Новый Вавилон - Игорь Мист

Понятливый Агафон, без слов, послушно открыл вместительный багажник лимузина, повозился там, и через минуту под носом у Афанасия оказалась небольшая рюмка с водкой.

— Выпей, Афанасий. Если бы русский человек слушался запретов, не было бы нас с тобой на белом свете, а родились бы мы неграми в Африке. — Аввакум был внешне спокоен и вел себя так, как будто ничего не произошло.

После водки, Афанасию стало немного легче.

— Ладно, устал ты, юноша, вижу. Сам я, тоже притомился сегодня. Мы переночуем у добрых людей, здесь недалеко. — Аввакум прикрыл глаза.

Афанасий, молча слушавший, позволил себе тоже.

Вскоре лимузин мчал их по сгустившимся окончательно сумеркам все дальше от страшного места. После первой в своей жизни казни, Афанасию, совершенно не хотелось ни думать о чем-нибудь, ни чувствовать, ни что-либо осознавать.

Ранним утром они вылетели обратно. Был тот же аскетичный салон, и строгий стюард, сразу, услужливо подал два больших золотых кубка с родниковой водой, но для Афанасия все изменилось. Есть и пить не хотелось, он старался не вспоминать о том, что видел вчера. Полузакрытыми глазами, он смотрел в круглый иллюминатор на белесые облака.

— То, что произошло, и чему ты был накануне свидетель, отнюдь не новшество. — Аввакум говорил, не глядя на отвернувшего голову Афанасия. — Расскажу тебе, как все начиналось. Смертную казнь за хранение еретических рукописей впервые одобрил сам император Константин на первом Вселенском соборе триста двадцать пятого года в византийской Никее. Были ли в России сожжения еретиков? Да! Первое упоминание я нашел в летописи тринадцатого века. В Великом Новгороде жители бросили в огонь пойманных волхвов, новгородцы были истинными слугами Господа и своего князя. Ты, наверное, думаешь, что это варварство, а не христианство?

Афанасий только подавленно искоса взглянул на Аввакума.

— Нет, это согласуется с христианским запретом на пролитие крови. В некоторых казнях: сожжении, утоплении — крови не проливается.

Афанасий снова отвернулся и не видел, как от собственного рассказа начали блестеть большие глаза Аввакума: эта тема его вдохновляла.

— В сборнике церковных и светских законов тринадцатого века, наказывалось: за хранение еретического писания и волхование, да будет проклят еретик, а книги надлежит на его голове сжечь! — Последнее слово Аввакум произнес с особым выражением, сквозь плотно сжатые зубы. — В четырнадцатом веке, за обиду Церкви наказание — сожжение на костре! — Аввакум нечаянно задел кубок с водой, но не заметил этого. — Далее — дюжину ведьм сожгли в средневековом Оскове по подозрению в том, что они наслали чуму, а князь приговорил сжечь мать боярина за колдовство, и сам монастырский игумен давал советы по наказанию вероотступников. Кстати, Афанасий, сын князя и сжег проклятую ведьму. — Иезуит выразительно посмотрел на своего молодого собеседника, от этих слов еще сильнее вжавшегося в кресло.

Загипнотизированный Афанасий был слишком слаб, чтобы реагировать на рассказ Аввакума, и постепенно, под звуки его голоса, погрузился в тревожный сон.

На аэродроме они расстались, и Афанасия, в полубессознательном состоянии, довез до дома один из шоферов. Молодой человек запомнил только слова Аввакума, что завтра тот свяжется с ним по важному делу, а сейчас он пусть спокойно отдыхает и никому не говорит, что видел.

Афанасий встретился с Аввакумом на следующий день в его резиденции «Святой Ручей». На это раз, его проводили в сад, церковник уже ждал его. Юноша вошел, перекрестился и поклонился иезуиту, пытаясь скрыть утомленность и бледный вид.

— Очень рад тебя видеть, Афанасий! Понимаю, ты еще не отдохнул от вчерашней поездки, но дело не терпит отлагательства. Поэтому садись и слушай.

Афанасий присел на простую, деревянную скамью, и рядом с ним опустился Аввакум, откинув длинные полы рясы.

— Знаю, ты дружен с князем Андреем Николаевичем Романовым.

— Мы вместе занимаемся спортом и иногда ходим на вечеринки, но я бы не назвал его другом — он, наследник дома Романовых.

— Понимаю. А еще я заметил, что ты очень скромен. Это весьма похвально, но я хочу спросить, нравится ли тебе происходящее в стране?

— Я слишком молод, чтобы делать выводы, Владыка, тем более — высказывать мнение по вопросам, в которых не очень разбираюсь. — Афанасий был искренен.

