Фридрих Шиллер - Лия Лозинская

Исчезла, перестала существовать герцогская школа-казарма. Шиллер — сам Карл Моор, мститель за справедливость, бесстрашный атаман разбойников в Богемских лесах!..

Шумят, переговариваются под порывом ветра могучие сосны. Бескрайное майское небо над головой. Кажется, что дыхание самой свободы коснулось юношеских лбов.

Шиллер был уже автором «Разбойников» — оставалась незаконченной только отделка драмы, — когда судьба сделала ему удивительный подарок.

14 декабря 1779 года, в торжественно отмечавшуюся годовщину основания академии (Фридриху этот праздник сулил только разочарование, что не стал последним днем его пребывания под «отеческим попечением» герцога Карла), в Штутгарт прибыло двое гостей.

Когда под барабанный бой, предводительствуемые офицерами, воспитанники вступили в громадную белую залу, где ежегодно происходила раздача наград, они увидели рядом с герцогом и еще каким-то вельможей статного незнакомца с огненным взглядом карих глаз.

Человек этот, в котором столь гармонически сочетались физическая красота и одухотворенность, был прославленным автором «Геца» и «Вертера» Иоганном Вольфгангом Гете. Он возвращался через Штутгарт из своего путешествия по Швейцарии.

Трижды в этот день подходил воспитанник Фридрих Шиллер к столу, за которым стояли почетные гости, чтобы получить от «верховного ректора» награду и облобызать полу герцогского мундира (руку его светлости целовать разрешалось только сыновьям дворян!).

Трижды оказывался он, смятенный, рядом со своим кумиром.

Но выпуклые карие глаза Гете смотрели на длинного юношу с холодным любопытством. Тонкие, чуть опущенные по углам губы не складывались в приветственную улыбку.

Пройдет много лет, прежде чем дружба свяжет этих двух величайших писателей Германии, дружба, которая, по признанию Гете, станет для него «новою весной»…

МЕЖДУ СТРОК МЕДИЦИНСКОЙ ДИССЕРТАЦИИ

«Но все прошло… Подернуты

туманом

Черты знакомых лиц

И не расскажет Фридрих за

стаканом

О том. что делал юный Фриц.

Вчерашний мальчик — ныне врач военный…»

Медицинское сочинение, под широкими листами которого юный Шиллер прятал тетрадку «Разбойников», было вторым вариантом его диссертации — «О связи между животной и духовной природой человека». Тема достаточно отвлеченная. Пиявки, клистиры, кровопускания, размышления о дозах лекарств и симптомах болезней — практические заботы лекарей не обременяли горящую иными стремлениями голову будущего жреца медицинской науки. Биографы до сих пор признают рецепты медика Шиллера легкомысленными, а указанную в них дозировку устрашающей, «лошадиной».

Диссертацию Шиллера можно было бы назвать философской.

Уже в самом заглавии подчеркивается ее ведущая идея — взаимообусловленность физического и психического, «животного» и «духовного».

Чтобы понять, сколь смелым было это утверждение юного медика, надо представить себе уровень современной ему науки.

Ф. Шиллер.

Фридрих фон Ховен

Вильгельм фон Вольцоген,

Шиллер читает друзьям «Разбойников». Рисунок участника встречи В. Гейдельоффа.

Штутгарт. Внутренний плац Военной академии — Карлсшуле.

Гипотезы относительно явлений жизни, господствовавшие в то время, исходили из философии, которая утверждала, что все живое состоит из двух начал — духовного и материального, приписывая при этом безусловное главенство «духу».

Вслед за философами и теологами большинство медиков отрицали зависимость психики от физического состояния, считая самую возможность подобной зависимости оскорбительной, и повторяли за церковниками, что тело — это лишь тленная оболочка бессмертной души.

В немецкой физиологии времен юности Шиллера, несмотря на блестящие эксперименты великого Галлера, все еще бытуют чисто умозрительные, не подкрепленные никакими опытами теории о неких духовных частицах, о наличии особого «нервного эфира».

Тем более смелым представляется полет мысли юного медика, стихийный материализм его диссертации, удивительные для своего времени наблюдения и предположения.

Шиллер утверждает, что физическая природа не только неотделима от духовной, но и является ее основой.

«Деятельность человеческой души — по необходимости, которой я еще не осознаю, и способом, которого я еще не понимаю, — связана с деятельностью материи», — утверждает он.

В свете современного учения о высшей нервной деятельности нельзя не согласиться и со многими справедливыми выводами поэта о зависимости физического состояния от расположения духа, настроения, состояния нервной системы.

Рассуждая о деятельности сердца, мышц, крови, дыхания при различных душевных состояниях, Шиллер приходит к правильной мысли: все приятные переживания, хорошее, радостное настроение способствуют выздоровлению больного и вообще хорошему физическому самочувствию, тогда как угнетенное расположение духа — грусть, страх, беспокойство, подавленность — расстраивает здоровье, ведет к болезни и гибели организма.

Но как ни справедливо само по себе это наблюдение, для автора оно не было самоцелью.

И в медицинском сочинении остается Шиллер критиком ненавистного ему общественного строя, строя, подавляющего граждан как физическими мерами принуждения, так и духовными — тем самым «угнетенным состоянием духа», которое является уделом большинства подданных в деспотическом государстве.

«Спасительное равновесие», которого нет в окружающей действительности, по горькому выводу диссертанта, возможно лишь во сне.

«Сон как бы закрывает глаза печали, — замечает Шиллер со скорбной усмешкой, — снимает с плеч государей и государственных деятелей тяжелое бремя правления… Поденщик не слышит более голоса своего притеснителя, и скот, с которым днем жестоко обращались, уже не подвергается тирании человека».

Бунтарский подтекст медицинской диссертации Шиллера остался, к счастью для автора, не понятым его рецензентами. Работу одобрили и напечатали вместе с «Посвящением герцогу», которое Шиллер вынужден был предпослать своему сочинению.

Скрытой иронией проникнуто это посвящение: выпускник академии благодарит своего тюремщика «за высокую милость и более чем отеческое руководительство», которым в течение восьми лет он «имел счастье пользоваться в этом достославном учреждении».