Сын племени навахов - Джеймс Шульц

- Молитвенный пух и военные перья! - воскликнула она. - Откуда они у тебя?

- Это перья орла, которого я поймал. Мне их дала Поаниу, ответил я.

Очень хотелось мне рассказать ей обо всем, что произошло в таинственном жилище старухи, но, помня наказ Поаниу, я промолчал. Я сказал только, что хочу прикрепить эти перья к своему головному убору, и Чоромана предложила мне пришить их. Вместе с Келеманой они принялись за работу, а я смотрел на них и прислушивался к их тихому пению. Это был счастливый для меня день.

Вечером, оставшись наедине с Начитимой, я передал ему все, что слышал от Поаниу, а он посоветовал мне хранить это в тайне. У меня было много врагов в пуэбло, и Начитима не хотел, чтобы я разжигал в них зависть.

Приближалась зима. Вместе с братом и Начитимой я ездил в лес за дровами: нужно было запастись топливом к холодному времени года. Обычно с нами отправлялись соседи и друзья. Все мы брали с собой оружие, так как были уверены, что уты следят за нами и ждут удобного случая, чтобы отомстить за своего вождя. Мы не успели запастись дровами даже на первую половину зимы, когда явились к нам из пуэбло Санта-Клара два бегуна. Остановившись на южной площади, они спросили, где наш военный вождь. Огоуоза вышел к ним, и они сообщили ему новость: навахи, команчи, уты и апаши заключили союз и сговорились истребить всех нас, землепашцев. И я и Одинокий Утес - мы оба поняли, что нам предстоит сражаться с навахами, нашим родным народом. Эта мысль приводила нас в отчаяние.

В Покводже и в других пуэбло, расположенных вдоль Рио-Гранде, жители были подавлены и встревожены; они знали, что в любой момент неприятель может напасть на них. День проходил за днем, а враг не давал о себе знать. Наконец пришла зима, и в горах выпал глубокий снег. Теперь мы были уверены, что навахи не смогут перевалить через горный хребет. Олени, лоси, индюки спустились с гор в долину реки, и мы почти каждый день уходили на охоту. Несмотря на сильные морозы, мы по-прежнему ездили в лес, пока не запаслись топливом на всю зиму.

Зимние месяцы прошли спокойно, народ приободрился и повеселел, но с наступлением весны снова вспыхнула тревога. Когда настала пора посевов, мы по очереди уходили в поля. В то время как одни работали, другие охраняли пуэбло, причем женщины должны были помогать мужчинам. Каждый вечер перед закатом солнца Огоуоза назначал на следующий день караульных. Три отряда, по двадцать человек в каждом, отправлялись на север, восток и юг от пуэбло и, спрятавшись за прикрытием, охраняли работавших на полях.

Пора посева подходила к концу, когда мы узнали, что большой отряд навахов напал на людей из пуэбло Санта-Клара, работавших в поле. Многие были убиты.

За это время Начитима, брат и я три раза исполняли обязанности караульных, Огоуоза назначил нас в четвертый раз, объявив, что сам поведет наш отряд на север.

Мы рано улеглись спать, а встали задолго до рассвета. Келемана приготовила нам завтрак, и мы сытно поели. Было еще совсем темно, когда мы, взяв оружие, спустились на площадь, где Огоуоза уже созывал воинов своего отряда. Все выстроились в ряд. Нас было девятнадцать человек, включая самого Огоуозу. Пересчитав нас он спросил, кто же двадцатый.

- Огота, - ответил один из воинов.

- Ха! Ну, конечно! - воскликнул вождь.

- Пойдемте без него, - предложил кто-то.

- Да, таких, как он, нам не нужно! - раздались голоса.

- Нет, он пойдет с нами! Ступайте, приведите его сюда! - сердито крикнул Огоуоза.

Но в эту минуту показался Огота. Шел он медленно, словно нехотя. Побранив его за опоздание, вождь повел наш отряд.

Мы должны были караулить на плоскогорье Черная Меза. Солнце уже всходило, когда мы поднялись сюда. Отсюда мы увидели, что воины южного отряда уже взошли на гору в другом конце долины. Третий отряд скрылся в зарослях можжевельника, покрывавшего холмы на востоке. Утро было безветренное, теплое. Нигде не видно было неприятельских отрядов, но мы знали, что они рыскают в окрестностях. Солнце стояло еще невысоко на небе, когда из пуэбло вышли женщины и мужчины, а затем разбрелись по полям. Я видел, что на нашем участке работают Келемана и Чоромана. Они сеяли маис, исполняли нашу работу, в то время как мы, мужчины, должны были сидеть без дела. С какой радостью пошли бы мы работать в поле, если бы моему народу тэва не грозило нападение навахов, которые тоже не были для меня чужими! Мне стало грустно. Мы с братом сидели в стороне, в нескольких шагах от других воинов. Наклонившись к нему, я сказал на языке навахов:

- Брат, как мне тяжело! Наше родное племя избивает добрых, миролюбивых тэва. Мы должны положить конец этой вражде!

