Сельская учительница - Алексей Горбачев

Когда все вышли из-за стола, она пригласила ребят в вагончик.

— Начинается воспитательное мероприятие, — тихо, с ехидцей бросил Яков Турков.

Валентина расслышала эти слова. Ей стало обидно. Да нет же, не для воспитательного мероприятия она приехала в поле.

«А зачем же ты приехала сюда? — спросил насмешливый внутренний голос. — Ах да, извини, тебя послали…»

«Я приехала за тем, чтобы быть ближе к ребятам, знать, чем они живут, что их интересует», — ответила тому голосу Валентина и сама поморщилась — боже, ну до чего ж примитивный ответ.

В вагончике вдоль стены были устроены нары из толстых нетесаных досок. В углу на нарах кто-то спал в запыленных кирзовых сапогах, укутав голову грязной, пропахшей соляркой фуфайкой. Другие постели на нарах не заправлены, набитые соломой матрацы кое-как прикрыты байковыми одеялами — синими, сиреневыми, голубыми, серыми — у кого какое нашлось дома. На столе лежали потрепанные брошюры, домино, шапки. В вагончике было неуютно, пахло керосином и соляркой.

— Как вам работается? — спросила Валентина, когда все расселись — кто за столом, кто на нарах.

— Вкалываем, — ответил за всех Яков Турков.

Валентина укоризненно посмотрела на него.

— Неужели для определения производственной практики в вашем лексиконе не нашлось более подходящего слова?

— Почему, можно найти и другое — ишачим, — с усмешкой бросила Аня Пегова.

На какое-то мгновение Валентина растерялась, не зная, что ответить. Будь это в классе, она строго предупредила бы: кончили разговоры, продолжим урок. А здесь не класс, она не на уроке.

— Председатель о вашей работе другого мнения.

— Председателю что? Ему главное — убирай, силосуй, план выполняй, — запальчиво говорила Аня Пегова. — А то, что радио нет, газеты не всегда бывают, почитать нечего, председателя не касается, живем, как пещерные люди!

— Вы далеко отстали от пещерных людей. Те все-таки поддерживали в своих пещерах жилой порядок. Неужели никто из вас не умеет заправить как следует постель? — спросила Валентина, припомнив, что в детском доме когда-то плохо заправленная постель считалась чрезвычайным происшествием.

— Не учили нас этому в школе, — отмахнулся Турков.

— Где ваша постель, Турков?

Парень промолчал.

— Вот она, — указал Дмитрий Вершинин на серое скомканное одеяло.

— Меня учили заправлять постели, могу поделиться опытом. — Валентина взобралась на нары, вытащила из-под подушки мятое полотенце, аккуратно застелила матрац одеялом, подоткнула края, треугольной пирамидкой положила у изголовья подушку, конвертиком свернула полотенце.

Десятиклассники с любопытством наблюдали за учительницей. Яков Турков кривил в усмешке полные, чуть вывернутые губы — мое ли, мол, дело заниматься такими пустяками.

— Постигли, Турков, науку? — обратилась к нему Валентина.

— Вполне.

— Да врет он, как сивый мерин, врет и не краснеет, — послышался из угла сипловатый голос. Это заговорил проснувшийся Таран, колхозный тракторист. — Ничего, в армию призовут, там из него дурь выбьют. И постель заправлять, и полы мыть, и другие места убирать научат.

— А вы были в армии? — спросила Валентина.

— Как же, отслужил свое в механизированных частях.

— Наверное, плохим солдатом были.

Таран встал, смерил учительницу нагловатым взглядом.

— Это по каким же таким видам определяете?

— По обыкновенным. Хорошие солдаты в сапогах спать не ложатся.

Таран дернул плечами, хмыкнул, не зная, что ответить.

— Таран протаранен, — рассмеялся Дмитрий Вершинин. — Один ноль не в твою пользу, Серега!

Тракторист надвинул замасленную кепку, вышел. В вагончике наступило молчание. Его нарушила Аня Пегова:

— Постели ребята заправлять будут. Это свинство — устраивать раскардаш. А радио, газеты, книги?

— О ваших претензиях я сообщу директору школы. Думаю, все у вас будет. Но и самим надо что-то делать. Вы хорошо работаете в поле, о вас даже написано в боевом листке. Читали?

— Читали и хохотали, — ответил Дмитрий Вершинин.

— Над чем же хохотали?

— Над «конбайном», над «рикордной роботой», над «силусуванием».

— Похвально, очень похвально, — едко заметила Валентина.

— Смеяться не грешно над тем, что кажется смешно, — поддержал Вершинина Федор Быстров.

