Танец мотыльков над сухой землей - Марина Москвина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А вот вилка — тебя не устраивает?
— Я боюсь брать чужие вилки, — отвечаю. — Можно подцепить какое-нибудь мелкое, но досадное венерическое заболевание.
Он эту вилку тщательно вылизывает и дает мне.
— На, — говорит, — возьми и спокойно ешь.
* * *В книжном магазине «Москва» ко мне подрулил бородатый поддатый мужик с увесистой болотного цвета книжищей стихов. И говорит:
— Вы только взгляните, какая замечательная книга.
— Нет, я не могу ее у вас купить, — отвечаю, наметанным взглядом вижу, что автор.
— Да не у меня, — говорит, — а в кассе.
— Нет, нет и нет! — произношу окрепшим голосом.
— Вы хотя бы посмотрите — кто тут в предисловии — Окуджава, Слуцкий! Не надо покупать, черт с вами, просто посмотрите!!!Возьмите в руки, повертите, хотя бы полистайте для приличия. Увидите — вам понравится.
Хотела ему сказать: брось, дружище, не подходи, не проси. А он не отпускает, опутывает нитями своей биографии:
— Вам кажется, я пьяный? Да, я выпил коньяку, принял для расширения сосудов. У меня был микроинфаркт, мне врач прописал. А если вы не прочтете хотя бы пару стихотворений, со мной что угодно может случиться. И вы будете виноваты!..
Тогда я отвечаю:
— Что ж, я ознакомлюсь с вашей книгой, но только в том случае, если вы ознакомитесь с моими — вон они лежат — мои романы, рассказы и повести, будьте любезны, а это книги моего мужа, отца и сына… Куда же вы?
Но его и след простыл.
* * *В помощь российским хосписам издательство «Эксмо» выпустило сборник современных российских писателей. Вдруг обнаружили, что мою повесть подписали Маканиным, а Маканина — Москвиной.
— Хорошо, именно вас перепутали, — облегченно вздохнула издатель книги Надежда Холодова, — хотя бы объясняться только с Маканиным. А если бы Маканина перепутали с Акуниным?! Или Пелевина с Лукьяненко?!
* * *Директор Первого хосписа в Москве Вера Васильевна Миллионщикова приветливо приглашала меня:
— А вы приходите к нам в хоспис, когда устанете — просто так, душой отдохнуть…
* * *Дочь Веры Миллионщиковой, Нюта Федермессер, на благотворительном концерте в хосписе, чествуя спонсоров, рассказала анекдот:
«Умер один бизнесмен. Его подхватили — и прямо в ад.
— Как же так? — возмутился он. — А ну-ка устройте мне встречу с Богом! Я столько сделал пожертвований! И за это платил, и за то, и за вон то…
И вдруг послышался глас:
— А мы вам деньги вернем…»
* * *В автобусе у меня за спиной звучит монолог:
— Нередко в обычной жизни люди купюры в лапшу рвут. В семейных ссорах деньги перемазывают чернилами и мазутом, пишут послания, заворачивают огрызки…
Я обернулась и посмотрела на этого человека. У него на лице было неподдельное страдание.
* * *— Только фильмы ужасов примиряют меня с жизнью, — говорит Леня. — Посмотрел «Чужой против хищника» — и сразу на душе легче.
* * *Писателя Александра Торопцева задержали в метро — он прошел без билета. Позвали милиционера, стали требовать штраф. Саша сказал милиционеру:
— Давай на спор: кто сделает три хлопка? Если ты сделаешь три хлопка, то можешь меня забирать и даже дать мне срок. Но три хлопка надо сделать, отжимаясь от земли. Я сейчас три не сделаю — я не в форме, а только два.
«И тот дал слабину, — торжествовал Торопцев, — вступил со мной в этот чепуховый разговор, а потом и вовсе меня отпустил!»
* * *Старушка в поликлинике — мне:
— Мы-то с вами многое повидали. А молодежь? Что они видели в жизни?
* * *Выступаем с Седовым с Саратовском ТЮЗе. Только стали разыгрывать его сказку специально пошитыми мной куклами, как из этих кукол вылетела моль и заметалась в прожекторах софитов.
Я бросила все и побежала за ней, пытаясь прихлопнуть.
Седов:
— Марин, ты не забыла, где мы находимся?
* * *Звонит из Екатеринбурга художник Саша Шабуров:
— Я открыл в Екатеринбурге п-памятник — литературному герою. 280 кг металла на него ушло. Это памятник… Человеку-невидимке!.. Постамент и два следа: один — мой, один — его.
* * *Сидим в кафе с поэтом Еременко. Он уронил на стол пепел от сигареты, лизнул палец, прилепил пепел и съел.
