Не грусти, гад ползучий - Ольга Коренева

А второй продолжал:

 -Так что бразильские коммунисты решили тебя спасти. Вот тут женское платье, парик, держи вот, за углом ждет спортивный автомобиль, давай, ну! Торопись!

- Не хочу! - ("Как же, держи карман. Халявщик".)

- Бежим, время в обрез.

- Куда? - ("Еще чего", зло подумал Солнышкин-первый, совсем забыв про все христианские заповеди, так нравившиеся ему раньше).

- Домой, на Родину. Вот шмотки, торопись.

- Чепуха. - ("Сам туда канай").

- Конец. Уже идут! — Солнышкин-женщина метнулся к окну. — Убирать идут, пойми!

Тут Леня-первый вдруг испугался и суматошно стал напяливать женское платье, колготки, туфли. Нахлобучил пышный парик.

Другой тоже достал из сумки "скальп", быстро пристроил на башке, да еще сноровисто подпудрился. Потом вдруг обмяк, забормотал:

- Ой не могу, ой не могу...

И опять стал набивать рот остатками балыка.

- Тьфу, прорва ненасытная! - выругался этот Леонид. — Не суетись, они нас не узнают. Мы теперь мамзели, или как по-ихнему? Мучачи, что ли.

В дверь вошли.

Солнышкины хихикнули и затянулись гавайскими сигарами. В голубом никотиновом мареве они загадочно ухмылялись. Вошедшие захлебнулись дымом, закашлялись. Что-то сказали не по-русски. Прошли в другие комнаты. Один из них притормозил на пороге и, обернувшись, процедил:

— Пьяные шлюхи.

"Знакомый язык", подумал Солнышкин-резидент. "Чистый московский выговор. Земляк, что ли? Спросить надо бы, давно ли оттуда, и как там, на Родине?"

Но вылезать из глубокого мягкого кресла и рыскать в поисках земляка в шестидесяти восьми комнатах не хотелось...

Тянулась бесконечная сиеста, и Солнышкиным, размякшим от обильной выпивки и еды, сладко кемарилось...

Когда бразильские коммунисты захватили фазенду, то хмельной Солнышкин-резидент по тайным каналам, через Израиль и ряд других мелких государств, был переправлен в Москву - с доставкой на дом. Там он долго еще не мог очухаться, выкрикивал что-то не по-русски и требовал прислугу... Другой Солнышкин навсегда остался в солнечной Бразилии, став впоследствии крупным политическим деятелем.

7. Птеродактиль.

- Штрафную им, штрафную! - шумно встретили пришедших, и налили в чашки самодельной бурды. - Ух, девочки, цветочки вы наши! Валентина, где такой свитер добыла?

- Да где ж, сама связала.

- А заказы берешь?

- Она не заказы берет, а минеты... Ой, Солнышкин, и ты здесь? Говорят, в Бразилии побывал? Ну как там, чего привез? Ты бы хоть прибарахлился бы, что ли, костюм бы себе купил, а то как этот...

- А разве с костюмом вам лучше, чем со мной? - спросил Солнышкин. - Помните, Сергий Радонежский говорил: "Под златотканою одеждою часто скрывается невежественное и злое сердце, а под рубищем - великий ум и добродетель".

- Мне он этого не говорил.

- Ну, естественно, он давно жил.

- Тем более. Я не такая старая.

- А сколько вам?

- Иди ты.

- Куда?

- На Птичий Рынок. Купи цыпленка, живого.

- Зачем?

- Вырастет, яичко снесет, не простое, а златотканое.

- И то! - с чувством сказал Солнышкин.

Его вдруг потянуло на воздух, в радостную суету Птичьего Рынка, где он не был с самого своего возвращения из-за кордона.

В прихожей из чьей-то сумки торчала диковинка - непочатая бутылка можайского молока. Леонид удивился: целая, не распечатанная аж. Быстро вытащил, сковырнул железную крышечку и залпом выдул. Вкус был не то чтоб хмельной, но приятный. Затолкав пустую стеклотару обратно в сумку, Леня покинул помещение.

Возле рынка мужик с машины продавал цыплят. Одного, подыхающего, никто не хотел брать, и подоспевшему Солнышкину его подарили.

Цыпленок оказался симулянтом. Дохнуть он и не думал. Поклевав пиво с консервами, попытался склевать буквы с газеты, потом долбанул носом Мишу-Первого (хомяка. Сам он стал Мишей-Вторым. Потому что шустрый оказался, как президент).

Второй, к тому же, был обжорой. Вроде самого Солнышкина. Ух, сколько он лопал, и все подряд - морскую капусту, цветы в горшках и землю, известку на подоконнике, замазку для окон, брагу, рыбные консервы... Сосед Дима с работы приносил для него и Солнышкина коллективные объедки. А работал Дима на ППП, (Подмосковном Подлодочном Предприятии), которое перестроилось и стало называться ПППП (Перестроившееся Подмосковное Подлодочное Предприятие), и вместо подлодок выпускало теперь стальные пивные бочонки с импортными надписями для кооператоров. А кооператоры не жмоты - премируют пивом и едой, так что объедков хватает. Особенно Мише понравились напитки с градусами.

- Еще бы. Мое дитя, - нежно приговаривал Солнышкин. - Цыпа мой золотой.

А пьяный птенец топтался на Лениной голове, путаясь в волосах и орошая их теплой жижей из-под хвостика. "Это полезно, от этого волосы растут", размышлял Леонид, почесывая голову и пытаясь припомнить все, что он читал о птичьем помете. "То есть, что-то растет, кажется, помидоры. Ну и волосы, наверно, тоже... "

Он испытывал почти женское чадолюбие (вернее, мишелюбие), мыл цыпленка в тазике (малыш любил купаться), выводил глистов, отмечал рост на косяке двери. Рос птенец рывками и очень быстро, особенно преуспели в этом лапки - лапищи, чешуйчатые, с кривыми пальцами, как у хищной птицы. Вообще, Леонид заметил явную диспропорцию в развитии питомца. Для цыпленка он был слишком крупный, с длинной всклокоченной шеей, начавшей покрываться мелкими чешуйками, словно Миша был родственник карася...

Однажды Дима принес научно-популярную книжку и, открыв на изображении птеродактиля, завопил:

— Ну дела, Ленька! Ты выращиваешь первоптицу!

Солнышкин выхватил из рук подводника старую зачуханную книжицу, и сравнил рисунок с натурой. Да, сходство было поразительное, если не учитывать мелких деталей... Впрочем, за несколько тысячелетий могла произойти мутация и некоторые внешние изменения...

- Господи! - воскликнул несчастный Солнышкин. - Только этого еще не хватало. Он же будет огромный, не прокормить, да и чем кормить птеродактиля? Может, у него неверное питание?..

- Да все отлично, Ленька! - суетился сосед. — Я сейчас свяжусь с телевидением, с "Очевидным-невероятным", с этой еще, ну как ее, с прессой, в Академию Наук звякну, они там скучают без дела, их всех разгонять собираются...

Для Димы открылось широкое поле деятельности, и он стал действовать...

Вскоре Леонид с Михаилом сделались завсегдатаями телепрограмм и реклам, симпозиумов и выступлений экстрасенсов, героями газетных статей и научных исследований. Ими как явлением заинтересовались даже зарубежные научные общества.

И вот наступил день, когда Солнышкин снова попал за бугор - на сей раз в качестве хозяина уникального животного.

Весь закордонный мир был смущен и Мишей, и Леонидом, к ним приковано пристальное внимание, они — объект исследований. Они непостижимы и таинственно связаны друг с другом, они крайне непоследовательны и алогичны в своей правильной, вообще-то, и очень простой логике. Они — явление!

И только на родине о них тут же забыли. Да не до них тут...

Солнышкин с цыпленком жил теперь в экологически чистом нейтральном государстве, с удивительно аккуратными, как игрушки, домами, с чистыми улицами, пахнущими шампунем, с небольшим количеством машин, и с ухоженными домашними зверюшками, среди которых не было бродячих. Животных и детей здесь не принято было выкидывать. Не было здесь и нищих.

Порой Леониду казалось, что он - в каком-то параллельном пространстве. А может, в раю. Или опять - во сне.

Леня с Мишей кайфовали. Питались они теперь с учетом индивидуальных диетологических разработок, соблюдали режим дня под присмотром небольшого штата врачебно-научного персонала, Солнышкин увлекся наукой, начитался популярных брошюр и принялся формировать свое новое мышление. Все шло прекрасно, но...

Но вдруг однажды Леонид заметил, что у его питомца затормозился рост. Даже хуже: цыпленок стал уменьшаться, как-то сплющиваться и входить в нормальные куриные рамки. Стали отпадать чешуйки, исчезли жаберные щели. А самое скверное то, что он попытался закукарекать.

Солнышкина прошиб холодный пот. Раю приходит конец, понял он. И принялся приклеивать скотчем чешую на прежние места.

Вскоре в забугорной прессе появилась информация о том, что чистая экология и нормальное питание восстановили естественный облик петуха Миши.

Что было дальше? Солнышкин на родину не вернулся. Он стал деловым джентльменом, президентом Общества Любителей Кайфа, известным поэтом. Стихотворный многотомник "Сны гения" принадлежит его пророческому перу.

Как-то подводник Дима, ставший бизнесменом, говорил, что в нынешних ихних (заграничных) газетах пишут, будто мистер Солнышкин собирается начать работу над мемуарами, но приступит к этому лишь после того, как окончательно выяснит для себя, где же, все-таки, грань сна и реальности.