Утренняя звезда - Пирс Браун

Все странно смотрят на меня.

Думают, в себе я или нет.

Все, кроме сестры Эо, Дио, чье лицо расплывается в улыбке.

– Прости, Дио, – бормочу я, – ты так на нее похожа…

Она машет на меня руками, запрещает извиняться и сглаживает мою неловкость, говоря, что это лучший комплимент на свете.

– А кто у нас тут? – спрашиваю я, показывая на малышку, которую Дио держит на руках.

У девочки просто нереальные волосы. Рыжие густые локоны стянуты в хвост, который торчит вверх на макушке, будто маленькая антенна. Она с любопытством разглядывает меня темно-красными глазами.

– Ты про эту пигалицу? – спрашивает Дио, подходя к моему креслу. – О, я мечтала познакомить вас с тех самых пор, как Дианна рассказала нам, что ты жив, – продолжает сестра Эо, глядя на моего брата с такой любовью, что я ощущаю укол ревности. – Это наша младшая. Хочешь ее подержать?

– Подержать? – переспрашиваю я. – Нет… Я не…

Девочка тянет ко мне пухлые ручонки, и Дио сажает ее мне на колени, прежде чем я успеваю сказать «нет». Малышка цепляется за мой свитер, урчит, вертится, пока не устраивается поудобнее. Она хлопает в ладоши и смеется. Это маленькое существо понятия не имеет, кто я такой и почему у меня на коже столько шрамов. Ей просто нравятся мои огромные руки и знаки золотых, поэтому она хватает меня за большой палец и пытается укусить его беззубыми деснами.

В ее мире нет места ужасам, среди которых я живу. Ребенок повсюду видит только любовь. У нее бледная нежная кожа. Она соткана из облаков, а я… я высечен из камня. У девчушки большие яркие материнские глаза, а губы тонкие, как у Кирана. И гримаски отцовские. В другой жизни она могла бы быть нашей с Эо дочерью. Моя жена рассмеялась бы мне в лицо, если бы узнала, что в результате родителями станут мой брат и ее сестра. Наша с Эо любовь была подобна урагану, а ураганы быстро проносятся мимо. Надеюсь, у Дио и Кирана все сложится по-другому.

Повсюду уже давно погасили свет, чтобы сэкономить энергию генераторов, а я все еще сижу с дядей и братом за столом в дальнем углу комнаты. Киран рассказывает мне о своей новой работе – оранжевые учат его обслуживать истребители и челноки. Дио уже давно легла спать, оставив мне малышку, которая крепко спит у меня на руках, время от времени ерзая туда-сюда, когда сны уносят ее в неведомые мне миры.

– Здесь не так уж и плохо, – говорит Киран. – Лучше, чем внизу. У нас есть еда. Душ с водой! Говорят, мы находимся под озером. Охрененно крутая штука этот душ! Дети просто обожают купаться! – рассказывает он, глядя на спящих в полумраке ребятишек: они лежат по двое в кровати и тихонько ворочаются во сне. – Но вот знаешь, что тяжело? Мы не знаем, какое будущее ждет их! Побывают ли они когда-нибудь в шахте? В ткацкой? Другое мне даже в голову не приходило. Я надеялся передать им ремесло, показать цель в жизни. Понимаешь? – спрашивает он, и я киваю. – Хотелось, чтобы мальчики стали проходчиками. Как ты, как папа. А теперь… – Он растерянно пожимает плечами.

– Зато теперь у нас открыты глаза! – возражает дядька Нэрол. – Невозможно жить как прежде, зная, что о тебя вытирают ноги!

– О да, – отзывается Киран, – умереть до тридцати, чтобы эти ребята могли жить до ста лет! Это охрененно неправильно! Я просто хочу, чтобы моим детям жилось лучше, брат.

Он внимательно смотрит на меня, и я вспоминаю, как мама спрашивала, что будет со всеми нами после восстания. Какой мир мы хотим построить? О том же спросила и Мустанг. Эо об этом не задумывалась.

– Они достойны лучшего! И Ареса я люблю, как и все остальные, ведь я обязан ему не только своей жизнью, но и жизнью моих детей, однако… – Он качает головой, собирается сказать что-то еще, но умолкает под тяжелым взором Нэрола.

– Продолжай! – подбадриваю его я.

– Но я не уверен, что Арес знает, чем все обернется. Поэтому я очень рад, что ты вернулся, братишка. Знаю, у тебя есть план. Ты сможешь спасти нас! – говорит он с искренней верой и преданностью.

– Конечно есть, – отвечаю я, потому что именно это он хочет услышать.

Брат с довольным видом наполняет свою кружку, а дядя ловит мой взгляд, и я понимаю: он видит меня насквозь и знает, что я солгал. Мы оба ощущаем присутствие тьмы.

9

Город Ареса

Рано утром я пью кофе и ем зерновую кашу. Мама принесла завтрак из пищеблока. Мне еще тяжело находиться среди толпы. Киран и Лианна уже ушли на работу, поэтому я остался с Дио и матерью, а дети собираются в школу. Что ж, хороший знак. Когда люди перестают учить своих детей, это означает: они сдались. Допиваю кофе, и мама тут же подливает мне добавки.

– Ты взяла целый кофейник? – спрашиваю я.

– Повар настоял. Пытался мне два впихнуть.

– Почти как настоящий, – говорю я, делая очередной глоток.

– А он и есть настоящий, – улыбается Дио. – Один пират присылает нам контрабандные товары. Этот кофе с Земли, кажется с Ямаки, – морщит лоб она, и я не поправляю ее.

– Эгей! – доносится из коридора чей-то крик, и мама подскакивает от неожиданности. – Жнец! Жнец! Выходи, повеселимся!

В коридоре – шум, громкий топот сапог.

– Помнишь, Дианна велела обязательно стучаться! – гремит другой раскатистый голос.

– Какой ты зануда! Ну ладно, – произносит первый голос, и в дверь вежливо стучат. – Сюрприз-сюрприз! К вам тут дядя Севро и в меру дружелюбный великан!

– Элла, будь добра, – кивает мать одной из племяшек, которые хлопают в ладоши и прыгают от восторга.

Элла несется к двери, чтобы впустить Севро. Он ураганом влетает в комнату и подхватывает девочку на руки, а та визжит от радости. На нем нательный, пропитанный по́том комбинезон из черной ткани, который солдаты надевают под импульсные доспехи, под мышками – темные круги. Севро видит меня, в глазах загораются огоньки. Мой друг швыряет Эллу на кровать и бросается ко мне с распростертыми объятиями. Он разражается чумовым хохотом, ястребиное лицо расплывается в кривой ухмылке. На голове у него грязный, мокрый от пота ирокез.

– Севро, полегче! – пытается осадить его мама.

– Жнец!

Он кидается ко мне, с лету разворачивает мое кресло так резко, что у меня щелкают зубы, и почти что поднимает меня на руки. Он стал сильнее, чем прежде, весь пропах табаком, топливом для двигателей и по́том. Прижавшись ко мне, словно собака, радующаяся приходу хозяина, он то ли смеется, то ли плачет и сбивчиво бормочет:

– Я знал, что ты жив! Знал, и все тут! Этим эльфийским сучкам меня не провести! Ах ты, засранец хренов! – восклицает он, отстраняется и смотрит на меня с широкой улыбкой рикши.

– Следи за языком! – резко перебивает его мать.

– Севро, ребра! – морщусь я от боли.

– О черт, прости, братишка! – извиняется он, опускает меня обратно в кресло и встает на колени, чтобы мы могли смотреть друг другу в глаза. – Как-то раз я сказал одну умную фразу и теперь намерен ее повторить. Есть две вещи на свете, которые ничем не убьешь, – это грибок у меня между ног и Жнец с чертова Марса! Ха-ха!

– Севро!

– Ну прости, Дианна, прости!

– Севро! От тебя жутко воняет! – отстраняюсь я.

– Так я не мылся пять дней! – гордо заявляет он и хватается за свою промежность. – Тут просто настоящий Севро-суп, парень! А ты… – Он упирает руки в бедра. – Ты выглядишь… э-э-э… просто жуть, – откашлявшись, произносит Севро, заметив многозначительный взгляд моей мамы.

Комнату накрывает тень, так как вошедший загораживает висящую рядом с дверью лампочку. Дети с радостными воплями сгрудились вокруг Рагнара и не дают ему и шага сделать.

– Здравствуй, Жнец! – говорит он, перекрикивая детский гомон.

Я с улыбкой смотрю на Рагнара. Его лицо, как всегда, бесстрастное, покрыто татуировками. Бледная, задубевшая от арктического ветра его родины кожа напоминает шкуру носорога. Белая борода заплетена в четыре косички, голова побрита налысо, оставлен лишь хвост на макушке, перевязанный красными ленточками. Дети спрашивают, принес ли он им подарки.

– Севро, твои глаза! – наклоняюсь вперед я.

– Нравится? – Он придвигается вплотную.

С ухмыляющегося угловатого лица на меня смотрят уже не грязно-золотые, а красные, точно земля Марса, зрачки. Чтобы я разглядел их получше, Севро оттягивает веки. Да, это не контактные линзы, а правый глаз – не биопротез.

– Охрененно! Ваятели потрудились?

– Лучшие из лучших! Тебе нравится?

– Да они просто офигенно потрясающие! Сидят как влитые!

– Рад, что ты так думаешь, – нервно стискивает руки он. – Потому что это твои.

– Что?! – бледнею я.

– Это твои.

– Что – мои?!

– Глаза твои, дурень!

– Мои глаза?!

– Тебя что, дружелюбный великан головой о землю шмякнул, пока спасал? Микки сохранил твои глаза в криобоксе в своей мастерской в Йорктоне – жутковатое, кстати, местечко, – а мы туда зашли, чтобы припасов набрать для повстанцев в Тиносе. Ну я и решил, что раз зрение тебе больше не нужно, то… – Он смущенно пожимает плечами. – Короче, спросил у Микки, не сможет ли он со мной поработать. Хотел, чтобы ты все видел даже после смерти. Чтобы мы стали еще ближе. В общем, я приобрел то, что постоянно напоминает о тебе. Это же нормально, да?