— Запомни, — сказал он. — Пепел — он стерильный. Любой пепел!
* * *Еще будучи уральским художником, Александр Шабуров приехал с выставкой в Москву.
— Как тут у вас, в М-москве, медленно из гостей в гости п-передвигаться, — ворчал он недовольно. — Вчера был т-только в восьми гостях, а в Свердловске усп-певаю за вечер в гостях д-двенадцати-п-пятнадцати побывать. Причем из восьмых пришлось уйти уж очень быстро. Мой д-друг, у которого я живу, — мы с ним вместе ходили — так нап-пился (я-то не п-пью и не к-курю), что через десять м-минут упал лицом в салат. И н-нам пришлось удалиться к себе домой, рискуя обидеть хозяев столь стремительным визитом.
* * *— Ты счастлив? — спрашиваю я у Шабурова.
— Да — в общем и целом, — он отвечает. — …А куда деваться-то?
* * *Старый приятель попросил написать добрые напутственные слова на книгу его подруге.
— Да ты напиши сам, — сказала я ему, — и поставь мое ничем не скомпрометированное до этой просьбы имя.
* * *Едем в машине — Татьяна Бек, Дина Рубина и я. Таня говорит:
— Я была на вечере Окуджавы, и там все закричали «браво», и я тоже крикнула «браво». А мне женщина рядом сказала: «Надо кричать не „бра́во“, а „браво́“, иначе вы не прорветесь, не выделитесь… Я старый квакер, я знаю!» Можете взять это себе, — предложила нам Таня, — использовать в романе.
Пауза.
— Я тебе уступаю, — величественно сказала мне Дина.
* * *Мы с Диной Рубиной заглянули в буддийское издательство «Открытый мир», а там на стенке висит большой портрет далай-ламы.
— Ой, как на Стасика Митина похож! — обрадовалась Дина.
— Да ничего подобного! — воскликнула я, чтобы хоть как-то сгладить ситуацию.
— Похож, похож, — говорит Дина, — ты не видела, как он постарел.
* * *Марина Князева, мастер устного слова, кавалер ордена русско-французских культурных взаимоотношений:
— Ты знаешь, какой со мной в Страсбурге случился конфуз? Я с детства любила Гете. И вот иду по улице и неожиданно в тумане на площади возникла фигурка с длинными развевающимися волосами, в пальто с поднятым воротником… Я подошла, а это памятник Гете. И я разрыдалась. Я плакала и в голос причитала: «Ну, вот мы с тобой и встретились, Вольфганг!»
* * *Докладываю радостно Седову, что по моему письму его рукопись включили в Федеральную программу, теперь дадут деньги на издание, выйдет книга.
Седов — с негодованием:
— Кому ты рассказываешь об этом?! Нет, ты соображаешь? Если ты заглянешь ко мне в душу, ты увидишь, что там горит костер, и на этом костре горят книги, все до одной, в том числе и моя!!!
* * *— Зачем ты выбросила мои ботинки? — кричит Леня. — Да, молния на них сломалась, ну и что? Утром встал, надел, скотчем прихватил и пошел, а вечером отодрал и лег, потом утром опять прихватил!..
* * *— Я такой была красильщицей раньше, — говорила Люся. — А сейчас развожу краску, завариваю, кладу предмет, а когда вынимаю — вода стекает, а он остается такого цвета, какого и был. Так что теперь у меня художественный свист выходит на первое место.
* * *Позвонили из Союза писателей и спросили — какого я года рождения?
— А то у нас тут написано — 1854!
— Так и есть, — я им ответила.
Не стала разочаровывать.
* * *Мой издатель Надежда Холодова иной раз пропадет куда-то, не пишет, ничего, а ты сидишь без пфеннига и уже хотел бы продвинуть дело. Вот она звонит после такого перерыва, а Леня тянет мне трубку и говорит:
— Иди, это твоя последняя Надежда…
* * *Сережка — маленький — спрашивает:
— Я не пойму, мы хорошо живем или плохо?
* * *Вернулась домой, рассказываю:
— Захожу в журнал «Дружба народов» в отдел прозы: «Новые писатели нужны в литературе?»
Серега, не дослушав:
— …Нет, что вы! Старых-то никак забыть не можем.
* * *— Если б ты знала, — сказал Леонид Бахнов, — как мне пришлось из-за тебя сражаться с корректором. Она хотела у тебя переменить все знаки препинания — на противоположные!
* * *В 80-е годы художник Анатолий Орехов и Леня Тишков отправились на заработки в Тюменскую область — расписывать детские сады. Толя был толстяком, решил худеть, да и вообще они старались поменьше тратиться. Письма шли очень долго, поэтому я им послала телеграмму: