Часы доктора Ватсона, или тайна «MWM» - Инна Кублицкая

Она помолчала, выжидая, не скажу ли я чего-нибудь.

– Ты ведь любишь дарить мне подарки, Джон, – наконец сказала она. – Всякие брошки с самоцветами, колечки, сережки… Та брошь с огромным солитером, несомненным стразом, потому что бриллианты такого размера по карману лишь герцогам да королям. Мои знакомые всерьез уверяли, что будь камень поправдоподобнее, брошь не выглядела бы так эффектно. Этот страз, Джон… он не страз. Он настоящий. И серьги индийской работы с гранатами, которые ты подарил мне в сочельник… Это не гранаты, Джон. Это красные алмазы староиндийской огранки. Серьги работы двенадцатого века, Джон. Им место в Британском музее, а я постоянно забываю их в ванной на полочке. А бусы, которые ты подарил мне на годовщину свадьбы? Горный хрусталь, яшма, нефрит. Ничего особенного, Джон, вполне нам по карману. Яшма и хрусталь – ладно, ничего особенного, но нефрит, Джон! Эти резные бусины были изготовлены в Китае еще до рождества Христова. Им более двух тысяч лет, Джон. Или Джеймс? – вдруг спросила она резко. – Откуда у тебя деньги, Джон-Джеймс? Откуда у тебя такие деньги?

– Это твое приданое, Мэри, – сказал я глухо.

– Мое приданое? – переспросила она. – Тот самый сундук майора Шолто?

– Ну, сундук… – протянул я. – Крохи, которые удалось поднять со дна Темзы. Крохи.

– И много этих крох?

– Примерно сто тысяч.

– Фунтов стерлингов? – уточнила она, и тон ее не предвещал ничего хорошего.

– Разумеется.

– Тадеуш Шолто получил хоть гинею?

– Чего ради? Не он же нанимал землечерпалку.

– Великолепно, – отметила она. – Ладно, Джеймс, – ядовито выделила она, – я вполне допускаю, что женился ты на мне по любви – собственно, раньше у меня не было в том сомнений. Но, Джон, почему ты мне ни слова не сказал? Почему я не имею права знать, что мы, оказывается, такие богачи?

– Мэри, я был уверен, что ты… Разве тебе не нравится наша жизнь? Мы живет так уютно, так мирно. У нас есть все, что нам нужно: дом, друзья, книги. Разве была бы ты более счастлива, если бы мы устраивали пышные приемы? Я уверен, такие развлечения не по тебе.

– Да, – сказала она, – Джеймс. Пышных приемов мне не надо. Тихая мирная жизнь меня вполне устраивает. Я вполне могу позволить себе отдых, Джеймс. У меня ведь была такая бурная молодость. Я бывала в Африке и Австралии, Индии и Афганистане, была хирургом, получила рану на войне, а потом еще ассистировала великому Шерлоку Холмсу, подставляя себя под пули и отравленные стрелы преступников. О да, мне есть о чем вспомнить и от чего отдохнуть, Джеймс. Господи, Джон, у нас есть сто тысяч фунтов, а я не могу позволить себе нанять вторую горничную, чтобы было кому принимать пальто у твоих пациентов и убирать в приемной и кабинете. И я постоянно не укладываюсь в те суммы, что ты выделяешь на хозяйство, и вынуждена идти к тебе просить еще. Это так унизительно, Джон, признаваться, что я плохая хозяйка, и просить у тебя твои деньги. Я экономила три месяца, чтобы купить себе хорошие ботинки. Я перелицовываю старые юбки. Я гордо отворачиваю нос в сторону, когда иду мимо фруктовой лавки, чтобы не смотреть на персики. Джон, я с детства мечтала съесть корзину персиков. Я их обожаю. Но персики пробивают такую дыру в семейном бюджете.

– Мэри… – пробормотал я растерянно.

– Я таскаю из библиотеки стопки книг о самых невообразимых приключениях. Живут же люди! А у меня каждый день штопка, стирка, глажка, проверка грошовых счетов, неисправная канализация, кухарка, за которой нужен глаз да глаз, сопливая горничная, которую пинками надо отрывать от бесед с посыльными, и пыль, постоянная пыль, от которой я начинаю чувствовать себя диким зверем. И если я встречаюсь с подругами, то разговор у нас идет все о том же: о нерадивой прислуге и проблемах с канализацией. Джон, я отдыхаю только вечером, когда ты с книгой садишься у камина. Тогда и я могу присесть и почитать. И то только потому, что у нас пока нет детей. Джон, зачем мне неправдоподобный бриллиант и красные алмазы, если я ощущаю себя загнанной ломовой клячей? Так вот, Джон, я от тебя ухожу. Я тебя люблю, но ты для меня умер. Я продала солитер и купила билет на пароход. Теперь моя очередь путешествовать по всяким Австралиям. И я намерена совершать все глупости, на которые смогу решиться. Миссис Форестьер составит мне компанию. Надеюсь, ты будешь вести себя благоразумно. Давай расстанемся по-хорошему. Лично мне скандал не нужен, но если ты захочешь, я на него пойду со спокойной душой, Джон. Ты меня очень обидел. Прощай.

