Обрекающие на Жизнь - Анастасия Парфёнова

— Если вы, госпожа, считаете, что свою жизнь стоит разменять ради призрачного удовольствия пустить кровь паре противников, то, боюсь, мы лишь зря потратили время на все эти тренировки.

Хам.

— Вообще-то я так не считаю. Но вы ведь всё равно через пару секунд меня бы прижали, так почему было не попробовать?

— Попробовать? Зачем? Разве вас этому учили? Вы должны были победить, а не… не устраивать это издевательство над искусством! — Кажется, он рассердился.

Я тоже.

— Вот как? — приподнялась на руках, откидывая выбившиеся из-под ремешка и падающие на глаза пряди. — По-вашему, я не в состоянии реально оценить имеющиеся в моём распоряжении минимальные шансы и действовать соответственно?

— У вас были все возможности одержать верх!

— Ха!

— Вы уже делали это.

— В танце.

— И что же мешает вам повторить то же самое без танца?

Он что, издевается?

— Я недостаточно искусна. — Произнесено это было спокойно, почти равнодушно. Ай да я.

На какое-то мгновение в зале установилась мёртвая тишина. Затем Бес медленно выпустил воздух через сцепленные зубы. Раздался тихий, шипящий звук.

— О том, как сражаться и побеждать, вы знаете не меньше любого воина. Так что же тогда подразумевается под словом «искусна»? Скорость? Сила? Техника боя?

Я тряхнула головой, выпуская язвительный и неразборчивый сен-образ, но Бес не обратил на это ни малейшего внимания.

— Вы правда считаете, что есть ещё какие-то неизвестные вам таинственные приёмы? Тщательно скрываемые секреты мастерства? Скажите, госпожа, вы действительно думаете, что на этом уровне балаганные фокусы имеют хоть какое-то значение?

Я сидела, нахохлившись, понимая, что он абсолютно прав. Но это ничего не меняло. Я зацепила мечом двух северд-ин. Гип-гип ура мне!

Вот.

Выражения лица Беса было не видно за непроницаемой темнотой маски, но у меня почему-то возникло впечатление, что он поперхнулся. Такая лекция пропала даром!

И соизволил бросить, точно признавая поражение:

— Ну что ж… Полагаю, это тоже немалое достижение. — Воины заколебались в воздухе, растворяясь в окутывающем тренировочную площадку сумраке. — Для эльфийки, конечно.

Я почувствовала, как челюсть моя удивлённо отваливается, а уши опускаются горизонтально, что означает полное обалдение. Это что, был комплимент?

Или всё-таки оскорбление?

Ещё с минуту в одиночестве сидела на прохладном полу, пытаясь переварить происшедшее. Я достала в поединке северд-ин. Я зацепила мечом Безликих воинов. Я переиграла бойцов, считавшихся лучшими из тех, что когда-либо видела Ойкумена. Я? Антея тор Дериул-Шеррн, Хранительница Эль-онн, Императрица Оливула? Я, неуклюжая дурища, которая на оружие всегда смотрела с брезгливым опасением?

Бред.

Может, папины гены наконец начали себя проявлять? Он, как-никак, первый клинок Эль-онн…

Молчаливый, мой меч, валялся тут же, непроницаемый и совершенный, как всегда. Чем дальше, тем меньше в нём оставалось от человека и появлялось больше — от меча. А может, он просто перестал притворяться, позволяя себе быть тем, чем был всегда.

Аккуратно и с величайшим почтением вложила блестящий клинок в ножны. Спасибо, друг. Жаль, что я не могу воздать тебе честь, которую ты заслуживаешь, сражаясь так, что после за это не приходится краснеть.

Осторожно поднялась на колени и, шипя и ругаясь сквозь зубы, начала стаскивать призрачные доспехи. Закатала надетую под них рубашку, чтобы осмотреть нанесённый урон. Кожа в том месте, где клинки Безликих прошли насквозь, впиваясь в плоть, была воспалена и имела нездоровый сине-зелёный оттенок. Но зато тело представляло собой нечто целое, рёбра не разворочены, а внутренности благополучно пребывали там, где им и положено — внутри. В общем, можно было считать, что защита сработала.

Я с проклятием отшвырнула панцирь.

— Сама виновата, — раздался позади знакомый голос. — Не нарывалась бы так откровенно, Дикая не стала бы завершать удар.

Резко повернулась и охнула от боли, вызванной этим движением. Не важно.

Всё не важно.

Это и в самом деле был он.

В серо-серых глазах застыл немой укор. Получил приглашение на Бал.

И видел, чем закончился этот бой.

Проклятье.

Соизволил-таки объявиться после недельного отсутствия. Всё такой же совершенный. Всё так же способный довести меня до последней стадии бешенства одним словом, одним взглядом.

Подошёл, и шелестящие звуки шагов отдавались где-то внутри старой тянущей болью, будто ступал он по раскалённым нервам, а не по полу. Опустился рядом на колени, протянув руки к болезненно ноющим последствиям закончившейся только что схватки.

Умелые пальцы пробежались по жуткому синяку, унимая боль, успокаивая рану. Я скосила глаза вниз и увидела лишь гладкую, исцелённую кожу. А его руки уже скользили по ранам и ушибам, накопившимся за последнюю неделю. Я и не знала, как много их было, пока не ощутила звенящую, чуть пьянящую лёгкость отсутствия всякой боли. Неделя была… как бы это сказать поточнее… наполнена событиями. Обычная такая неделя.

Пряди на затылке чуть шевелились от его дыхания. Повернулась, ловя губы губами, на мгновение просто прижалась к груди мужа. Затем отстранилась, снизу вверх глядя на склонённое ко мне лицо.

— Спасибо.

Я не спросила, где его носило.

— Не за что.

Он и не подумал ничего объяснять.

Одна из тех тем, которые в этом доме не обсуждаются.

Наша семейная жизнь… Как бы это сказать поточнее… Не предполагает излишней искренности. Обычная такая семейная жизнь.

Улыбнулся.

И ещё раз проклятье!

Он был самым прекрасным мужчиной из всех, кого мне когда-либо доводилось видеть. А мне много кого доводилось видеть.

Простая одежда чёрно-чёрного цвета, которая почему-то выглядела как изысканный костюм. Тёмные волосы собраны в тугой хвост, губы кривятся в противной усмешке.

Тонкое, удлинённое, аристократически правильное лицо с очень совершенными линиями очень элитного генетического проекта. Странные черты, странный разрез глаз такие… человеческие и в то же время красивые, как бы парадоксально ни звучало подобное сочетание. Во лбу горит вплавленный в плоть камень — имплантат, который он позволил вживить себе несколько лет назад. Миниатюрное чудо биотехнологий, окрашенное под цвет глаз: таков цвет серой непреклонной стали, холода древних ледников и далёкой голубизны металла. Но самое удивительное у дарая — кожа. Гладкая, безупречная кожа, по какому-то капризу генетики сияющая чистейшим перламутром. Свет точно обтекал её совершенство, разбиваясь на тысячу маленьких радуг, пожаром сиявших вокруг фигуры дарай-князя.