 1944 году она прогремела на Бродвее с постановкой собственной пьесы «Екатерина была Великая» — весьма своеобразным изложением истории русской императрицы Екатерины Великой. Мэй играла Екатерину в окружении высоких мускулистых красавцев (каждый из которых, по слухам, был ее любовником не только на сцене), а на все упреки в «неисторичности» постановки отвечала: «Екатерина была великая женщина, она многое сделала, и у нее было три тысячи любовников — но это за всю жизнь. А у меня было только два часа времени!» Выбор героини был предопределен еще одним увлечением Мэй Уэст: она интересовалась спиритуализмом и искренне считала себя реинкарнацией Екатерины II. Потом было еще несколько пьес, пользовавшихся большим успехом — в том числе возрожденная «Алмазная Лил», с которой Мэй Уэст даже съездила на гастроли в Великобританию.

Закончить театральную карьеру ее вынудила очередная утрата: в апреле 1954 года умер ее верный друг и бывший любовник Джим Тимони, который последнюю четверть века был ее управляющим и доверенным лицом — во всех вопросах, кроме личной жизни. Его ревнивый и собственнический характер, по признанию самой Мэй, не позволял ей распространяться о своих любовных связях, хотя на самом деле их, как считают многие историки, было далеко не так много, как говорили. Мэй всю жизнь работала как каторжная, и для романов у нее оставалось не так уж много времени. Она сама признавалась в интервью журналу Playboy: «Я никогда не позволяла чувствам влиять на мою жизнь или затрагивать меня лично. Чувства — это слишком большая роскошь для деловых людей, и я не раз убеждалась на чужом опыте, к каким катастрофическим последствиям это может привести. Я всегда должна была непоколебимо стоять у руля своей карьеры».