Юркины бумеранги - Тамара Михеева

Поток упреков был неиссякаем. И что мы, вожатые, могли им ответить? Все было так, как они говорили.

— Мы поговорим с Алёной, — сказала наконец А. М. — Но я запрещаю вам портить ей еду. Она должна полноценно питаться, как и любой из вас.

Разговаривать с Алёнкой предстояло, конечно, мне. Мы ушли с ней в беседку за нашим корпусом. Я говорила, она слушала опустив голову. Бывает иногда, что потеряешь какую-нибудь вещичку и вроде бы точно помнишь, что положил ее вот здесь, весь дом обойдешь, а найти все равно не можешь. И чем дольше ищешь, тем больше раздражаешься. Вот что примерно я испытывала, разговаривая с Алёнкой по душам.

И наконец не выдержала, выпалила в сердцах:

— Если тебе не нравятся наши ребята, ты же можешь перейти в другой отряд!

Честно говоря, я очень надеялась, что она скажет: «Да, переведите меня!» — мы ее переведем, и мои ребята, которые до ее появления были такими добрыми, открытыми, чуткими, снова станут такими, как прежде.

Но она сказала:

— Какая разница, в каком отряде? Везде одно и то же, — и усмехнулась.

Я вдруг почувствовала совсем не педагогический приступ бешенства. Да что она о себе возомнила? Правы были ребята, во всем правы! Ладно, пусть! Лягушек в тарелках больше не будет, приказы А. М. не обсуждаются, а объявят бойкот — поделом, будет знать, как себя вести!

— Маша, я пойду, ладно? — И, не дожидаясь моего ответа, она соскочила с высокой скамейки.

Я смотрела ей вслед, пытаясь поддержать в себе раздражение на нее, но ничего не получалось. На душе было скверно.

…Бойкот объявили. Молчаливый и единодушный. Я спрашивала у Васьки как у человека свободолюбивого и умного:

— Имеет право человек быть самим собой или нет? Ну не хочется ей с вами в пионербол играть, вот она и не играет! Она не подделывается под вас, она честно говорит, что не хочет, потому что не обременена стадным чувством.

— Она в коллективе? — спорил Васька яростно. — Вот пусть и подчиняется закону большинства! А не нравится — проваливай в лес и живи там, как тебе хочется!

— Васька! — сказала я тогда жалобно. — Ну позор-то какой: бойкот в отряде! Ну помоги ты мне, а?

— Не буду! — буркнул Васька и надменно вскинул голову. — Я… это… «обременен стадным чувством».

И ушел, гордый и независимый.

Вечером того же дня, перед дискотекой, меня поймал Василий Николаевич.

— Что, Маша, не ладится с новенькой?

Я покачала головой.

— А ты знаешь, что она с ребятами из пятого отряда дружит?

— М-м-м-м… — растерялась я. — «Дружит» — пожалуй, громко сказано, в гости ходит — это да, сама видела.

— Интересная девочка, — взлохматил волосы Василий Николаевич. — Она, кстати, бальными танцами занимается. Знаешь?

— Н-нет.

— Вот-вот. Захожу сегодня в актовый зал, а она на сцене какую-то самбу танцует. И так здорово, сразу видно профессионала: без музыки, для себя, но так четко — глаз не оторвать! Меня увидела, смутилась, конечно, глаза в пол. Ну поговорили немножко. Интересная девочка, самодостаточная.

Сказал и пошел. Я чуть ему в руку не вцепилась. С криком: «Спасите-помогите!»

«Интересная девочка» всюду ходила теперь одна. В столовую шла на расстоянии, и на зарядку, и купаться. На отрядных мероприятиях сидела в стороне, а в свободное время убегала к пятому отряду. На сончасе отгораживалась от всех книжкой. И молчала. Всегда. Она тоже объявила нам всем бойкот.

Однажды я увидела Алёнку в обществе очень красивого мальчика: смуглого, синеглазого, с длинными и тонкими, как у скрипача, пальцами. Они качались на качелях. Молчали. Только изредка поглядывали друг на друга и прятали улыбки. Мальчик был смутно знакомый. То ли из третьего отряда, то ли из спортлагеря.

Через два дня после начала бойкота у меня был выходной. Сначала я не хотела никуда ехать, но потом вспомнила, что обещала Савушкину показать его рисунки своему другу детства, Сашке, а Сашка через два дня уезжал. Он был редактором детского журнала и жил в Москве. Я показывала ему рисунки, рассказывала о Савушкине, а сама все время думала об Алёнке. Она, конечно, может быть, и самодостаточная, но не может же ее, в самом деле, не задевать этот бойкот!

