Сельджуки. Кочевники – завоеватели Малой Азии - Тамара Райс

На заре существования империи Сельджукидов чиновники, занимавшие различные посты в правительстве, обычно собирались в капу – помещении перед входом в шатер их суверена, подобным же образом их предшественники встречались перед жилищем вождя своего племени. Когда совет, взяв за образец принятую при дворе Сасанидов практику, переместился от входа в покои султана в зал внутри, министры стали рассаживаться по диванам, установленным у его стен, однако, несмотря на это, сельджуки продолжали называть место проведения заседаний по-старому – капу. Правители Оттоманской империи не изменили место проведения собраний, но у них зал заседаний назывался Высокая Порта, а само собрание сохранило прежнее сасанидское название диван.

В Румском султанате в диване работали 24 секретаря, одна половина из них занималась военными вопросами, а вторая – финансовыми. Визирь, или перване, носивший символ полномочий – чернильницу, полученную им из рук султана в день назначения на должность, отвечал за внутренние дела страны; необходимую корреспонденцию и различные записи для него готовила группа писцов; последние хотя иногда и обращались к арабскому, но в основном пользовались персидским языком. Все государственные бумаги обычно писали виахатом, то есть бесточечным письмом, и все они скреплялись печатью султана. В годы монгольского владычества в канцелярии перешли на использование тюркского языка, и вскоре он был принят в качестве официального. Личные распоряжения султана всегда оформлялись в письменном виде – они записывались либо под его диктовку, либо после того, как он отдавал их устно, и тогда передававший их человек должен был показать кольцо суверена в качестве подтверждения их подлинности. Приказы султана записывали на специальной, предназначенной для таких случаев бумаге; она была белой и очень гладкой; вероятно, ее привозили из Китая.

Султаны-Сельджукиды были чрезвычайно религиозны, а потому старались править мудро и справедливо. Омайяды и Аббасиды имели тайную службу; ее возглавлял сахиб харас, а сотрудникам вменялось в обязанность наблюдение за политически неблагонадежными и казнь приговоренных к смерти. Алп Арслана наличие этой системы очень возмущало, поэтому, вопреки совету Низам ал-Мулька, он решил ее упразднить. Султан говорил: «Если я назначу кого-нибудь сахиб хабаром, то те, кто искренние мои друзья и с кем я провожу время, не будут обращать на него никакого внимания и предпринимать попыток подкупить его, ведь они верят в дружбу и преданность. Между тем мои противники и враги постараются подружиться с ним и дать ему денег; понятно, что сахиб хабар станет сообщать мне плохое о моих друзьях и хорошее о моих врагах. Хорошие и плохие слова подобны стрелам – если пустить несколько стрел, то по крайней мере одна из них попадет в цель. Каждый день я все меньше буду любить своих друзей и все больше врагов. Очень скоро враги станут мне ближе, чем друзья, и в конце концов займут место последних. Никто не сможет исправить тот вред, который мы будем иметь в результате этого».

Это были мудрые слова, но все же они не смогли уберечь правивших в Персии Сельджукидов от трений с местным населением. Очень многие трудности проистекали из неизбежного в данном случае недоверия, с которым утонченные персы относились к необразованным воинам-сельджукам. Несмотря на то что эти самые воины одержали победу над высококультурными персами, те хотели, чтобы суверен относился к воинам так же, как к ним самим, то есть к покоренному народу.

Естественно, это предложение победители не сочли приемлемым, ведь все они считали себя связанными с султаном узами племенного родства и настаивали на сохранении привилегий. Попытка сблизить персов и сельджукских воинов, придав последним присущий персам лоск, практически не уменьшила трений, ведь средний сельджук по-прежнему отдавал предпочтение родным простым обычаям, а не манерам утонченных и изнеженных персов. И действительно, с годами расхождение в привычках становилось все более выраженным, поскольку суверены-сельджуки, в отличие от приверженных традициям рядовых соплеменников, отказывались от старых кочевых привычек и постепенно пристрастились к роскоши. Недовольство, появившееся в среде простых сельджуков после того, как не прислушавшийся к совету Низам ал-Мулька Малик-шах перестал уделять должное внимание армии и стал назначать одного человека сразу на несколько постов при дворе, помогло исмаилитам в распространении их доктрины и привело к тому, что султаны потеряли значительную долю поддержки, которая им вскоре очень потребовалась.