— Ты прекрасно воспитан, обязательно скажу твоему отцу, что он растит великолепного сына. — Аввакум одобрительно покачал головой.

— Вы хорошо знакомы?

— Нет, мы встречались всего два раза, и в последний, помнится, обсуждали сложные вопросы положения в стране и возможность усиления влияния Церкви. Помнишь, о чем я вчера говорил, на казни?! — Аввакум, вдруг сделал ударение на последних словах, специально произнеся их громко и четко.

Это заставило Афанасия вздрогнуть, напомнив о вчерашних событиях, но он постарался не подать вида и мужественно продолжал смотреть в глаза иезуиту.

— Я хочу, чтобы ты устроил мне встречу с молодым князем Романовым. Скажу честно, мне могли организовать ее через влиятельных людей из круга князя, но лучше, чтобы нас познакомил такой чистый человек, как ты.

— Спасибо за доверие, Владыка. — Афанасию импонировало внимание сильного и уверенного в себе Аввакума. — Постараюсь устроить вам эту встречу.

— Прекрасно. Дам тебе одну книгу, прочитай ее к нашей следующей беседе. Она поможет лучше понять, что происходило и происходит в стране, и какую правильную дорогу тебе следует выбрать, чтобы не ошибиться так, как… с выбором своей девушки. — Аввакум строго смотрел на притихшего Афанасия, вскинувшего на последних словах голову и тут же виновато опустившего ее.

— Откуда вы знаете?..

— Прочитай книгу, и мы все обсудим, но главное — князь Романов! — повторил он свою просьбу голосом, не терпящим возражений.

14. Хромой. Остберг. Днесь Спасение

По дороге еще дважды встречались полицейские патрули, но разведчик вовремя предупреждал Алексия, обозначая безопасную дорогу. Несколько раз они поехали в объезд огромных, дымящихся, промышленных свалок, которые птица обозначала как зоны повышенной опасности, — Дронов решил не рисковать здоровьем, своим и Даны, и послушно следовал указаниям корпускула.

Через два часа Алексий и Дана были в столице, недавно переименованной. Она называлась теперь — Остберг. По радио, на чистом немецком языке, диктор бодро передавал последние известия. Дронов не хотел отвлекаться и выключил звук.

Два года назад немцы выкупили здешнюю столицу и прилегающие земли, но еще не успели оградить их границей, потому что не все местное население, ставшее для новых хозяев Гибридами, покинуло пределы немецкой зоны. Богатая Германия скупала земли у таких несчастных, гибнущих карликовых государств, выселяла оттуда умирающее население и постепенно превращалась в крупнейшее государство в Европе. Дронов слышал, что Россия тоже претендовала на покупку и даже давала лучшую цену, но балты, испытывая вечную ненависть к соседям с востока, выбрали Германию.

В городе он оставил машину в районе старого рынка, рядом с давно закрытым, железнодорожным вокзалом — отсюда некуда было ездить поездам, слишком дорогую в эксплуатации железную дорогу просто бросили, и ржавеющие вагоны уныло стояли, застыв на путях. Рядом, на привокзальной башне с часами виднелся большой, покосившийся крест, стилизованный, как показалось Дронову, под свастику. Он обратил внимание, как мало людей на улицах столицы. Возможно, виной была вечно дождливая погода.

Дронов подошел к стене, с наклеенными объявлениями — языка он не знал, но понял по фотографиям, что разыскивается человек не местной национальности. Подобными объявлениями до сих пор были заполнены Москва, Лондон и все мировые столицы. Прошло много лет, но большинство стран не смогли привести население к единонациональному, а кто и преуспел, постоянно отлавливали несчастных замаскировавшихся Гибридов.

Недалеко от вокзала была дешевая, захудалая ночлежка для бездомных, и Дронов велел Дане, поселиться там, в общих комнатах.

— Вернусь, завтра вечером, дам тебе денег и отправлю домой, либо можешь остаться в столице — а то сгинешь и помрешь ведь, в своей дыре. Дождешься меня?

Девушка настолько устала за дорогу, что готова была во всем с ним согласиться, лишь бы побыстрее очутиться в кровати.

Алексий вытащил несколько местных банкнот и отдал Дане.

— Возьми, заплатишь за ночлег, и на еду хватит. Поняла?

Она снова сонно кивнула, и устало направилась в сторону ночлежки.

Сам Дронов пошел ночевать на чердак одного из домов в районе вокзала, поставив разведчика на охрану.

Заснуть не получалось, и он решил почитать какой-нибудь умный, последний репортаж Полины. Связь через «Пола» позволяла и в чужой стране подключаться к Сети. Его заинтересовало интервью с директором Университета Святости и Веры Елиазаром Ладожским.