Аренида (сборник) - Михаил Фоменко

Впервые произнесенное страшное слово повисло в напряженной тишине зала.

— Была разработана программа автоматического изменения курса ракеты и возвращения ее на Землю, — продолжает Платон. — Были приняты, казалось, все меры предосторожности. Кроме одной…

— Какой? — строго спрашивает председатель.

Платой подымает голову.

— Лететь должен был я. Я электронник. Я сам разрабатывал программу, я мог раньше заметить опасность и предотвратить ее. Повторяю: лететь должен был я. И моя вина в том, что я не настоял на этом.

— Простите, товарищ Рубцов, — перебивает его один из членов совета. — Но ведь командира корабля утверждал совет…

— Да. Совет признал нас обоих полностью отвечающими требованиям этого полета. Нам было оказано доверие — самим решить, кому лететь. Я не имел права передоверять такое решение случаю, я должен был настаивать, требовать…

— Товарищ Рубцов, — спрашивает председатель, — вы сказали — «передоверять случаю». При чем здесь случай?

— Мы… бросили жребий…

Лаборатория.

Входят Платон, Олег и Валя. Все трое молчаливы и сосредоточенны.

— Здесь? — спрашивает Валя.

— Пусть здесь, — говорит Платон.

Батанов согласно кивает. Валя присаживается к столу. Разрывает пополам листок бумаги.

Платон и Олег в противоположном конце комнаты. Оба взволнованны, хотя и скрывают это. Платон что-то фальшиво мурлычет. Батанов никак не может раскурить сигарету.

Валя медлит.

— Да не тяни ты! — не выдерживает Платон. — Давай!..

Валя, вздрогнув, придвигает листки. Размашистым «докторским» почерком пишет на одном «лететь», на другом — «оставаться».

Поискав глазами подходящий предмет, берет фарфоровую ступку. Свернув, опускает туда обе записки. Несколько раз встряхивает, потом опускает за спиной руку в ступку.

— Кому? — спрашивает она.

Оба претендента молчат.

— Кому? — повторяет Валя.

Олег молчит.

— Ему… — выдавливает Платон.

Валя вынимает записку. Медленно развертывает ее. Платон, не отрываясь, следит за ней. Батанов занят все еще не раскурившейся сигаретой.

Валя на секунду задерживает взгляд на его лице. Развертывает записку.

— Лететь!..

Зал заседания Астронавтического совета.

— …Так решился наш спор, — глухо заканчивает Платон. — Мы доверились случаю… Я не имел права этого делать…

Платон опускается на место. Какой-то человек, сидящий рядом, участливо пожимает ему руку.

— Не будем сейчас искать виновников… — говорит председатель, но останавливается, обеспокоенный необычно взволнованным видом Вали. — Не будем… — Нет, лицо Вали все-таки привлекает его внимание. — Валентина Сергеевна, — мягко говорит он, — вы хотите что-то сказать?

— Да! — Валя поднимается. — Я хочу сказать… Во всем виновата я…

И снова пролетевший по рядам ропот сменяется напряженной тишиной.

— Чтобы все как следует объяснить, я должна рассказать очень много, — говорит Валя. — Может, даже о нес-скольких годах жизни… Сейчас не время, я понимаю. Расскажу о том, что произошло а последние дни перед отлетом Батанова. Может быть, кому-нибудь все это покажется несерьезным, но для меня это было очень важно…

Квартира Рубцовых. Воскресное утро. С мерно жужжащим пылесосом в руках Валя проходит по комнате.

Из-за обитой двери кабинета высовывается голова Платона.

— Валя, мешает…

Валя выключает пылесос.

— Итак, Платон Степанович, — слышится чей-то голос из кабинета, — первый вопрос: как вы расцениваете…

Валя выходит в переднюю. Вытаскивает из распахнутого стенного шкафа залежавшиеся там вещи. Среди помятых шляп, поломанных зонтиков и картонок ей попадается потертый, видавший виды рюкзак. Валя развертывает его, встряхивает. Сбоку видна полустертая надпись чернильным карандашом: «В. Коновалова». Валя осторожно проводит по ней рукой, вспоминая что-то… И вдруг, радостно улыбнувшись, бросается в комнату. У дверей кабинета ее останавливает размеренный голос Платона.

— …Настоящий ученый не может носиться с беспочвенными фантазиями, — четко, как будто диктуя, говорит Платон. — Мы руководствуемся объективными показаниями приборов, а не эмоциями…

Валя, прислонившись к неплотно прикрытой двери, слушает голос мужа.

— …Я лично лечу в космос не открывать поселения марсиан, а собирать достоверные данные об одной из ближайших к нам планет. Должен сказать, что львиную долю работы берут на себя автоматы.

В кабинете перед Платоном корреспондент с портативным магнитофоном. Платон уверенно говорит в микрофон:

— Современные автоматы способны принимать гораздо более разумные решения, чем люди. И я предпочту трезвый расчет электронной машины любой самой заманчивой, но не покоящейся на точно проверенных фактах гипотезе…

Валя плотно прикрывает дверь. Идет в переднюю, бросает рюкзак в угол, устало опускается на стул.

Дверь кабинета раскрывается. Рубцов провожает корреспондента. У порога Платон цепляется ногой за рюкзак и едва не падает.

— Черт знает что! Потрясающая способность у женщин хранить всякую рухлядь!

Носком ботинка отбрасывает рюкзак в сторону.

ГОЛОС ВАЛИ. Накануне решающего заседания совета я уходила из института очень поздно…

В саду перед зданием института густой полумрак весенней ночи. Только в стороне мерцает одинокий огонек папиросы. Валя вглядывается в силуэт человека, сидящего на скамейке.

— Олег?!

Человек подымается. Это Батанов.

— Ты здесь?! Ты давно должен спать!

— Можно, я провожу тебя? — спрашивает Батанов. — Давай пройдемся немного.

Неторопливо идут по ночной улице Олег и Валя.

— «…И раздался гром, — медленно, нараспев говорит Батанов, глядя на звезды. — И взлетел к небу столб пламени, и на расстоянии трехдневных переходов пали ниц люди и закрыли они глаза, дабы не ослепнуть, а когда вновь открыли их — огненный след умчался к далеким звездам…»

Валя в изумлении смотрит на Батанова.

— Что это?!

— Попробуй догадаться сама.

— Похоже на описание старта космического корабля.

— Верно…

— Только почему такой странный стиль?

— Видишь ли — это описание родилось несколько тысячелетий назад… Тогда все ученые были поэтами…

Изумление Вали сменяется почти тревогой. Батанов сегодня не такой, как всегда. Она не узнает этого обычно сухого, строгого человека.

— Это легенда древних майя, — продолжает Батанов.

Олег умолкает.

— Мы пришли…