Эмигрантка в стране магазинов - Диана Луч
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Про разницу между актерами и актеришками, юмористами и юмористишками можно говорить долго, но все же думаю, главное отличие заключается в том, что последние пытаются у первых совершенно бездарно что-либо скопировать и на этом заработать. Услышали у кого-нибудь чудесный монолог или прочли где-то оригинальный текст и тут же вставляют его в свои выступления, иногда слегка переиначив, подысправив, поменяв тире на запятую. А все равно любая копия настолько заметна, что сразу бросается в глаза и кажется ужасно нелепой… Ведь у настоящего актера или юмориста существует свой собственный, годами выработанный стиль и индивидуальная манера интерпретации, а потому ни один из них в жизни не покусился бы на что-то чужое, не свое. Вот скажите, уважаемые читатели, кому-нибудь из вас пришло бы в голову, к примеру, такое, что Ефим Шифрин, Семен Альтов или Роман Гальцев «позаимствовали бы» у какого-нибудь другого юмориста часть его выступления? Да это просто невозможно! Почему? А потому что они – настоящие юмористы и для них интерпретировать чужой текст – все равно что примерить на себя чужие трусы. Дело тут и в уважении к самому себе, и в понимании своего творческого предназначения, которого у юмористишек нет, как нет ни своего стиля, ни артистического содержания. А потому и дают они выступления в провинциальных районах, особо не высовываясь, понимая, что за это, мягко говоря, копирование рано или поздно им придется ответить, но, как говорится, пока не пойман – не вор.
* * *Кстати сказать, в целом артистическая среда весьма неоднородна и способы признания талантов – тоже. К примеру, художники часто сетуют на то, что успех к большинству из них в лучшем случае приходит только после смерти. То же самое можно сказать про известных изобретателей. Совершенно серьезно полагаю, что не только первому в мире конструктору колеса, но в том числе и его детям так и не довелось получить удовольствие от этого поистине революционного новшества. Только его внуки или правнуки сумели вдоволь насладиться ездой на телеге с запряженными в нее лошадями. А тому, кто изобрел лампочку, но чьим изобретением фабриканты в свое время не заинтересовались, так, извините, и пришлось до конца своей жизни ходить в туалет в кромешной тьме, не различая силуэта писсуара, и, как следствие, периодически в него промахиваться.
У писателей же складывается все иначе. Написал книгу – и успех пришел либо сразу, либо уже никогда. Абсолютно уверена в том, что читатели – это самая благодарная часть населения. Если картины художников зависят от мнения модных критиков искусства, а изобретения инженеров – от наличия средств в конструкторских бюро и лабораториях, то у писателя только один маркетинговый директор – читатель, который решает, быть ему таковым или не быть. Кстати, с недавних пор вошло в моду писать книги о своей творческой траектории. Все, кому не лень: артисты, певцы, фотомодели, телевизионные ведущие, – принялись один за другим излагать на пятистах страницах содержание своей звездной жизни, которое в подавляющем большинстве случаев представляло собой нижеследующее: «Проснулась, накрасила губы, подвела глаза, по телефону поругалась с продюсером, опять развелась с мужем, концерт прошел на ура, все подруги мне ужасно завидуют, ужинала в пятизвездочном ресторане, и креветки, надо сказать, там полная дрянь, а этот бизнесмен, господи, даже целоваться как следует не умеет, а все туда же, чуть отвернусь, за заднее место ущипнуть норовит, да знал бы он, сколько я пластическому хирургу заплатила, может, хоть тогда бы дошло, что такое произведение искусства бесплатно трогать нельзя; ну, все, смыла макияж, можно и поспать, но только на правом боку, чтобы случайно не захрапеть, а то папарацци, они ушлые, заразы, узнают, что я громко храплю – растрезвонят на весь мир, и тогда все, пиши пропало, можно будет ставить точку на своей карьере…» И пылятся такие жизнеописательные произведения на полках книжных магазинов большой кучей, потому что читателю это совершенно не интересно, плевать ему на сборную солянку про всякую звездную ерунду. Искренне надеюсь, уважаемые читатели, что многие из вас согласятся со мной в том, что настоящая литература повествует про другую жизнь – массовую, народную, про самых обычных, совсем даже не элитных людей, с их нормальными человеческими горестями и радостями.
Со своей стороны добавлю, что чрезвычайно ценю творчество народного писателя М М. Жванецкого и хочу, чтобы это слово прозвучало мощно, по-маяковски, энергично ударяя по звуку «р-р-р», вот так: «Нар-р-родный»! Вне всякого сомнения, именно народ короновал его писателем-юмористом. Жванецкий – весь из иголок, воздействуя которыми, как заправский рефлексотерапевт, оздоравливает нас и очищает от мусора повседневных забот. Согласитесь, что лишь немногим свойственна удивительная способность раскрывать понятия вселенского разума доступным для понимания языком. И еще относительно его творчества хотелось бы заметить, что, на мой взгляд, как и другие выдающиеся отечественные писатели: Н. В. Гоголь, Ф. М. Достоевский, А. П. Чехов, Б. Л. Пастернак, М. А. Булгаков и др. – он показывает важность психологического страдания. Ведь если задуматься, то по существу все выдающиеся народные писатели раскрывают в своих произведениях истинный смысл переживания по поводу чего-либо. Для них это единственно верный путь к познанию как окружающего мира, так и самих себя. Не озлобиться, а понять и успокоиться, посмеяться от души над каким-нибудь несовершенством и вернуть своей душе покой, поселить в нее мир. Именно об этом пишет М. М. Жванецкий, в моем сугубо индивидуальном понимании его творчества.
Не скрою, что иногда я задумываюсь о том, придет ли ко мне когда-нибудь писательский успех. И знаете, если такой момент в моей жизни наступит, мне бы хотелось, чтобы это произошло, как на концерте у Гарика Сукачева. Вот он, небритый, лохматый, в одежде балахонного типа, тряся головой, в дикой пляске скачет по сцене, наступая на свои же собственные штанины и отбивая какую-то немыслимую дробь, от которой пол ходит ходуном, и при этом, срываясь на крик, поет хриплым голосом: «А моя бабушка курит трубку! Моя бабушка курит трубку! Моя! Бабушка! Курит! Трубку!» Выступление закончено, Гарик низко кланяется, затем медленно выпрямляется и распахивает руки навстречу зрительному залу. В этот момент раздаются шквальные аплодисменты, и на его лице появляется растерянная улыбка, как у ребенка, открытого и счастливого от этой своей открытости, который все про себя честно рассказывает, совершенно не задумываясь о том, плохо это или хорошо, выражая всем своим видом: «А вам и правда понравилось?!» И если вам, уважаемые читатели, моя книга по душе, то, пожалуйста, пожелайте мне такого же успеха. Пожелай мне его, Гарик…
* * *Пригласила на ужин друзей мужа. Пришли, расшумелись, зазвенели стаканами, застучали ложками по тарелкам. Судя по всему, приготовленные мной типичные русские блюда: котлеты, рыба в кляре, блины, салат «Оливье» – пришлись им по вкусу. К слову, этот салат в Стране Магазинов очень любят и называют «Русским салатом». Зашла речь о работе. Один стал хаять своего начальника, убедительно, взахлеб, сопровождая повествование громким чавканьем, наверное, из-за быстроты речи. Другой эту тему развил, тоже от себя добавил что-то пикантное, мол, и у меня на работе директор – совсем не сахар. Чуланщица, взглянув на всех исподлобья, прогудела: «А моя начальница мне завидует. Я это точно знаю». Мне сразу подумалось: «Хи-хи, не взгляду ли твоему лучезарному?» Кто-то начал критиковать своего заведующего в супермаркете, который ежедневно ворует шоколадки и там же на складе поглощает их одну за другой, а потом страдает от болей в животе и жалуется на это всем подчиненным. Возникла длинная пауза, во время которой чавканье одного из гостей стало настолько очевидным, что, дабы его заглушить, я решила рассказать про владелицу магазина, в котором уже несколько месяцев работала продавцом.
Здание, в котором он располагался, находилось на одной из центральных улиц столицы. К слову, не многие богатеи Страны Магазинов были достаточно богаты, чтобы приобрести там помещение. Однако отцу хозяйки нашего магазина это удалось, причем без особых усилий. Разбогател он еще в период Второй мировой войны, сдавая республиканцев фашистам, которых последние убивали и, в качестве вознаграждения, оставляли ему трупы для последующего обворовывания. Все снятые с убитых вещи и ювелирные изделия этот, впоследствии многоуважаемый, господин отмывал от крови и других пятен, начищал до блеска, а затем выставлял на продажу в своем магазинчике. Очевидцы указанных событий позднее поведали о них журналистам соседней европейской страны, и в какой-то газете была опубликована статья о его мародерстве. Но поскольку правительство Страны Магазинов с полицией Интерпола никогда не сотрудничало, то и требование выдать для суда нацистского преступника осталось неудовлетворенным за «недоказанностью» его криминальных действий, а затем это дело в глазах европейской общественности было кем-то свыше аккуратно замято. В результате, служащие Интерпола так и не получили редкостную возможность насладиться работами Э. Дега, К. Моне и П. Сезанна, украшавшими столовую «скромного» двадцатикомнатного дома этого достопочтенного гражданина Страны Магазинов. Кстати говоря, когда один знакомый электрик чинил у него проводку и без задней мысли поинтересовался, не являются ли копиями висевшие тут и там картины известных художников-импрессионистов, то хозяйка дома в ответ добродушно заулыбалась: «Ну что вы, обижаете, мы копий не держим, все это – подлинники. Мы с мужем приобретаем живопись только на аукционах».