В целом сельджуки были готовы принимать новые для них местные обычаи, но только до тех пор, пока они не вступали в противоречие с их религиозными догматами. При покорении Малой Азии, после того как закончилась его начальная стадия, сопровождавшаяся грабежами и убийствами, они не демонстрировали желания нарушать привычный уклад жизни покоренного народа, а старались сохранить местные законы и обычаи и с готовностью приняли существовавшую там систему землевладения. В тех случаях, когда они считали необходимым что-то изменить, они действовали так же, как это делали Великие Сельджуки при введении различных новшеств в Персии. Самые важные реформы сельджуки произвели в сфере законодательства. Убийство у них наказывалось смертной казнью, которая иногда заменялась выплатой денег семье пострадавшего. Приводя смертный приговор в исполнение, осужденного могли задушить, повесить или обезглавить, а в самых крайних случаях с него заживо сдирали кожу, из которой затем делали чучело, возили его по всему городу, потом помещали в построенную специально для этого хижину и публично сжигали. Менее серьезные преступления карались ссылкой, публичным избиением плетьми или даже конфискацией имущества.

Церемонии коронации пользовались особой популярностью. При вступлении на трон нового суверена его встречали высшие сановники и духовные лица, державшие в руках золотые чаши, наполненные медом и молоком кобылиц; одновременно по городу ходили другие чиновники, раздававшие большие суммы денег. С течением времени султаны забыли простые обычаи своих предков-кочевников и, по примеру правителей Персии, стали отдавать предпочтение автократическому суверенитету, а у Багдада и Византии они переняли любовь к роскоши. Несмотря на то что Кылыч Арслан II предпочитал править в патриархальной манере племенного вождя, его преемникам был ближе стиль персидских монархов. Подобно персидским шахам, они требовали, чтобы к трону их несли, а там осыпали золотом и серебром. В Персии при Низам ал-Мульке султана сопровождал эскорт, состоявший из 200 хорасанцев, 100 дайланцев и группы невольников-христиан. Последние были фанатично преданы своему суверену, поэтому вскоре они стали ядром его личной охраны; вполне возможно, что именно это натолкнуло султанов турецкой Оттоманской империи на мысль о создании корпуса янычаров.

Рис. 4. Деревянный трон Кейхусрова III (1264–1283) из джами Кызыл Бей. Длина трона – 1 м 25 см, ширина – 1 м 21 см, высота – 1 м 56 см

Во время движения процессии личный знаменосец нес перед султаном его штандарт, представлявший собой полотнище черного цвета с изображением дракона (его выбор можно объяснить влиянием Китая или Са-санидов), льва (происхождение этого образа уходит корнями в древние цивилизации Востока) или орла (в этом случае, вероятно, имеет место влияние Византии, хотя, в равной степени, он мог прийти из Средней Азии или даже из Персии). В конце церемонии перед султаном шел слуга с открытым зонтиком – это было заимствовано у заклятых врагов сельджуков Фатимидов; с обеих сторон от султана двигались воины-пехотинцы с позолоченными мечами.

Коронации, большие военные победы и другие события национального масштаба традиционно сопровождались празднествами, которые отличались одно от другого лишь подаваемыми во время торжественной трапезы кушаньями, а также количеством и родом развлечений. И Ибн Батута и Ибн Биби писали, что на пиру султан с гостями сидел за высоким столом, причем гостей рассаживали в строгом соответствии с их положением. Трапеза была обильной, на драгоценных блюдах, украшенных затейливым рисунком и самоцветами, пирующим подавали баранину, козлятину, дичь и голубей. Слуги в красивых одеждах (многие из них – невольники-христиане) подносили гостям в золотых и серебряных чашах шербет. По случаю государственных праздников часто объявлялась всеобщая амнистия, двери тюрем открывались на заре с тем, чтобы освобожденные могли принять участие во всеобщем веселье. Такие празднества проходили точно так же, как и во время ежегодных военных смотров, только к развлечениям добавлялись игры и кукольные представления. Некоторые подробности о торжествах приводит Анна Комнин в рассказе о подготовке Алексея к нападению на Сивас.