Великая Америка. Тайная сила власти - Томас Джефферсон

что это грех и тирания – вынуждать человека вносить денежные пожертвования для распространения взглядов и мнений, в которые он не верит; что заставлять его материально поддерживать даже проповедника его собственных религиозных верований, но не выбранного им самим, значит лишать его успокоительной вольности предоставлять свои пожертвования тому именно духовному наставнику, чью нравственность он принимает себе за образец, в чьи силы подвигать людей к пути праведному он верит; что делать так, значит лишать священнослужителей тех мирских вознаграждений, которые проистекают из одобрения его личного поведения и образа жизни и являются дополнительным поощрением к серьезным и непрестанным трудам в наставлении человечества;

что наши гражданские права находятся не в большей зависимости от наших религиозных воззрений, чем от наших воззрений в области физики или геометрии;

что поэтому осуждать любого гражданина как недостойного общественного доверия, делая для него невозможным занимать должности, требующие общественного доверия и дающие доход, если только он не исповедует те или иные религиозные взгляды или не откажется от каких-либо из них, – это значит наносить ему ущерб, отказывая ему в тех привилегиях и преимуществах, на которые он вместе со своими согражданами имеет естественное право; что это ведет к разложению принципов той самой религии, которой предполагается способствовать, – к разложению через подкуп, через монопольное право на мирские почести и доходы, через тех, кто будет лишь внешне исповедовать ее и сообразовываться с ней; и что хоть, конечно, преступны будут те, кто не сможет устоять перед таким соблазном, однако, не явятся невиновными и те, кто предложил им этот соблазн;

что допускать вторжение правящей власти в сферу взглядов и мнений и ограничивать исповедание или распространение принципов на основе их предполагаемой дурной направленности – опасная ошибка и заблуждение, разрушающие разом всю религиозную свободу, поскольку тот, кто будет выносить суждение о такой направленности, будет руководствоваться в нем своими взглядами и одобрит или осудит мнения других только в зависимости от того, насколько они ему близки или отличаются от его собственных;

что для правомерных действий гражданской администрации и ее представителей будет достаточно времени, чтобы вмешаться, если какие-либо принципы приведут к явным действиям против мира, спокойствия и доброго порядка;

и наконец, что правда поистине велика, что истина восторжествует, если будет предоставлена своим собственным силам, что она сама является надлежащим и достойным противником заблуждения, и не следует опасаться за исход их столкновения до тех пор, пока людское вмешательство не лишит ее естественного оружия – свободы доводов и дискуссий: заблуждения перестают быть опасными, когда разрешается свободно им возражать.

И потому Генеральная ассамблея устанавливает на правах закона:

что никто не должен принуждаться посещать или участвовать в содержании любого религиозного культа, места богослужений или каких бы то ни было священнослужителей, так же как никто не должен быть понуждаем насильно, вынужден или подвергнут наложению каких-либо тягот, как личных, так и имущественных, и не должен нести какой-либо иной ущерб по причине его религиозных взглядов или убеждений;

что, напротив, все люди должны быть свободны в исповедании и отстаивании в дискуссии своих религиозных взглядов и что это ни в малейшей мере не должно ограничивать, расширять или еще каким-либо образом сказываться на их гражданских правах.

И хотя мы отдаем себе полностью отчет в том, что настоящая ассамблея, избранная народом для отправлений обычной законодательной деятельности, не имеет полномочий ограничивать действия ассамблей последующих созывов, которые будут обладать равными с ней правами, и что поэтому провозглашение настоящего акта неотменяемым не имело бы законной силы, мы тем не менее свободны провозгласить:

если в будущем будет принят какой-либо акт, отменяющий настоящий, или ограничивающий права, подтвержденные настоящим актом как естественные права человека, и тем самым ограничивающий действие настоящего акта, это будет нарушением естественного права».

Обычаи и нравы

Трудно установить критерии, по которым можно было бы поверять обычаи и нравы народа, будь то всеобщие или особенные. Еще труднее уроженцу своей страны сравнивать с этими критериями нравы и обычаи своего собственного народа, хорошо знакомые и привычные ему в силу обыкновения. Несомненно, на нравы нашего народа должно было оказать несчастливое влияние существующее у нас рабство. Все отношения между хозяином и рабом представляют собой постоянное проявление самых бурных страстей, самого упорного деспотизма с одной стороны, и унизительного повиновения – с другой. Наши дети видят это и учатся подражать этому, потому что человек – животное подражающее. Это качество лежит в основе всего его воспитания. От колыбели до могилы он учится делать то, что, как он видит, делают другие. Если бы для обуздания неумеренной вспышки гнева по отношению к своему рабу родитель не мог найти сдерживающей силы в своем человеколюбии и любви к себе, то присутствие при этом его ребенка должно было бы быть всегда для этого достаточным. Но обычно этого оказывается недостаточно. Родитель буйствует, ребенок наблюдает, схватывает выражение гнева, напускает на себя такой же грозный вид в кругу маленьких рабов, дает волю своим худшим порывам; выращенный и воспитанный в такой атмосфере, ежедневно упражняясь в тирании, ребенок неизбежно усваивает дурное и приобретает дурные качества. Человек, способный сохранить в таких условиях свою моральную чистоту и умение держать себя – чудо.

Какие проклятья должны сыпаться на голову того государственного мужа, который, позволяя одной половине граждан попирать таким образом права другой, превращает первых в деспотов, а вторых – во врагов, разрушает моральные устои одной части населения и amor patriae – другой. Потому что, если раб и может считать какую-то землю родиной в этом мире, то ведь тогда он должен предпочесть любую другую страну той, в которой был рожден, чтобы жить и работать на других, в которой он вынужден сковывать способности, заложенные в его натуре, и отказаться, настолько это зависит от него, продолжать человеческий род или же – передавать по наследству происходящим от него бесчисленным поколениям свое жалкое положение. С разрушением нравственности у людей разрушается также их трудолюбие. Так, в жарком климате никто не станет сам работать, если можно заставить работать на себя другого. Что это – правда, подтверждается тем, что очень немногих рабовладельцев можно действительно когда-нибудь увидеть за работой.

А можно ли свободу народа считать обеспеченной, если мы устранили ее единственно прочную основу – убежденность людей в том, что наши свободы – из даров Божьих? Что к ним нельзя применять насилие, не вызвав гнева Божьего? Поистине, я опасаюсь за свою страну при мысли, что Бог справедлив; что правосудие его не может дремать вечно; что, учитывая хотя бы только численность, характер и естественные ресурсы нашего народа, представляется вполне вероятным, что колесо фортуны повернется и положение может измениться, и это может произойти благодаря сверхъестественному вмешательству! У всемогущего нет такого свойства, которое позволило бы нам надеяться, что он сможет принять нашу сторону в этой борьбе. Но невозможно оставаться сдержанным, продолжая рассматривать эту тему сквозь призму различных соображений политики, морали, естественной и гражданской истории.

Мы должны довольствоваться надеждой, что они пробьют себе дорогу к сознанию каждого. Я думаю, что со времени зарождения нынешней революции, перемена стала уже ощутимой. Дух рабовладельца слабеет, дух раба восстает из праха, его положение становится легче. Я надеюсь, что под покровительством небес подготавливаются условия для полного освобождения рабов, и все склоняется к тому, чтобы это произошло по ходу самих событий, скорее с согласия хозяев, чем через их истребление.

Конституция

Летом 1783 г. ожидалось, что ассамблея Виргинии созовет Конвент для принятия Конституции. Тогда был подготовлен следующий Проект основной Конституции для Республики Виргиния с намерением представить его Конвенту, если он будет собран.

«Собравшиеся на Конвент делегаты Республики Виргиния приветствуют граждан названной республики и всех, кто заинтересован в наших делах.

И вам, и всем миру известно, что правительство Великобритании, с которым не так давно были связаны американские штаты, присвоило себе противозаконную деспотическую власть над ними. Оно стремилось навязать эту власть силой оружия, и штаты Нью-Гэмпшир, Массачусетс, Род-Айленд, Коннектикут, Нью-Йорк, Нью-Джерси, Пенсильвания, Делавэр, Мэриленд, Виргиния, Северная Каролина, Южная Каролина и Джорджия, считая, что сопротивление со всеми его ужасными последствиями является меньшим злом по сравнению с унизительным повиновением, сплотились в обращении к оружию. Высшему Вершителю всех человеческих судеб было угодно, чтобы это обращение к оружию имело исход, благоприятный для утверждения прав этих штатов, чтобы эти штаты смогли навсегда отвергнуть всякую зависимость от правительства, которое показало себя настолько способным злоупотреблять оказанным ему доверием, и смогли добиться от этого правительства торжественного и ясного признания того, что они являются свободными, суверенными и независимыми штатами. Во время войны, в которой нам пришлось бороться за свои права, легислатура Республики Виргиния сочла необходимым создать временную форму правления для предотвращения анархии и направления наших усилий на выполнение двух важных задач: ведения войны против интервентов и достижения мира и счастья нами самими. Но поскольку последующие составы легислатуры, обладающие равной властью, могут изменять как этот, так и все другие законодательные акты, было сочтено целесообразным, чтобы в акт о форме правления были внесены те поправки, которые подсказаны временем и опытом, и чтобы этому акту были приданы постоянство и долговременность властью, стоящей выше обычной легислатуры. Поэтому Генеральная ассамблея этого штата настоящим рекомендует нашим добропорядочным гражданам избрать делегатов в генеральный конвент, обладающих полномочиями определить для них форму правления и провозгласить те основные принципы, которым должны подчиняться все наши законы, настоящие и будущие. В соответствии с этой рекомендацией они сочли нужным избрать нас и наделить нас необходимыми для этой цели полномочиями.