Страсти по Анне - Дина Данович

— Только подумайте, сколько всего знаю о вас! — сказал Любомирский.

— Вы еще скажите, что видели меня в пеленках! — отмахнулась я. — Но каким образом вы догадались о посуде и воспитателях?

Он пожал плечами.

— Кажется, я сам был таким, — и добавил: — Много лет назад. Я старый.

— Нет! — поспешно возразила я. — Вовсе нет! — улыбнулась и спросила: — Скажите, что для вас было самым сложным?

— Танцы!

Я даже захлопала в ладоши от восторга.

— И для меня танцы были сущим наказанием! — Я медленно поднялась со стула, неестественно выпрямила спину и заговорила картаво: — Если вы будете так танцевать, то вас перепутают с цирковым медведем!

Поднялся и Вадим Александрович.

— Простите, я не помню урока! — виновато сказал он с глубоким вздохом.

— Что за вид! — проворчала я. — Спину надобно держать прямо! Еще прямей.

И, совершенно заигравшись, я уверенно взяла его за талию, изображая учителя танцев. Увидев его совсем близко, я страшно смутилась и отступила поспешно назад.

— Простите, — сказала я.

Вадим Александрович как будто и не заметил моей неловкости.

— Учителя танцев всегда и везде одинаковы! Однако в гимназии было еще хуже. Хвалили только одного ученика, — он сделал паузу и хитро взглянул на меня.

— Кого же?

— Зимовина.

— Действительно? — удивилась я.

— Можно подумать, что вы не знаете, что Александр отлично танцует, — недоверчиво сказал Любомирский.

— Как же… Помню… — пробормотала я совсем неубедительно, но мой гость уже был поглощен воспоминаниями.

— Через дорогу от нас, — он говорил медленно и тихо, словно видел то, о чем говорит, но потом опять перешел на шутливый тон, — располагалась женская гимназия. И, если хотите знать, по вашему супругу вся эта женская гимназия вздыхала! Барышни доходили до истерик, если на наших совместных балах не танцевали с Александром. Их патронесса даже куда-то в министерство жаловалась. Вот такой курьез.

— Любопытно… — сказала я и подумала: «Неужели и вправду такое было?»

— Мы с Александром были влюблены в одну гимназистку… Звали ее Лиличкой. Она была такая худенькая, вся прозрачная, неземная… Руки — прохладные, невесомые… Вам не скучно? — неожиданно спросил он.

— Рассказывайте, — разрешила я.

— И мы вечно соревновались, кто с ней первым танцевать будет. Даже подрались как-то, представьте себе, какие страсти кипели!

— Подрались? — чего я не могла ожидать от Александра, даже в его пятнадцать лет, так это драки.

— Прямо на Рождественском балу! — подтвердил Вадим Александрович. — Скандал был… Смешно сейчас вспоминать. — Он задумался.

— И что же с вами потом было? — осторожно спросила я.

— Да… Потом? — переспросил он. — Ничего особенного. Мы с Александром стали лучшими друзьями, а та барышня не дожила до следующего бала, то ли простуда с ней приключилась, то ли что-то еще. Мы с Александром, пока учились в гимназии, каждое Рождество к ней на могилу ходили.

Через несколько дней вернулся Александр Михайлович, которому я рассказала о Любомирском, опустив историю с цветами.

— И давно он здесь? — спросил супруг.

— Всего несколько дней. Чуть больше недели… Кажется…

— Замечательно, надо будет пригласить его к нам! Не возражаете?

— Нет…

Вадим Александрович был приглашен, но все было столь неофициально, что мне даже не заказали нового платья, а на стол подали обычный обед.

После обеда мы вышли прогуляться к пруду. Я была в модной юбке, открывающей щиколотки, и выглядела очень молодой. Чувствуя себя лишней, я немного отстала от господ бывших гимназистов, которые предались воспоминаниям, я же что-то напевала, срывала во время прогулки какие-то простые цветы, слышала обрывки разговора.

— А помнишь Каракаллу? — спросил Александр Михайлович.

— О да! — тут же отозвался Вадим Александрович. — Барвинский клялся, что наш Каракалла — точная копия того, из римской истории. И пускал на его классах бумажных чертей! Барвинский, кстати, сейчас живет где-то в Галиции. Александр, ты помнишь, как звали нашего учителя по рисованию?

— Владимир Павлович Ветр, если я не ошибаюсь. По прозвищу Великолепный Геркулес.

— Точно. Никогда не забуду, как он нам демонстрировал свою излюбленную копию со статуи Геракла.

— Эстет, — фыркнул супруг.

— Если не сказать хуже. Сколько историй со всеми ними связано! Я, между прочим, уже рассказал несколько историй твоей очаровательной супруге. Опуская самые глупые, разумеется. Но, кажется, Анна Николаевна не поверила мне, что ты был участником такого количества проказ.

Александр Михайлович прервал беседу с Вадимом Александровичем и повернулся ко мне:

— Вот еще один претендент на роль вашего покорного слуги, — и снова обратился к Любомирскому:

— Ты уделяешь своей супруге слишком мало внимания, — сказал Вадим Александру, будто я была, по крайней мере, в саду и не могла услышать их беседу.

Сколько могу, но, поверь мне, мое общество ей не столь приятно, как твое. Я не препятствую этому. Я не бесноватый феодал, чтобы огораживать молодую женщину от общения с внешним миром. Знаешь, Вадим, меня часто не бывает здесь, на даче. Супруга одна. Я буду рад, если ты будешь заглядывать к ней. Анна — замечательная собеседница, и она не будет скучать, и ты отдохнешь немного от великосветских сорок.

— И ты так спокоен, доверяя мне жену?

Я не видела лица Вадима Александровича, но почему-то мне подумалось, что он улыбался.

— Отчего бы мне волноваться? — сказал Александр Михайлович.

Май подходил к концу. Александр Михайлович снова уехал. Решено было, что он станет приезжать на воскресенья. Но во мне жила твердая уверенность, что если бы не появление Вадима Александровича, то Александр Михайлович вряд ли бы так часто наведывался ко мне. И как прикажете мне понимать его странную фразу: «Отчего бы мне волноваться?»… Знал бы он, что в тот момент я почувствовала страшную тоску, смешанную с гневом. Может быть, именно тогда я и поняла, что, несмотря на все свои страхи перед грехом, физически я сумею изменить супругу.

Я была предоставлена сама себе, написала несколько писем подругам по гимназии, отправила письмо Николке. Николка должен был совсем скоро окончить обучение в училище, но у меня не было желания ехать на его выпуск. По окончании ему полагался короткий отпуск, так что я рассчитывала видеть его на даче. Со смехом мне подумалось, что главное, чтобы Николка не стал вызывать на дуэль Вадима Александровича. С него станется!

Глава 6

Я ждала его со страшным ощущением обреченности. Словно моя судьба была написана на белом листе, и я ее читала при свечах. Мне хотелось сжечь эту бумагу, порвать ее, растоптать пепел и забыть о ней! Нет, нет!!! Я не могла преодолеть своих сомнений, поставить все раз и навсегда на свои места. У меня не хватило сил, чтобы прекратить то неуловимое ощущение чуда, счастья, которое вдруг возникало, когда приходил он.