Вилла Рубейн - Джон Голсуорси

Дони вскинул голову, словно стряхивая с себя подобное обвинение; подбородок его теперь выглядел очень внушительно, да и весь вид у него был внушительный: вид человека, на которого можно положиться.

Его поразило, что миссис Диси действительно очень встревожена, и деланная улыбка, словно сбившаяся набок маска, не скрывала уже ее истинных чувств. И Дони думал в замешательстве: "Никогда бы не поверил, что она способна на такую..."

- Это нелегкое дело, - сказал он. - Я подумаю.

- Благодарю вас! -проговорила миссис Диси. - Вы очень любезны.

Проходя мимо классной комнаты, он заглянул в открытую дверь. Там сидела Кристиан. Дани поразило ее лицо - бледное, застывшее. На коленях у нее лежала какая-то книга, но смотрела она не в книгу, а прямо перед собой. Вдруг он подумал: "Бедняжка! Я буду скотиной, если ничего не скажу ей!"

- Мисс Деворелл, - сказал он, - в него вы можете верить.

Кристиан попыталась что-то ответить, но губы ее так дрожали, что она не могла говорить.

- До свидания, - попрощался Дони и вышел.

Три дня спустя Гарц сидел у окна в своей мастерской. Сегодня он впервые почувствовал, что может работать, и теперь, устаю, сидел в полумраке и смотрел, как медленно удлиняется тень от стропил. Жужжал одинокий комарик, сонно чирикали два воробья, обитавшие под крышей. Под окном проносились ласточки, чуть не задевая синеватыми крыльями спокойную воду. Кругом царила тишина. Гарц уснул.

Он проснулся от смутного ощущения, что рядом кто-то стоит. При тусклом свете многочисленных звезд все в комнате имело неясные очертания. Гарц зажег фонарь. Пламя метнулось, задрожало и постепенно осветило большую комнату.

- Кто здесь?

В ответ послышался шелест. Он внимательно осмотрелся, пошел к двери и отдернул занавес. Закутанная в плащ женская фигура отпрянула к стене. Женщина закрыла лицо руками, только они и были видны из-под плаща.

- Кристиан?

Она пробежала мимо него в комнату, и когда он поставил фонарь, она уже стояла у окна. Кристиан быстро повернулась к нему.

- Увезите меня отсюда! Разрешите мне ехать с вами!

- И вы действительно этого хотите?

- Вы говорили, что никогда не расстанетесь со мной!

- Но вы понимаете, что вы делаете? Она кивнула головой.

- Нет, вы не представляете себе, что это значит. Вам придется терпеть такие лишения, какие вам и не снились... голод, например! Подумайте, даже голод! И родные не простят вам... Вы потеряете все.

Она покачала головой.

- Я должна решить... раз и навсегда. Без вас я не могу! Мне было бы страшно!

- Но, милая, как же вы поедете со мной? Здесь мы не можем пожениться.

- Моя жизнь принадлежит вам.

- Я вас недостоин, - сказал Гарц. - Жизнь, которую вы избираете, может оказаться беспросветной, как это! - Он указал на темное окно.

Тишину нарушили чьи-то шаги. На дорожке внизу был виден человек. Он остановился, по-видимому, раздумывая, и исчез. Потом они услышали, как кто-то ощупью искал дверь, открыл ее со скрипом и стал неуверенно подниматься по лестнице.

Гарц схватил Кристиан за руку.

- Скорей! - прошептал он. - Спрячьтесь за холст!

Кристиан дрожала. Она надвинула на лицо капюшон.

Уже было слышно тяжелое дыхание и бормотание гостя.

- Сейчас он войдет! Быстрей! Прячьтесь!

Кристиан покачала головой.

С замиранием сердца Гарц поцеловал ее и пошел к двери. Занавес отдернулся.

XIV

Это был герр Пауль. Тяжело дыша, он стоял на пороге, держа в одной руке сигару, а в другой шляпу.

- Извините! - оказал он хриплым голосом. - Лестница у вас крутая и темная! Mais enfin! nous voila! {Но наконец мы здесь! (франц.).} Я взял на себя смелость зайти и поговорить с вами.

Взгляд его упал на закутанную в плащ фигуру, стоявшую в тени.

- Простите! Тысяча извинений! Я не знал! Прошу прощения за бесцеремонность! Могу ли я полагать, что теперь вы откажетесь от своих притязаний?! У вас тут дама... мне нечего больше сказать. Приношу миллион извинений за свое вторжение. Простите меня! Спокойной ночи!

Он поклонился и повернулся, чтобы уйти. Кристиан сделала шаг вперед и сдернула с головы капюшон.

- Это я!

Герр Пауль сделал пируэт.

- Господи! - залепетал он, роняя сигару и шляпу. - Господи!

Фонарь вдруг вспыхнул и осветил его багровые трясущиеся щеки.

- Ты пришла сюда, ночью! Ты, дочь моей жены! Тупой взгляд его глаз блуждал по комнате.

- Берегитесь! - крикнул Гарц. - Если вы окажете о ней хоть одно дурное слово...

Они смотрели друг другу прямо в глаза. Фонарь внезапно замигал и погас. Кристиан снова запахнулась в плащ. Молчание нарушил герр Пауль, к нему уже вернулось самообладание.

- Ага! - сказал он. - Темнота! Tant mieux! {Тем лучше! (франц.).} Как раз то, что нужно для нашего разговора. Раз мы не уважаем друг друга, то чем меньше нам будет видно, тем лучше.

- Вот именно, - подтвердил Гарц.

Кристиан подошла поближе. В темноте можно было рассмотреть ее бледное лицо и большие блестящие глаза.

Герр Пауль махнул рукой; жест был выразительный, уничтожающий.

- Разговор, полагаю, будет мужской, - сказал он, обращаясь к Гарцу. Перейдем к делу. Будем считать, что вы все-таки намерены жениться. Вы, наверно, знаете, что мисс Деворелл сможет распоряжаться своими деньгами только после моей смерти?

- Да.

- А я сравнительно молод! У вас есть деньги?

- Нет.

- В таком случае вы, очевидно, собираетесь питаться воздухом?

- Нет, работать. Живут же люди...

- И голодают! Вы готовы поселить мисс Деворелл, благородную девушку, привыкшую к роскоши, в лачуге вроде... этой! - Герр Пауль обвел взглядом мастерскую. - В лачуге, пахнущей краской, ввести ее в среду людей "из народа", в общество богемы, быть может, даже в общество анархистов?

Гарц стиснул кулаки.

- Отвечать на ваши вопросы я больше не буду.

- В таком случае вот вам ультиматум, - сказал герр Пауль. - Послушайте, герр преступник! Если вы не оставите страну завтра к полудню, о вас будет заявлено в полицию!

Кристиан вскрикнула. Минуту в темноте было слышно только тяжелое, прерывистое дыхание двух мужчин. Вдруг Гарц крикнул:

- Вы трус, я не боюсь вас!

- Трус! - повторил герр Пауль. - Это уж поистине предел всему. Берегитесь, милейший!

Он наклонился и ощупью нашел шляпу. Кристиан уже исчезла, ее торопливые шаги отчетливо доносились с лестницы. Герр Пауль замешкался.

- Берегитесь, милейший! - сказал он хриплым голосом и стал нащупывать стену.

Криво нахлобучив шляпу, он начал медленно спускаться с лестницы.

XV

Николас Трефри сидел под лампой с зеленым абажуром и читал газету; на здоровой ноге у него спал, слегка похрапывая, терьер Скраф. Собака обычно спускалась вниз, когда Грета ложилась спать, и пристраивалась рядом с мистером Трефри, который всегда отправлялся на покой последним в доме.

Сквозь стеклянную дверь свет падал на плиточный пол веранды, прочерчивая светящуюся дорожку и разрезая сад надвое.

Послышались торопливые шаги, зашелестела ткань, в дверь вбежала Кристиан и остановилась перед мистером Трефри.

Глаза девушки горели таким неистовым возмущением и тревогой, что мистер Трефри уронил газету.

- Крис! Что случилось?

- Отвратительно!

- Крис!

- Ах, дядя! Его оскорбляли, ему угрожали! А мне один его мизинец дороже всего на свете!

Голос ее дрожал от возбуждения, глаза сверкали. Глубокое беспокойство мистера Трефри нашло выход в одном отрывистом слове: "Сядь!"

- В жизни больше не буду говорить с отцом. О дядя! Я люблю Алоиза!

Внешне спокойный, несмотря на чувство великой тревоги, охватившей его, мистер Трефри оперся о ручки кресла, подался вперед и внимательно посмотрел на Кристиан.

Крис больше нет! Перед ним была незнакомая женщина. Губы его шевелились под крутым полукружием усов. Лицо девушки вдруг побледнело. Она опустилась на колени и прижалась щекой к его руке. Щека была мокрая, и к горлу у него подкатил комок. Убрав руку, он взглянул на нее и вытер ей слезы рукавом.

- Не плачь! - оказал он.

Она снова схватила его руку и приникла к ней; это движение, казалось, привело его в ярость.

- В чем! дело! Черт побери, как я могу тебе помочь, раз ты мне ничего не говоришь?

Она взглянула на него. Страдания последних дней, переживания и страх последнего часа, новые мысли и чувства - все это вылилось потоком слов.

Когда она кончила говорить, наступила такая мертвая тишина, что стал слышен шелест крыльев ночной бабочки, порхавшей вокруг лампы.

Мистер Трефри медленно подеялся, пересек комнату и позвонил.

- Передай конюху, - сказал он вошедшему Доминику, - пусть запрягает лошадей и сразу подает их; принеси мои старые сапоги, мы едем на всю ночь.

Его сгорбленная фигура казалась огромной, ноги и туловище были освещены лампой, а плечи и голова терялись в полумраке.

- Доставлю я ему такое удовольствие, - сказал он, угрюмо поглядывая на племянницу, - хотя он этого не заслуживает, да и ты, Крис, тоже. Садись и пиши ему; пусть слушается меня во всем.