- Пожалуй, легче было бы заставить эту реку течь вспять! грустно отозвался брат.

Вдруг за моей спиной раздался голос Оготы:

- Послушайте-ка! Эти двое разговаривают на языке навахов. Должно быть, они что-то против нас замышляют.

Не знаю, что бы я ему ответил, если бы в эту минуту не раздался возглас Начитимы:

- Смотрите, южный сторожевой отряд увидел неприятеля!

Мы все вскочили. Действительно, по тропинкам, ведущим в долину, бежали, размахивая одеялами, наши воины. Люди, работавшие в полях, заметили сигналы и опрометью побежали по направлению к пуэбло. С холмов на востоке тоже спускались воины из третьего отряда. Мы поняли, что враг идет с юго-востока, вдоль речонки Покводж, которая не была видна с Черной Мезы.

- Наши женщины, дети! Неужели мы не успеем их спасти? Вперед, мои храбрые тэва! Следуйте за мной! - крикнул Огоуоза и первый стал спускаться в долину.

9. ТАЙНЫЙ СОВЕТ ПАТУАБУ НАЗНАЧАЕТ ДЕНЬ СУДА

Приближалось страшное испытание: там, на полях Покводжа, я должен был встретиться с моим родным народом - навахами. Я знал, что среди них могут быть мои близкие родственники. Следуя по пятам за Начитимой, который ни на шаг не отставал от Огоуозы, я думал свою думу. Могу ли я сражаться с родным народом? Нет! Могу ли изменить добрым тэва Келемане, Начитиме Чоромане, - всем, кто меня любит и кого я люблю? Нет! Что же мне делать? Снова и снова задавал я себе вопрос, но не находил на него ответа.

Я был словно в бреду. Смутно я сознавал, что не отстаю от Начитимы, а брат бежит рядом со мной. Мы спустились с плоскогорья и пересекли поля Покводжа. Вдруг я заметил, что мы направляемся не к пуэбло, а на восток, и туда же спешат воины южного отряда, спустившиеся с горы. Не сразу сообразил я, в чем дело, но наконец понял: мы хотели спасти лошадей. Когда настала весна и начались набеги навахов, мы стали загонять лошадей на ночь в пуэбло, а по утрам мальчики под надзором троих взрослых выгоняли их на пастбище. Пастухов назначали старшины кланов. Сегодня утром пастухи погнали лошадей к востоку от пуэбло, а сейчас с помощью подоспевших караульных восточного отряда старались загнать их домой.

Мы соединились с южным отрядом и поспешили на помощь, чтобы окружить табун, когда показались навахи. Их было больше сотни. Быстро мчались они нам навстречу, и снова я услышал дикое пение воинов прерии; когда-то я любил эти песни, но сейчас они показались мне страшными и отвратительными.

Между тем пастухи и караульные уже гнали табун по направлению к пуэбло, а мы бежали им навстречу, чтобы отразить нападение приближавшихся навахов. Но с самого начала было ясно, что мы опоздаем. Нам осталось пробежать еще несколько сот шагов, когда навахи нагнали табун. Они орали, пели, размахивали одеялами и стреляли в пастухов и караульных, окружая в то же время табун. По-видимому, они спешили увести лошадей раньше, чем мы подоспеем на помощь.

Но угнать лошадей было делом нелегким. Наши лошади ночь проводили в сараях, а паслись только днем и за последний месяц сильно отощали. Обессиленные, они не могли бежать от загонщиков; многие отставали и, словно кролики, бросались в кусты, а навахам приходилось возвращаться и подгонять их. Наконец мы подошли к неприятелю, и наши воины начали стрелять.

Я поднял ружье, прицелился в одного из навахов, но почувствовал, что не могу нажать спуск. Оглянувшись на брата, я увидел, что он опустил лук. Тогда я крикнул на языке навахов:

- Друзья! Не угоняйте лошадей! Не обижайте тэва и возвращайтесь к себе домой!

Долго я кричал и от волнения забыл о том, что шум и топот лошадей заглушает мой голос.

Три всадника-наваха отстали от своего отряда, чтобы угнать отбившуюся от табуна лошадь. Один из них оглянулся и натянул тетиву своего лука. Я узнал его: это был Белый Ястреб, младший брат моей покойной матери.

Я высоко поднял ружье и стал размахивать им, чтобы привлечь его внимание. Я закричал, назвал его по имени, побежал к нему, но он даже не взглянул на меня, выстрелил из лука и ускакал.

- Это наш дядя! - воскликнул брат. - Наш дядя Белый Ястреб! О, если бы мы могли с ним поговорить!

Между тем навахи решили бросить отбившихся лошадей. Быстро погнали они табун в горы, а тэва грустно смотрели им вслед, размышляя о том, что теперь всем придется таскать на спине дрова из леса, так как в пуэбло почти не осталось лошадей. Огоуоза велел нам подобрать убитых и раненых, но в эту минуту к нему подбежал Огота.