Сирены - Эрик Ластбадер

На несколько секунд в комнате наступила почти гробовая тишина, после чего началась инструментальная вещь. По музыке она представляла собой полную противоположность «Гонке»: медленная, призрачная мелодия, построенная на минорных аккордах, которая, закручиваясь по спирали, уходила куда-то ввысь, томная и непринужденная, напоминая Дайне «Адажио для струнного квартета» Самуэля Барбера.

К концу песни музыка постепенно затихала, но продолжала звучать еще так долго, что Дайна поняла, что уже все, только когда магнитофон, домотав ленту, выключился с легким щелчком.

Крис повернулся точно на шарнирах к подругам.

— Ну как?

— Потрясающе, — сказала Дайна. — Просто не знаю, что и сказать.

— Тебе понравилось?

— Я в восторге.

— Эти вещи великолепны, — произнесла Мэгги. — Найджел, наверно, обделается от зависти.

— Он еще их не слышал, — сказал Крис. — Как и остальные. Ян и Ролли слышали только «болванку» во время записи. Найджел ничего не знает и ничего не узнает, пока все не будет смикшировано окончательно. — Он вскочил на ноги. — Я собираюсь слегка проветриться.

— Крис, ты ведь только что вернулся, — грустно заметила Мэгги.

— Дайна, — спросил он, — не хочешь присоединиться?

— Извини. — Дайна тоже поднялась. — Завтра надо уже в пять часов быть у гримера. — Она пожелала им спокойной ночи, так остро ощущая на себе взгляд Мэгги, полный зависти и гнева, что даже поежилась, словно прикоснувшись в чему-то холодному.

Длинный темно-синий «Мерседес» стоял поперек подъездного пути к ее дому, напоминая своим видом массивную крепость. Когда Дайна подъехала ближе, ей показалось, что его тень поглотила маленький домик.

Остановившись неподалеку от лимузина, она выключила мотор и выбралась из автомобиля. Снаружи ночной ветерок принялся ласкать ее щеки и трепать длинные медвяные локоны.

Резкий скрежет ее каблуков по гравию заглушил хрипловатое стрекотание сверчков. При приближении девушки задняя дверца «Мерседеса» бесшумно открылась ей навстречу. Внутри него горел свет яркий и по-домашнему теплый, какой бывает только от настольных ламп с красивым абажуром.

Наклонив голову, она залезла в машину. Первое, что ей бросилось в глаза, это светящийся экран маленького цветного телевизора, на котором ведущий «Ночного шоу» Джонни Карлсон, постукивая по крышке стола своим знаменитым карандашом, заканчивавшимся резинками на обоих концах, что-то беззвучно декламировал, обращаясь к Стоккарду Чейнингу.

— Я почувствовал, что соскучился по тебе, когда понял, что ты не приедешь домой, — сказал Рубенс.

— Теперь я дома.

— Я имел в виду мой дом.

Дайна отвернулась от него и уставилась в темноту, начинавшуюся сразу за окном машины. За гущей деревьев не было видно ни крутого склона холма, ни гигантской дуги, состоящей из отдельных огоньков у его подножия. Мягкое сидение «Мерседеса» вдруг показалось девушке жестче церковной скамьи.

— Это никогда не должно было случиться.

— Что не должно было случиться?

— Я говорю о прошлой ночи, — ответила она, по-прежнему глядя в сторону. — Я была злая, расстроенная... после одного происшествия. Ты подвернулся мне под руку.

— Я всегда был у тебя под рукой. Она ничего не ответила и лишь обхватила себя за плечи. Ей вдруг стало холодно.

— Ты ведь не хочешь сказать, что это было всего лишь маленькое приключение...

— Я вообще не хочу разговаривать с тобой. — ...потому что я знаю, что это на тебя не похоже. — Повернув голову, Дайна увидела, как луч света от лампы выхватывает из темноты заостренную скулу и губы Рубенса. — Ты не отдаешься с легкостью, не задумываясь кому попало. Даже если ты сейчас будешь утверждать обратное, то я в это не поверю, — наклонившись вперед, он щелкнул выключателем, и лица Джонни и Стоккарда исчезли с экрана.

— И я также знаю, — продолжал он, что мы не просто трахались прошлой ночью. Я говорю так, потому что за последние два года делал это столь часто и с таким количеством женщин, что и не сосчитаешь. Я знаю, что это такое, даже чересчур хорошо, поэтому я повторяю: мы не просто трахались прошлой ночью.

— Неужели? — спросила она. Ее голос окреп. — А что же мы по-твоему делали?

— Я сказал бы, что мы занимались любовью. Ты знаешь это, точно так же, как и я.

— Ну и что с того?

Рубенс осторожно прикоснулся пальцами к ее плечу.

— Я не хочу лишаться этого.

— Ты полагаешь, — холодно поинтересовалась она, холодно оттолкнув его ладонь, — что я могу купиться на подобную фразу? — Дайна почти открыто смеялась над ним, но ощущение тревоги нарастало в ее душе быстрей, чем она сама замечала это.

— Ладно. Я неправильно выразился. Пощади меня.

— Знаешь, ты необычайно мил, — свирепые огоньки вспыхнули в ее глазах. Сидя рядом с ним. Дайна чувствовала непрекращающийся ни на мгновение странный трепет в груди, словно у нее вот-вот должен был случиться сердечный приступ. Она взялась за ручку на дверце.

— Нет, — и это словно прозвучало в ушах Дайны причудливым эхом того самого «нет», сказанного ею вчера на палубе корабля. Рубенс ласково накрыл ее ладонь своей, но тут же поспешно отдернул руку. — У тебя нет оснований опасаться меня.

— Ты шутишь, — бросила она в ответ, понимая, что он попал в самую точку: паника, охватившая ее внутри, становилась все сильней.

— Выпей, — открыв бар, он быстро приготовил для нее коктейль из «Бакарди», не забыв положить в него дольку лайма.

Ледяные кубики легонько звякнули о стекло, когда Дайна взяла стакан и сделала большой глоток. Откинувшись назад, она закрыла глаза и вздохнула.

— Ты можешь идти теперь, если хочешь, — голос Рубенса показался Дайне лишенным материальной основы, подобный потоку чистой энергии, проникающей в ее сознание. Он походил на голос врача.

— Я не хочу, — медленно произнесла она, — чтобы ты владел мной.

— Дайна, я буду с тобой откровенен. Я думаю, что это просто невозможно. Мне кажется, что это обстоятельство и является настоящей причиной...

— Если я полюблю тебя, то это перестанет быть невозможным.

— А не рановато ли...

Внезапно Дайна подняла веки и взглянула ему прямо в глаза.

— Рано? — спросила она.

Теперь наступил его черед отвернуться.

— Не знаю, — ответил он после некоторой паузы. — Я знаю только то, что приехал сюда, чтобы предложить тебе перебраться ко мне.

— Вот так запросто? Без всяких условий?

— О каких условиях ты говоришь? Ты считаешь, что за этим стоит какое-то деловое предложение?

Пропустив мимо ушей его замечание. Дайна вновь прикрыла глаза. Она почти взаправду вновь ощутила нежное ритмичное покачивание корабля и услышала призрачные и протяжные мелодии.

— Помнишь, я сказала тебе, что вчера что-то случилось? Так вот, я выгнала Марка из дома, застав его... Впрочем, это неважно. Он — скотина, и получил по заслугам.

— Но, — продолжала она, подсознательно отодвигаясь в самый угол сидения, — я пережила настоящее потрясение. Он жил со мной почти два года. У меня всегда было ощущение какого-то... постоянства и надежности. И я не понимала, насколько сильно опиралась на него, пока Марка не стало.

— Прошлой ночью я была одинока: чужая в чужой стране. Я представляла собой нечто вроде размытой фотографии в альбоме. Потом подвернулся ты..., — она резко повернула голову и впилась в него таким взглядом, что он содрогнулся внутри. — И когда мы занимались любовью, — Дайна произнесла каждое слово так, точно оно составляло целую фразу, — я потеряла над собой контроль до такой степени, как никогда прежде. Я никогда раньше не ощущала себя столь остро просто женщиной. В традиционном смысле этого слова. У меня была своя роль, а у тебя — своя, и...

— Я не говорил и не делал ничего...

— Нет, я знаю. Просто комбинация: я и... отчасти ты. Твоя испепеляющая энергия и мощь. Вот что пугает и, в определенном смысле, угнетает меня.

— Нет, — возразил он, покачав головой, — твой собственный страх угнетает тебя и больше ничего. Дайна с вызовом посмотрела на него.

— Поехали со мной.

— Не сегодня, — сказала она, отворяя дверцу машины. Судорога прошла по мышцам ее бедер в тот момент, когда она стояла, наблюдая, как огромный лимузин, мчавшийся вниз по склону холма, растворяется в ночном мраке.

Той ночью, завернувшись в простыни, она увидела сон об эпохе, давно канувшей в Лету: о днях Вудстока.[10] В любом направлении, куда ни кинь взор, бесконечное море людей, повсюду раскачивающаяся бахрома и позвякивающие бусы — их стук похож на космические часы; длинные волосы, опускающиеся на глаза и спадающие вдоль голых спин, точно конские гривы. Воздух душен из-за дыма марихуаны и гашиша. Прямо возле нее какая-то пара занимается любовью, не обращая внимания на толпу вокруг. Чуть подальше какой-то мужчина с собранными в косичку спутавшимися волосами поднимает над головой розового, совершенно голого малыша — своего сына. Голова ребенка безжизненно свешивается набок. Мальчик залетел слишком далеко в своем «путешествии» после дозы ЛСД, провалился в глубокий колодец, и его будут извлекать оттуда на пункте первой помощи, куда он перемещается по воздуху, переходя из одних дружеских рук в другие.