Переночевав дома, рано утром я возвращалась на лагерном автобусе с тяжеленной сумкой, полной всяких маминых вкусностей: пирожков, варенья, самодельных ирисок, сушеной вишни и яблок. С удовольствием я думала, как встретит меня у ворот веселая компания: Васька, Катеринка, Семён с Мариной, Савушкин, Ромка… Они меня всегда встречают, хоть автобус приходит в лагерь до подъема. Мальчишки будут весело драться за мою сумку, и потащит ее, конечно, Васька, мой «преданный рыцарь», так зовет его Валерик, а в сончас мы устроим в отряде сладкий пир под укоризненные взгляды и поджатые губы А. М.

Но никто меня не встретил. Автобус остановился у дальних ворот, высадил всех и снова умчался в город. Я растерянно оглянулась: может быть, прячутся? Или проспали? Ни разу не было, чтобы они меня не встретили! Я вскинула сумку на плечо и пошла в лагерь. Что-то случилось. Но тут же одернула себя: рано еще, полчаса до подъема, набегались, вот и дрыхнут, они ведь не обязаны меня встречать! Тетя Катя, Танечка и Галина, наши поварихи, улыбнулись, обгоняя меня, и свернули к бане. А я увидела в конце аллеи одинокую фигуру. Это был Васька, и он был один.

Он подошел медленно, сказал хмуро:

— Давай помогу.

Взял у меня одну ручку сумки. Нести так было неудобно, но я промолчала.

— А остальная шайка-лейка где? Спят как сурки? — фальшиво-весело спросила я.

Васька вскинул на меня глаза и тут же отвел взгляд. Так ничего и не сказал. Молчали до самого корпуса.

— Спасибо, Вась, одна бы я не дотащила.

— Не за что, — снисходительно буркнул он и ушел в свою палату. Где, кстати, не спали.

Кажется, мне тоже объявлен бойкот.

— Маш, Маш, а мы новенькую выбрали…

— Куда выбрали? — Уже неделю она в отряде, а все «новенькая»…

— В конкурсе красоты участвовать! — Бесхитростный радостный Герка преподнес мне новость, как пирожное на блюдечке.

Я схватилась за сердце и посмотрела на стоящего рядом Ромку.

— Рома… Ну зачем вы так уж?

— Так ей и надо! Пусть не задается!

Я бросилась к А. М. и Олегу.

— Ну как вы могли допустить? Куда вы смотрели?

— Маша, я не понимаю… — растерялась А. М. — На планерке сказали выбрать одну девочку от отряда, что это главный конкурс…

— Вот именно!

— Мы стали выбирать, а они все хором: «Алёну, Алёну! Она самая красивая!» Я бы не сказала, но раз они так считают…

Я живо представила, как они кричат, а глаза у них ехидные, злые. В нашем отряде почти все старожилы, они знают, что такое конкурс красоты! Будь ты трижды раскрасавица, не выполнить тебе ни одного задания без поддержки отряда и зрелищных номеров. Но на сцене-то стоять только ей, и позор, свист и улюлюканье зала принимать тоже ей одной. Прославится сразу на весь лагерь! Как самая «классная» девчонка или как самая… сами понимаете.

— Если у участницы нет поддержки, она будет выглядеть… ну как полная дура! А ее, думаете, наши поддержат? Подставили девчонку!

— Но, Маша, она сама согласилась! Помолчала с минутку, оглядела всех по очереди и говорит спокойно так: «Я согласна».

Представляю, какими глазами она «оглядела всех»! А ведь могла бы отказаться! Запросто! Но она все поняла, гордая девочка Алёна Акинирова, и назло им не отказалась.

— Значит, так, — сказала я решительно. — Понятно, что от ребят помощи мы не дождемся — они будут всячески ей вредить. Поэтому мы должны приложить максимум усилий, чтобы помочь человеку.

— Да, Маша, — сказала А. М. послушно.

— Хорошо, Маш, — серьезно кивнул Олег.

На столе в банке медленно вяли пионы.

Я поговорила с Юлей, вожатой, которая готовила конкурс красоты, все ей объяснила, но чем она могла мне помочь? Не убирать же из программы самые зрелищные номера, не нарушать же многолетние традиции лагеря из-за какой-то Алёнки, которая не поладила с отрядом! Я бегала, суетилась, волновалась, ночами не спала, пытаясь придумать ей интересную визитную карточку без отряда… А ей, кажется, и дела не было!

— Она, наверное, думает, что она такая неотразимая, — хихикали девчонки, — выйдет на сцену и всех покорит своей красотой!

— Все сразу попадают и дадут ей первое место!

— Ничего подобного она не думает, — вдруг вступился за Алёнку Васька. — И вообще… Она, может, даже не знает, что надо номер готовить, и танец, и группу поддержки? Она же первый раз в лагере.

— Конечно, она же только на слонах катается! — фыркнула Маринка и стрельнула глазами в Семёна.

После этого (случайно услышанного) разговора я попыталась объяснить Алёнке, что такое конкурс красоты в нашем лагере, что от нее требуется, но она слушала нетерпеливо и рассеянно и наконец сказала: