Кутюрье смерти - Брижит Обер

— Я горю, Мелани, горю!

— Но, капитан, не сейчас же!

Коротышка нервничал. Его мучил голод. Жуткий голод. Он метался по гостиной, пиная пустые банки из-под пива. Он не мог усидеть на месте. Взял ключи, лежавшие на столе. Вышел. Ночь была жаркой. Липкой. Он направился в район порта.

Разбитые пивные бокалы перед стойкой бара. Музыка, оглушительными волнами льющаяся из открытых машин. Лица, блестящие от пота и косметики. Хохочущие немцы. Взвинченные байкеры на грани стычки. Цветочницы с охапками роз, монотонно расхваливающие свой товар. Какой-то тип, фальцетом тянущий фолк, его завывания перекрывал саксофон, на котором играли перед соседним баром. Грохот мотоциклов. Перебранки. Свист. Плач ребенка.

Коротышка не торопился, изучал. Вдруг он замедлил шаг. А вот это интересно… Посреди улицы, пошатываясь, стоял старик горбун, почти карлик, и распевал во всю глотку оперную арию. Взгляд коротышки переместился с горбуна на блондинку со скульптурными формами, в красной мини-юбке, которая потягивала за столом коктейль. Квазимодо и Эсмеральда, слившиеся в единое создание, — мечта любого скульптора!

Горбун замолчал, прикуривая сигарету от зажигалки с голой девицей, уверяющей: «Я люблю тебя». Чтобы познать любовь, нужно полное слияние, усмехнулся коротышка, машинально теребя медальон со святым Христофором. Скоро он это узнает.

Старик с трудом нащупал карман, трясущимися руками положил туда зажигалку и двинулся с места: правая нога скользила в одну сторону, левая — в другую, этакий горбун-конькобежец, дрейфующий по асфальту, прежде чем пристать к «Морскому бару» в глубине порта и окунуться в дымную атмосферу кабака.

Коротышка удовлетворенно затянулся в последний раз сигаретой, отбросил ее и направился к высокой блондинке. Она тянула неизвестно какой по счету коктейль, постукивая длинными пальцами с накрашенными ногтями по желтому пластику. Коротышка встал рядом. Блондинка подняла глаза на этого ублюдка с обиженно надутыми губами, насвистывавшего грустную мелодию. У нее были широкие скулы, ярко-красный рот, синие круги под глазами, квадратные, хорошо пригнанные друг к другу зубы, широкие челюсти.

Коротышка достал бумажник, не глядя на девицу, пересчитал деньги. Она тут же загасила сигарету и встала. Он двинулся вдоль набережной. Она следовала за ним, недовольно ворча. Ее красная мини-юбка покачивалась, как парусник на морских волнах. Сегодня — мой день поэзии, весело подумал он.

За портом, на краю мола, был паркинг. Большой паркинг. Почти пустой. Люди пользовались им днем, когда шли на пляж. Ночью это было место встреч подгулявших геев, пар, подыскивающих себе партнеров, или любителей приключений… Никто не интересовался, чем именно вы занимаетесь в тени пальм. В конце паркинга, там, где кончался мол, был маяк, который выплевывал короткие очереди света на тихую воду.

Блондинка слышала стук собственных каблуков по цементу. Он что, ее на рыбалку зовет, что ли? Ладно, после этого — домой, на сегодня хватит. Завтра Лола приведет ей мальчика, они пойдут в кино. Она купила ему ролики. Тысяча франков! Три вчерашних клиента!

Коротышка обернулся, поджидая ее. Ничего не видя в темноте, она налетела на него. К сожалению.

Ему и правда оказалось достаточно чуть приподнять руку, чтобы лезвие вошло ей в живот на добрых десять сантиметров. Другой рукой он прижал ее к себе. Издалека их можно было принять за обнявшихся влюбленных.

Блондинка воззрилась на него с удивлением. Она было открыла рот, чтобы позвать на помощь, но вместо крика оттуда вырвался тугой фонтан крови, капли которой попадали в его сладострастно приоткрытые губы. Коротышка повернул лезвие: живот ее был мягким, и лезвие легко поднялось до грудины, разрывая все на своем пути.

Светлые глаза блондинки смотрели на него с укором и отчаянием, веки судорожно хлопали, кровь, пузырясь, толчками вытекала из ее открытого рта. Взгляды их встретились, и он смотрел, как она умирает у него на глазах.

Впервые его жертва умирала в полном сознании, глядя ему в глаза. Новый опыт, всю сладость открытия которого он тут же оценил. Он видел, как в зрачках, устремленных на его лицо, сменялись самые первобытные чувства — ужас, боль, ненависть, недоверие… Потом, неожиданно, зрачок застыл. Ему даже захотелось окликнуть: «Эй, есть кто-нибудь?» — но он знал, что никого уже нет. Фантастика!

Оседая, блондинка медленно сползала к земле, удерживаемая мускулистыми руками коротышки. Обхватив ее за талию, он дотащил тело до скал в конце мола — нагромождение камней, о которые бились волны. Там ее и спрятал, так чтобы никто не заметил.

Двое молодых людей прошли мимо, не заметив его, они направлялись к паркингу и смеялись, держась за руки. Тот, что помоложе, высокий курчавый молодой человек, остановился по малой нужде прямо над головами коротышки и блондинки, укрывшихся под нагромождением камней. Ручеек мочи заструился по ним и пропал в волосах блондинки. Парни ушли. Коротышка запихал девицу в глубокую расщелину, потом пошел к морю смывать кровь.

Море было теплым, мягким, ласковым. Он с наслаждением погрузил в него свое обнаженное тело. Над головой пролетела чайка, блеснув оперением в свете звезд. Ему очень нравились чайки. Он приветственно помахал ей рукой. Они с матерью часто ходили по воскресеньям посмотреть на чаек, бросали им черствый хлеб.

В темной воде блестел нож, который он мыл. Маму его звали Ясинта. Она была нежная, словно цветок. С золотыми, как пшеница, волосами. Она то и дело смеялась. Он помнил ее солнечный, гортанный смех, который звенел в гостиной, смешиваясь с громовым хохотом Пьеро, их ближайшего соседа. Настоящий шкаф, этот Пьеро: по крайней мере метра два роста и плечи — метр. Ему не нравилось, что Пьеро может стать его новым папой. Пап он не любил. Он любил только свою мать.

Громкие голоса за спиной нарушили нить его воспоминаний. Он вышел из воды, насухо вытерся скомканными трусами, оделся и только потом осторожно двинулся к паркингу. Ложная тревога. Просто мальчишки на мотоциклах.

Коротышка посмотрел на часы. Пора было отправляться на следующее свидание. Он подошел к пикапу, который мудро оставил на стоянке, извлек два огромных черных мешка для мусора и вернулся к камням. Оп-ля! Она, однако, была не пушинка!

Горбун, облокотившись о стойку, хмуро надирался.

— Эй, Анри! — окликнул его бармен. — Я закрываюсь, слышишь? Пора!

— Продлись, мгновение…

— Мгновение, конечно. Я не собираюсь торчать с тобой здесь всю ночь. Ну что, платишь или не платишь?

— Завтра… я приду завтра…

— Кто бы сомневался! Я тебя предупреждаю: в твоих интересах появиться здесь завтра и заплатить, или я с тобой вот что сделаю! — Бармен развел руки, потом соединил их, как будто хотел раздавать что-то чрезвычайно противное.

Анри пожал плечами, стал пробираться между столиками, сбил на своем пути стул, с трудом дотащился до застекленной двери, в которую и уперся головой.

— Тебе не стыдно? Еле на ногах держишься! Разобьешь дверь — отобью почки!

— Да пошел ты… — пробормотал Анри сквозь изъеденные кариесом зубы.

Он прицелился, наклонил голову, прикрыл глаза, рассчитал траекторию и двинул вперед. Через дверной проем он вылетел словно ракета, смерчем обрушившаяся на безлюдный порт, и чуть не угодил под истошно засигналившую машину.

— Эй, глянь сюда! — услышал он.

Анри развернуло: падая, он сумел ухватиться за металлическое ограждение. Неужели он уже и голоса начал слышать?

— Иди сюда, говорю, у меня тут есть что выпить!

О чудный голос! Если бы он мог слышать его почаще!

Бармен опустил железную штору, похлопал качавшегося Анри по плечу: «Давай, привет, до завтра!» — и исчез.

Анри остался наедине с портом, со своей судьбой, которая дружелюбно потряхивала большой бутылкой красного вина, и стояла эта судьба рядом с голубым пикапом.

Анри из последних сил двинулся к нему, будто танго танцевал. До свидания, Анри! Ох, нет, извините, — прощай…

Коротышка выложил на стол свои мешки. Он смертельно устал. Сначала тащил эту блондинку, потом — горбуна. Во всем том хламе, что валялся у него в глубине сада (кирпичи, брезент, части машин, дрова), несколькими мешками больше, несколькими мешками меньше — никто и не заметит. Он аккуратно развязал мешок. Разложил блондинку на столе. Девица и правда ничего…

Снял заляпанную кровью белую куртку с карманами, обнажив искромсанную плоть. Грудь неплоха, но слишком маленькая Потом наступила очередь красной кожаной мини-юбки, но сладострастная улыбка предвкушения быстро сошла с его лица. Решительно, эта блондинка полна неожиданностей: она не только не носила трусов, но и к тому же оказалась мужиком! Коротышка в ярости отвесил ей здоровую пощечину.

С горбуном, по крайней мере, никаких неожиданностей. Коротышка извлек отвертку, которую всадил ему в левое ухо, стер с нее тряпкой кусочки мозга, вытащил все, что необходимо для шитья. И вперед, за работу! Еще одна бессонная ночь. Хорошая ночь — он такие любил.