След памяти - Кит Ломер

— Слушай, — окликнул я. — А как насчет такой версии: пока ты лежал на том уютном диванчике, записывая память, на борту разразился мятеж, и к тому времени, как ты очнулся, кругом остались одни трупы.

— В этом есть зерно истины, — задумчиво согласился Фостер. — Но будем надеяться, что когда-нибудь мы узнаем всю правду.

— Вот чего я до сих пор не могу понять, так это почему никто с Валлона не отыскал твой звездолет, он же все это время болтался здесь, на орбите.

— Ты только представь бескрайность космоса, Легион. Твоя планета — всего лишь один крошечный мирок среди сонма звезд.

— Но ведь здесь же была оборудована посадочная площадка для ваших кораблей. Не иначе, как существовало регулярное сообщение. Да и книги с фотографиями — прямое доказательство, что вы бывали на Земле много тысяч лет назад. Так с чего это вдруг все визиты прекратились-то?

— Таких площадок множество по всему космосу, — заявил Фостер, — это своего рода маяки, отмечающие каждый риф. Могут пройти века, прежде чем кто-нибудь вздумает заглянуть сюда. Тот факт, что штольня в Стоунхендже давно забилась землей, еще в те время, когда я впервые сошел на поверхность, показывает, насколько редко посещают твой мир.

Я задумался. Мало-помалу складывалась стройная картина. Правда, в ней еще было довольно много белых пятен, да и рамы не хватало. Наконец меня осенило:

— Слушай, ты сказал, что когда очнулся, то как раз записывал память. Ты проснулся и все помнил, так почему бы не повторить процедуру? Если, конечно, твой мозг в состоянии выдержать еще одну нагрузку.

— Правильно, — откликнулся Фостер, вскакивая: — Это шанс. Идем!

Я последовал за ним в комнатушку со скелетами. Он с любопытством оглядел кости.

— Хорошенькая была потасовочка, — заметил я.

— Да, похоже, я пробудился здесь, — сказал Фостер. — А это те, кого я увидел мертвыми.

— Как видишь, они еще не воскресли, — сострил я. — Ну, что скажешь насчет этой машинки?

Фостер прошел по роскошному диванчику, нагнулся над ним, а потом покачал головой:

— Нет, — сказал он, — конечно, ее здесь не будет.

— Чего?

— Матрицы памяти. То есть инструмента, который я использовал для восстановления памяти.

Тут я припомнил о цилиндре в кармане. С внезапно забившимся сердцем я вынул его и поднял, словно школьник, знающий правильный ответ.

— Этот?

Фостер глянул:

— Нет, это пустой, как те, вдоль стены. Они предназначены для использования в аварийных ситуациях. Заполненные матрицы должны быть цветокодированы.

— Да, пожалуй, — согласился я, — иначе бы все было слишком просто, — я огляделся. — Конечно, этот шкафчик слегка великоват, чтобы искать в нем потерянную пуговицу, но ничего другого нам не остается.

— Не расстраивайся, Легион. По возвращении на Валлон я, без сомнения, смогу восстановить свое прошлое. Существует специальное хранилище, где содержатся матрицы каждого гражданина.

— Но ведь твоя-то находилась у тебя.

— Это наверняка была только копия. Оригинал никогда не покидает хранилища в Окк-Хамилоте.

— Тогда понятно. Тебе не терпится попасть обратно, — заметил я. — Это будет нечто — заявиться домой после такого долгого отсутствия. Да, кстати о времени, ты сумел уточнить, сколько же ты в действительности находился на Земле?

— Да нет, — отозвался Фостер, — я могу сделать только грубую прикидку.

— Ну, так сколько же?

— С той поры, как я высадился из шлюпки, — ответил он, — прошло три тысячи лет.

— Жаль, что команда распадается, — сказал я. — Ты знаешь, я уже как-то привык к своему положению школяра-недоучки. Мне будет не хватать тебя, Фостер.

— Летим со мной на Валлон, — отозвался тот. Мы находились в обсерватории, глядя на ярко освещенный шар моей планеты с расстояния в тридцать тысяч миль. А рядом с Землей застыл ослепительно белый диск Луны.

— Спасибо, приятель, — откликнулся я. — Я бы и не прочь поглазеть на все эти космические диковинки, но боюсь, что в конце концов пожалею об этом. Знаешь ли, эскимосу мало пользы от компьютера. Я просто помру от тоски.

— Но ты же можешь вернуться.

— Ну, насколько я знаю, — сказал я, — после прогулочки на таком звездолете на Земле пройдет пара сотен лет, а я бы хотел прожить свою жизнь здесь, с людьми, которых понимаю, и в том мире, в котором вырос. Конечно, у него есть свои недостатки, но, по крайней мере, это мой родной дом.

— Ну, тогда я ничего не могу поделать, Легион, — сказал Фостер. — И даже на знаю, как выразить свою благодарность и вознаградить тебя за преданность.

— Э… э… ну, что касается этого, то было бы неплохо загрузить шлюпку кое-какими вещичками из библиотеки — шариками со склада, ну и так, по мелочи. Я, кажется, знаю, как все это приложить к делу, чтобы не затронуть экономику и не поставить ее на уши. Ну, и попутно самому устроиться. Как ты уже успел заметить, я — материалист.

— Твое дело, — отозвался Фостер, — бери, что хочешь.

— По возвращении, — сообщил я, — я сделаю еще кое-что. Вскрою тоннель с подземной установкой и взорву ее к чертовой матери. Если, конечно, никто до нее еще не добрался.

— Судя по темпераменту местных жителей, — с улыбкой заметил Фостер, — секрет останется в неприкосновенности, по крайней мере, еще поколения три.

— Не волнуйся, я посажу шлюпку где-нибудь в укромном местечке, где ее не засечет радар, — успокоил его я. — Нам повезло, через пару лет было бы поздно.

— Да, вы бы уже смогли обнаружить и звездолет, — согласился Фостер, — даже несмотря на антирадарную защиту.

Я глядел на огромный голубой шар, зависший над головой. В Тихом океане сверкала яркая точка отражавшегося солнца.

— Кажется, я различаю там островок, который мне очень даже подойдет, — игриво заметил я. — Ну, а не подойдет, не велика беда, найдутся еще десятки таких же.

— Ты сильно изменился, Легион, — отметил Фостер, — ты похож на человека с joie de vivre note 3 .

— Вообще-то, я привык думать, будто моя жизнь полна невезенья, — сказал я. — И все-таки есть какой-то смысл в том, что мы стоим здесь, смотрим на эту планету, и все мысли о несостоятельности кажутся просто нелепыми. Там, на поверхности, можно найти все для счастья человека, и для этого даже не требуется иметь товар.

— У каждого мира свои правила жизни, — заметил Фостер. — Иногда более сложные, иногда попроще. Противостоять реальности — вот в чем смысл.

— Лицом к лицу со всей Вселенной, — продекламировал я. — На фоне этого даже проигрыш будет выглядеть победой, — я повернулся к Фостеру. — Мы находимся на десятичасовой орбите, давай пошевеливаться. Я бы хотел приземлиться в Южной Америке. Мне там знакомо одно местечко, где можно разгрузиться без лишних вопросов.

— У нас еще есть несколько часов, — сказал Фостер, — незачем торопиться.

— Может, и так, — согласился я. — Но мне надо многое успеть, — я бросил последний взгляд на величественное зрелище за бортом, — и хотелось бы начать, как можно скорее.

Глава восьмая

Я мирно сидел на террасе, любуясь закатом, и размышлял о Фостере, который сейчас летел к себе домой где-то там, за пурпурными облаками. И самое парадоксальное заключалось в том, что для него, путешествующего почти со скоростью света, прошло' всего несколько дней, в то время как здесь миновало три года.

Самыми сложными для меня оказались первые несколько месяцев, когда я посадил свою шлюпку в каньоне неподалеку от маленького городка Итценка в Перу. Мне пришлось выждать с неделю, из опасения, как бы не явилась толпа местных зевак, а потом я пешком потопал до города, неся с собой рюкзачок с тщательно отобранными образчиками, благодаря которым я и собирался начать свою новую карьеру. Мне понадобилась пара недель, чтобы добраться до морского порта Каллау, и еще неделя, чтобы попасть матросом на корабль-рефрижератор, везущий бананы. В Тампе я сиганул через борт и, не привлекая к себе внимания, добрался до Майами. Насколько можно было судить, полиция давно утратила интерес к моей персоне. Моя старая подружка — тучная леди — не слишком-то обрадовалась встрече, но все же пристроила меня, и я принялся превращать свои сувениры в деньги.

Я захватил с собой проектор и пригоршню кассет с фильмами, весьма похожими на кости домино. Я не собирался продавать их в какую-нибудь лавку, а договорился со своим старым приятелем из киносети, и он за плату скопировал их на обычную пленку. Ему я объяснил, что вывез это из восточной Европы. Правда, он был не в восторге от них, но признал, что в технике создатели кое-что все-таки смыслят.

Специальные эффекты были просто потрясающи. Его любимым фильмом стал тот, который я окрестил «охотой на мамонта».

Я предложил только двенадцать записей с незначительным монтажом и комментариями, из них вышли отличные двадцатиминутные документальные фильмы. Мой знакомый связался с приятелем в Нью-Йорке и слегка поторговался. Мы сошлись на ста тысячах долларов с условием, что за такую же цену предоставим еще дюжину фильмов.