Великое Лихо. Слуги Карающего Огня - Сергей Волков

Луня поджал пятки к самому седалищу, чтобы устойчивей сидеть, если вдруг придется стрелять, отпустил повод, понукая коня лишь коленями. Лук в левой руке, стрела на тетиве, еще десяток торчит под рукой, из малого сада, что приторочен справа от седла. Прорвемся!

Поворот приближался. Издали он выглядел тихо-мирно, ну повернула дорога ни с того, ни с сего, ну торчит чуть в стороне каменный клык, в рост конного высотой, ну чернеет, по вечернему времени, лес в полсотни шагов…

Били в пыль копыта, ближе, ближе, вот уже Шык, скакавший первым, начал заворачивать своего коня вправо, вот уже и Поворот позади…

Луня все же проглядел, откуда появились первые враги. Просто вдруг впереди, словно из-под земли, выросло с десяток рослых мужчин, с пиками и трезубыми острогами, все в плетеных боевых личинах, хорошо защищающих голову от меча, секиры и дубины, и, что самое опасное, с ловчьей сетью.

— Стреляй, Луня! — крикнул волхв, поднимая Костяную Иглу и готовясь к прорыву.

Луня вскинул лук, и навскидку, с двадцати шагов, что отделяли его от поимщиков, выпустил первую стрелу. И не попал!

Корья тем временем перегородили дорогу длинной и широкой сетью, намереваясь сразу захомутать и коней, и людей. Шык, опережавший Луню, прокричал что-то, полыхнуло зеленым, ослепительно ярким, словно молния упала в землю, засверкал в сгущающихся сумерках белый костяной посох, и сеть, только что туго натянутая, не оставляющая ни единой надежды на спасение, вдруг разом вспыхнула, озарив на миг все вокруг, и рассыпалась пеплом.

Луне выпустил тем временем четыре стрелы, и две из них нашли свою цель — один из корья упал на спину и скреб теперь ногами землю — боевая личина защищает от меча, но стрела проходит ее насквозь, как спица сквозь клубок шерсти. Второму Луня попал в бедро, и вой, громко крича, чтобы отогнать боль, сидел на обочине и вырезал бронзовый наконечник ножом.

Сеть сгорела, но упорные корья и не думали отступать. Они мгновенно перегородили Ход, выставив пики, а скакавший впереди Шык, как нарочно, закрыл их своими двумя конями от стрел Луни.

Шык остановился в пяти шагах от сверкающих медных жал пик, и что-то негромко бросил поимщикам на неизвестном Луне языке. Кто-то из корья ответил, и может быть, волхву и удалось бы договориться с корья, но подскакавший Луня все испортил.

Как только арпаки Шыка перестали закрывать от него врагов, Луня вскинул лук и в пять стрел уложил троих. Будь у корья щиты, все обернулось бы иначе, а так, прежде чем они сообразили, что стоят, как куколи на войском поле, трое из них отправились к праотцам, частокол пик распался, и Луня бросил своего коня вперед, выхватывая меч.

Мечом удалось рубануть лишь раз, снеся наконечник у одной из пик, кони уже выносили родов из засады, но тут самый отчаяный корья изо всех сил метнул свою длинную пику вслед прорвавшимся всадникам.

Пика попала в спину заводного Луниного коня, вошла в тело лошади на весь длинный, трехгранный наконечник, арпак жалобно заржал, заплакал дурным голосом, сбивая ход, и Шык, мчавшийся сбоку, проорал Луне:

— Повод, повод руби! Скорей!

Луня откинулся назад, одним взмахом цогского кинжала рассек сыромятную кожу ремня, и раненый конь сразу отстал, начал пропадать во мраке, пока вовсе не исчез из виду вместе с орущими что-то воями-корья.

Потеряв одного коня и весь съестной припас вместе с ним, они все же прорвались!..

— Никогда прежде корья не выходили на Ход! — удивленно вертел головой Шык, сидя напротив Луни у небольшого бездымного костерка.

Они скакали до полуночи, далеко уйдя от Злого Поворота, как нарек место засады корья Луня, и теперь остановились на ночлег, отъехав на всякий случай в сторонку от Хода и укрывшись в глубокой ложбине.

Сварили в котелке подстреленную Луней куропатку, половину съели, половину оставили на завтра, и теперь, отдыхая после тяжелого дня, говорили. Вернее, говорил в основном волхв, а Луня слушал, иногда спрашивая…

— Ары наложили на весь Ход в двух лунах пути от своих владений по обе стороны чары, и чары те не дают злому человеку, нелюдю и нежити выходить на Ход. Но, видать, опали, развеялись арские чары, или ослабли сильно… — не спеша объяснял волхв, попутно вырезая мз соснового корешка для Луни амулет Зевы — теперь, когда припас пропал вместе с раненым арпаком, странники могли надеятся только на охоту, и стало быть, не лишне было озаботиться покровительством звериной богини.

— А как же тогда корья до этого на путников нападали? — подбросив сухих веток в костерок, спросил Луня.

— Метали из кустов отравленные остроги, сеть набрасывали и уволакивали в сторону! Счастье наше, хвала Роду, что луки у корья не в чести, не любят они стреловой бой, не знаю уж, почему. А не то не сдобровать бы нам, Луня, посекли бы нас из луков, и все! — волхв выбрал из кучки куропачих косточек одну, короткую и узкую, вставил в готовый амулет, вроде как стрелой пробил его насквозь, и начал прилаживать кожаный шнур, чтобы можно было носить корешок на шее.

— Дяденька, а как же так — все говорят, что по Ходу всегда люди движуться, туда-сюда, обозно, конно, пеше, а мы сколько дней скачем, а никого еще не видали? — поинтересовался Луня.

— Так ты и сам мог бы догодаться! — благодушно улыбнулся Шык в сивые усы: — Сейчас пора страдная, не до торговых походов. Вот погоди, через полторы луны, когда урожай в странах Хода соберут, обмолотят, когда меду набортят, грибов насолят да ягод намочат, вот тогда и потянуться по Ходу обозы — из городища в городище, из страны в страну, людные и многочисленные, со стражей крепкой. Тут уж корья не до разбоя станет, уберуться поганцы в свои свайные хибары и до весны сидеть там будут, рыбой пробавляясь! Ну все, готов амулет, держи, охотник, да слово не забудь сказать, как учил, а то силы в нем не будет!

Луня принял из рук волхва пронзенный косточкой корешок на крепком ремешке, достал тряпицу, загодя измазанную в куропачей крови, потер амулет, приговаривая:

— Зева-самица, красна-девица, не гневись, не журись, от меня не воротись! Дай охоту легкую, птицу крупную, грудку жирную, мяско сладкое, мне на силу, тебе на радость!

— Ну и ладно! — кивнул волхв, когда Луня одел амулет на шею: — Давай спать, что ли… Дай-ка вон то бревнышко!

Луня подтащил к костру полствола молодой березы. Коптит береза, дух тяжелый дает, хотя и горит жарко, ну да в этих краях не до выбора, кроме березин ничего, годящегося в костер, тут не растет.

Шык топориком сделал на стволе глубокую зарубку в двух локтях от конца бревнышка, кивнул Луне:

— Как огонь до сих пор бревно сожрет, буди меня! — сунул березину в костер и завалился спать.