Фаталист - Виктор Глебов

– А вы уж себя в главные герои записали?

– Конечно, доктор. Не оставаться же в собственном сочинении на вторых ролях.

– И вы в самом деле хотите волочиться за княжной?

– Напротив, совсем напротив!

– Тогда что?

– Я, доктор, никогда сам не открываю моих тайн. Опишите мне маменьку с дочкой. Что они за люди?

– Во-первых, княгиня – женщина сорока пяти лет, – ответил Вернер, немного подумав. – У нее прекрасный желудок, но кровь испорчена; на щеках красные пятна. Последнюю половину своей жизни она провела в Москве и на покое растолстела. Она любит соблазнительные анекдоты, и сама говорит иногда неприличные вещи, когда дочери нет в комнате. Она мне объявила, что дочь ее невинна, как голубь. Какое мне дело? Я хотел ей ответить, чтоб она была спокойна: я никому этого не скажу! Княгиня лечится от ревматизма, а дочь бог знает от чего. Я велел обеим пить по два стакана в день кисло-серной воды и купаться в разводной ванне. Княгиня, кажется, не привыкла повелевать; она питает уважение к уму и знаниям дочки, которая читала Байрона по-английски и знает алгебру: в Москве, видно, барышни пустились в ученость. Княгиня очень любит молодых людей. Княжна смотрит на них с некоторым презрением: московская привычка! Они в Москве только и питаются, что сорокалетними остряками.

– А вы были в Москве, доктор? – спросил Григорий Александрович.

– Да, я имел там некоторую практику.

– Продолжайте.

– Кажется, я все сказал… А, вот еще: княжна любит рассуждать о чувствах, страстях и всем в том же духе. Она провела одну зиму в Петербурге, и он ей не понравился, особенно общество: ее, верно, холодно приняли.

– Тамошние красавицы не отличаются дружелюбием, особенно по отношению к тем, кто превосходит их.

– Лиговские весьма достойные люди, как мне кажется, хотя не без московского провинциализма.

– Вы никого у них не видали сегодня?

– Был один адъютант, один натянутый гвардеец и какая-то дама из новоприезжих, родственница княгини по мужу, очень хорошенькая, но, кажется, больная. Среднего роста, блондинка, с правильными чертами, цвет лица чахоточный, а на правой щеке черная родинка. Очень выразительное лицо.

– Родинка! – пробормотал сквозь зубы Григорий Александрович. – Неужели?

Доктор посмотрел на него торжествующе.

– Она вам знакома!

– Я ее не видал еще, но уверен, узнаю в вашем портрете одну женщину, которую любил прежде. Не говорите ей обо мне ни слова, а если спросит, отзовитесь обо мне дурно.

– Как угодно! – сказал Вернер, пожав плечами. – Возможно, вы встретите в Пятигорске еще кого-то из своих… друзей. Должен ли я и им характеризовать вас с невыгодной стороны?

– У меня нет друзей, – сказал Григорий Александрович спокойно.

– Отчего же? – удивился Вернер.

– Я к дружбе неспособен: из двух друзей всегда один раб другого, хотя часто ни один из них в этом себе не признается; рабом я быть не могу, а повелевать в этом случае – труд утомительный, потому что надо вместе с этим и обманывать; да притом у меня есть лакеи и деньги! – добавил Григорий Александрович уж и вовсе цинично и сам почувствовал, что перегнул: прозвучало, словно рисовка. Впрочем, неважно: Вернеру должно понравиться, он ведь и сам явно метит в циники.

– Я, собственно, зашел, чтобы ехать к Раевичу, – переключился доктор, достав из жилетного кармана часы и взглянув на стрелки. – Уже половина пятого.

Григорий Александрович пружинисто поднялся.

– Что ж, едем! Не будем опаздывать.

Дом, снятый Раевичем, был хорошо освещен – в окнах обоих этажей двигались черные силуэты гостей. Экипажей было мало: большинство прибыло пешком, поскольку проживало неподалеку.

Григорий Александрович и Вернер поднялись на крыльцо, отдали свои пальто хмурому швейцару с сержантскими усами и прошли в залу, где гости пили шампанское и коньяк и где стояли ломберные столы.

За одним из них, в глубине комнаты, сидел сам Раевич. И снова, оглядев его фигуру, Печорин подумал, что вся эта респектабельность – окладистая борода «а-ля рус», волосы кружком, цепь и голубой жилет – лишь маска, скрывающая истинную сущность банкомета.

При появлении доктора и Печорина Раевич поднял глаза и вперился изучающим взглядом в Григория Александровича. Выражение лица у него было спокойное, даже самоуверенное.

Печорин подошел и поздоровался.

– Играете? – осведомился Раевич после представлений. – Или так, смотрите?

– Играю, – ответил Григорий Александрович.

– Сейчас места нет, но если желаете… – начал было хозяин, однако Григорий Александрович вежливо прервал его:

– Не беспокойтесь, я пока пригляжусь, а как освободится место, так и присоединюсь.

– Как угодно, – кивнул Раевич. – Впрочем, есть и другие столы.

Он отвел взгляд и словно потерял интерес к новому гостю.

Григорий Александрович отошел в сторону, а Вернер направился к столам, где были подносы с бокалами.

Печорин рассматривал присутствующих и в особенности игроков.

Справа от Раевича сидел драгунский капитан развязного вида в пестрой жилетке и пенсне, которое поминутно поправлял без видимой необходимости. Григорий Александрович сразу сделал вывод, что это – один из приятелей хозяина дома. Рядом с ним расположился Грушницкий, который поздоровался с Печориным кивком и более никак свое знакомство с новоприбывшим не обнаружил. Впрочем, он уже несколько раз бросил на Григория Александровича быстрый взгляд и даже подмигнул, что Печорин проигнорировал.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Доджер – буклет, рекламный проспект.

2

Лицитатор – ведущий аукциона.