Потрясенный и подавленный, я слушал ее речь и ужасался. Господи, каким самодовольным слепцом я был!

– Мэри, – сказал я поспешно. – Это сто тысяч – они, разумеется, твои. Пожалуйста, Мэри. Я не прошу тебя остаться – но позволь мне поехать вместе с тобой.

– Джон Ватсон, – сказала она. – Я видеть вас больше не хочу и слышать вас больше не желаю. Если у меня когда-либо появится желание общаться с вами – я вам сообщу. А пока позвольте пройти. Меня ожидает кэб.

И я, дурак, позволил ей уйти. Конечно же, я не мог позволить, чтобы она оставалась без присмотра, и пустил за ней неких мистера и миссис Джонс. Уж в них я был уверен, что они проследят и оберегут мою жену на пути приключений. Они оправились вслед за ней в путешествие и присылали мне подробные донесения из всякого места, где только могли найти почтовый ящик. Краткие сообщения о передвижениях я получал по телеграфу.

Восемь месяцев спустя я узнал, что у Мэри родился сын. В Стокгольме. Узнал я об этом от мистера и миссис Джонс. Мэри не прислала мне ни строчки. 

Глава 10  Старая знакомая

Но пока вернемся в тот период, когда Мэри покинула меня.

Бренди перестало утешать меня через неделю. Я привел себя в порядок и послал шпионов полковника М. по следу автора диссертации. Несколько дней спустя М. встретил меня в Гайд-парке.

– У вас неприятности, доктор? – спросил он. – Поскандалили с женой?

– Не ваше дело, – огрызнулся я. – Мы уже установили, что мы с вами не родственники.

– Ничего, – проговорил он. – Побегает и вернется. А что за особу вы просили найти? Старая любовь не ржавеет?

– Старая сплетница, а не старая любовь, – ответил я. – Вы бы только знали, что за документ она прислала Мэри.

– А, – протянул полковник М. – Так вы желаете с ней посчитаться? Подарить вам хлыст?

Я искоса посмотрел на него. Полковник, кажется, не шутил.

– Обойдусь без вашей помощи. Помогите только ее разыскать.

– Отель «Бертрам». Мистер и мисс Милвертон занимают там двадцать первый и двадцать второй номера.

– Вот как, есть и мистер?

– Он ей не отец и не брат, если вас это интересует. И даже не Милвертон.

На следующий вечер около полуночи я сидел в кэбе. На другой стороне улицы один за другим гасли окна отеля. В нужной мне спальне было уже давно темно. Я выждал еще немного и наконец покинул кэб в сопровождении одного из агентов полковника М. В пустынном темном холле меня ожидала управляющая, аккуратная до неправдоподобия, подтянутая, напряженная как струна дама лет тридцати. Что-то в ней напомнило мне покойную Верити. Она вопросительно глянула на моего спутника и перевела взгляд на меня.

– Меня заверили, что никакого шума не будет, – сказала она вполголоса.

– Я это подтверждаю, – ответил я холодно. – Ключ от двадцать второго номера?

Она протянула мне ключ с тяжелой деревянной биркой.

– Второй этаж, – добавила она ненужно мне в спину: я уже поднимался по лестнице.

Перед дверью двадцать второго номера я остановился и прислушался. Было тихо, лишь легонько сопел насморочным носом агент полковника. Я осторожно вставил ключ в скважину и повернул. В номере было темно. Я закрыл за собой дверь, оставив агента в коридоре, чиркнул спичкой и зажег неяркий свет. Мисс Милвертон не проснулась. Я минуту или две рассматривал знакомое лицо, такое беззащитное в полутьме. Во мне шевельнулась жалость, и я поспешно подавил это неуместное чувство, шагнув к кровати и бесцеремонно схватив молодую женщину за плечо.

Она вскочила и уставилась на меня испуганными круглыми глазами. Я любую секунду был готов зажать ей ладонью рот, но она резко выдохнула несколько раз, пытаясь выдавить из себя крик, после чего замерла и сипло спросила:

– Кто вы?

Я молчал.

Она высвободила руку из-под одеяла, которым инстинктивно закрылась, нашарила на столике очки и нацепила на нос. Взгляд ее приобрел более осмысленное выражение.

– Ах, это вы, – проговорила она.

– Вы ожидали кого-нибудь иного?

– Я сейчас закричу, – поспешно сказала она.

– Действуйте, – предложил я и, отступив, сел в кресло. – Я с удовольствием понаблюдаю.

Она открыла рот, но не издала ни звука. Не знаю, что там она вообразила, но, кажется, ее мнение обо мне полностью отражала написанная диссертация. Какие мерзости на мой счет представились ее воображению, неизвестно, но рот она закрыла и уставилась на меня с такой ненавистью, что мне опять захотелось ее пожалеть.