— Смеетесь над неграмотностью человека, вместо того, чтобы помочь ему. Почему бы вам, Вершинин, самому не взяться за боевой листок? У вас хороший почерк, вы прилично рисуете. Хохотать, конечно, легче. А по-моему, больше Щукин над вами хохочет. Пусть, мол, грамотеи посмотрят, как я издеваюсь над их грамматикой. Извините, товарищи, мне стыдно за вас…

— А чего стыдиться? Боевой листок не наше дело! — заявила Пегова.

— Мы практикуемся не на газетчиков, наша будущая специальность — механизатор широкого профиля, тракторист, комбайнер, — поддержал Аню Быстров.

— Но вы должны применять в жизни не только знания техники, но и знания русской грамматики. Вы должны…

— Да никому мы ничего не должны, — перебила учительницу Аня Пегова. — Наоборот, колхоз нам должен…

Валентина понимала: разговор с ребятами не удался. Она вернулась домой удрученной и расстроенной.

Вечером, за ужином, Аня Пегова с сожалением говорила друзьям:

— Эх, приехала бы к нам Евдокия Романовна, мы бы и спели с ней, и в шашки поиграли, и костерчик разожгли бы на бережку… А Валентина Петровна примчалась, пошумела, поругала.

— Но все-таки польза была — постель Туркову застелила, — рассмеялся Быстров.

11

Прежде Валентине казалось, что она чуть ли не с первого урока сумеет привить ученикам любовь к русскому языку и литературе.

— Нельзя быть культурным человеком в полном смысле этого слова, не владея в совершенстве своим родным языком, не зная родную литературу, — убежденно доказывала она шестиклассникам.

Ребята внимательно слушали. А в тетрадях своих писали с такими грубейшими грамматическими ошибками, что она приходила в ярость.

«Ничего, ничего, — пыталась успокоить себя Валентина. — Язык — это трудно, грамоте нельзя обучить сразу, нужно терпение, с литературой будет легче, литературой можно увлечь…»

— Сошка у оратая кленовая,Омешики на сошке булатные,Присошечек у сошки серебряный,А рогачик-то у сошки красна золота, —

вслух читала она и с обидой замечала: шестиклассники шалят, переговариваются.

— Тише, ребята, вы слушаете шедевр устного народного творчества. «Вольга и Микула» — одна из лучших былин…

— Валентина Петровна, а Ваня спички зажигает под партой, — пожаловалась шестиклассница.

Вот тебе и шедевр!

— Ваня, положи ко мне на стол спички, — приказала Валентина. — Ребята, читаем дальше:

У оратая кудри качаются,Что нескатен жемчуг рассыпается.У оратая глаза да ясна сокола,А брови у него да черна соболя.

И опять она с горечью видела, что ее слушателям скучно, что они не понимают доброй половины слов старинной русской былины, и сошка, пусть она кленовая, пусть она с булатными лемехами, — им чужда.

Когда послышался в коридоре звонок, ребята сразу оживились, повеселели.

«Перемена им больше нравится, чем стихи», — с грустью подумала учительница.

Однажды к ней на урок пришел директор. Валентина волновалась, чувствовала себя скованно, боясь, что скажет что-то не так, что шестиклассники опять станут шалить, переговариваться, зажигать спички под партами. Чтобы урок получился хорошим, эффектным, она призвала на помощь все свои институтские знания.

— Я приду к вам на литературу в восьмой, потом поговорим, — сказал Николай Сергеевич.

Разговор был неприятный.

— Вся ваша беда состоит в том, что вы почти совсем не учитываете возрастных особенностей учеников, — объяснял ей в кабинете директор. — И в шестом классе, и в восьмом вы разговариваете с учениками одинаково — по-профессорски научно, как будто выступаете перед академиками. У постороннего человека, извините, может сложиться впечатление, будто вы рисуетесь — вот, мол, сколько я знаю, вот я какая. И потому не все ребята понимают вас, особенно в шестом. А ведь они должны с вашей помощью сами приходить к определенному выводу: и правило сформулировать, и самостоятельно разобрать стихотворение. У вас получается не урок, а ученая лекция. Вы бываете на уроках у других учителей?

Валентина специально попросила у Марфы Степановны побольше «окон» в расписании, думая использовать их для посещения уроков Борисова, Назарова, завуча, самого директора, но почти не делала этого, и сейчас подавленно ответила:

— Пока мало бываю… Некогда.

— Вот это напрасно, — упрекнул Николай Сергеевич. — Я бы на вашем месте каждый свободный час проводил в классе, слушал бы, присматривался, как ведут уроки другие. Учитель — это не только его личные знания, но и умение, искусство. Знания у вас есть, но опыта, навыка нет. Эти вещи, к сожалению, не даются вместе с дипломом, они приобретаются в школе и не сразу. У вас нет четвертого урока. Идемте со мной в класс.