Стертые времена - Владимир Гой

– Не расстраивайся, я так понял, твоими стараниями его сейчас пол-Европы лечит и часть Азии.

– Болтун ты! Скажи спасибо, что не пошла с тобой, когда уговаривал! «Давай по дружбе, давай по дружбе, триста – это дорого!» Радуйся! Ведь чуть не уговорил! – напомнила она.

Он чуть задумался, видно, на мгновение представил свою жену и свои сказки про то, как его страшно изнасиловали.

– Танюха! Ты настоящий друг! Генрих, шампанское даме за мой счёт! Я сэкономил на лечении!

Её заметила коллега по цеху Инга и пригласила к себе за столик, где с горящими от страсти чёрными глазами сидели низкорослые моряки. Она думала с секунду: «А почему бы и нет!» – и отправилась к ним вместе с Ингой.

Я представил, как через три дня многие из них будут морщиться от боли возле писсуара, а потом стоять в очереди у корабельного врача. А ей было на это наплевать, за любовь надо платить.

После двенадцати в зале появился метрдотель Игорь и оставшихся гостей попросил своим коронным: «Дамен унд херрен, по домам, по кроваткам!» Это произносилось изо дня в день на протяжении многих лет, и постоянные клиенты всегда радостно предвкушали эту фразу, особенно она удавалась, когда он был уже навеселе.

Филиппинские любители клубнички уже не соображали, где они и зачем, мы по одному вытаскивали их из бархатных ниш и отправляли к выходу, они были дружелюбные и покладистые, не то что наши, местные.

– Ну что? Выгодных клиентов я вам вожу! В одну нишу десять человек влезает, а наших только шесть! – перед уходом зачем-то сказала Инга.

– Ты какую нишу имеешь в виду? – поинтересовался я, её реплику уже в мой адрес заглушил общий гогот, и она скрылась за дверью, сердито сверкнув на прощание глазами.

Ночью я опять стучал на машинке, печатая рассказ «Проститутка», где прототипом была одна из этих ночных бабочек, которая по пьянке с жалостью к себе и ненавистью к своему образу жизни поделилась со мной, как впервые переспала за деньги. Это была банальная история, которую с небольшими вариациями могла бы рассказать любая проститутка. Как только я слышал включающийся холодильник, на мгновение я напрягался, казалось, что за этим щелчком обязательно ухнет взрыв. Но всё было тихо, лишь издали через определённые промежутки раздавались звонки светофора возле переезда, и потом электричка простукивала по шпалам свой ритм и со скрипом тормозила у станции. С шипением открывались двери, кто-то выходил из неё в ночь и шёл по неосвещённым улицам к своему дому, с опаской вглядываясь в темноту.

Восемь метров кухни всегда казались мне самым уютным местом на земле. Передо мной стоит кружка крепкого чёрного чая, который меня бодрит и не даёт слипнуться глазам. Я весь там, в своём сюжете, машу кулаками или кого-то целую, и всё это видениями проносится у меня перед глазами. Мне не надо ничего выдумывать, как это делает большинство, мне просто остаётся срисовать то, что я видел своими глазами или услышал в правдивых историях от словоохотливых гостей бара. Недаром первая заповедь бармена гласит: «Бармен – это не хороший коньяк или вкусный коктейль, это в первую очередь доброе слово и сочувствующее ухо!»

Утром я шёл к своей соседке Элле, имевшей отношение к литературе, со своим новым рассказом. Она быстро бегала глазами по строчкам, потом отложила рукопись в сторону.

– Это правда всё было?

– Ещё вчера, свежее не бывает! Эти девчонки – мои подружки, мы общаемся каждый день!

Она смотрела на меня с удивлением. Мне сразу стало ясно, о чем она подумала.

– Эллочка, я же с ними просто общаюсь, у нас и быть ничего не может! Это как на заводе – цех один, но у каждого своя работа!

Она переваривала сказанное, наш образ жизни слишком отличался.

– А красивые среди них бывают?

– Вы даже представить себе не можете какие!

Она взяла в руки листы, снова всё перечитала.

– Странно! Молодые, красивые – и проститутки. В наше время такого не было! – задумчиво произнесла она.

Я возразил:

– Это было всегда, просто этого не было видно!

Для такой женщины, как она, да и для многих других это было более чем странно. Они согласны были на что угодно, но никогда не стали бы торговать своим телом – это как невидимое уродство, которое изначально сидит где-то внутри. Шлюхи работают по-разному: одна выходит замуж за деньги и корячится потом всю свою жизнь, другая отрабатывает свои деньги за одну ночь, но суть от этого не меняется.

Элла вернула мне рукопись.

– Пиши! Мне нравится!

Для меня это было высшей похвалой, и я, окрылённый, побежал домой – пора было на работу.

Глава 15

В страсбургском отеле «Хилтон» я бывал уже не раз. Тут меня прельщал изобильный и разнообразный завтрак и не менее замечательный ужин в его ресторане. Когда я побывал здесь впервые, тех вкусных продуктов, которыми тут потчевали, у нас не было и в помине, поэтому хотелось перепробовать всё. Сейчас всё изменилось, но сам ритуал завтрака мне нравился всегда. Да, вредно, да, холестерин, но как можно себе отказать в горячей яичнице с нежным обжаренным беконом, маленькими сосисками, тостом, намазанным тонким слоем альпийского масла, и всё это запить чашкой утреннего лёгкого кофе?!

Валерия останавливает меня взглядом: «Хватит, посмотри на себя!» Я опускаю глаза и смотрю на свой живот, он мне нравится, и я добавляю на тарелку ещё несколько кусочков бекона, две сосиски и пару поджаренных помидоров. Знаю точно, ей мой живот нравится тоже.

В дверях ресторана появляется Жорж и ищет нас взглядом, я машу ему рукой. «Бонжур», и мы по очереди прикладываемся к щекам, чмокаем губами в воздухе, изображая поцелуи.

Я заказываю для Жоржа чашку кофе эспрессо, от завтрака он отказывается. Мы болтаем о всяких пустяках, он вспоминает мой совет, как общаться с дамами, его это очень веселит.

– Почему вы остановились именно здесь? В таких отелях живут или американцы, или новые русские… У нас это считается плохим тоном.

Я удивлённо на него посмотрел:

– А где, ты считаешь, нам нужно жить?

– После завтрака покажу! – пообещал он.

В нескольких километрах от Страсбурга, по дороге в Нанси, мы сворачиваем на просёлочную асфальтированную дорогу и вскоре подъезжаем к старинному большому дому, окружённому вековыми деревьями и цветущим яблоневым садом. Через небольшой проточный пруд перекинут каменный мост, который видел не только французскую революцию, но и более древние времена. По воде скользили два белоснежных лебедя и с интересом поглядывали на нас, наверное, надеясь на какое-то угощение. Мы подъехали на стоянку возле дома, и к нам сразу же вышла сама хозяйка, приветливо улыбаясь.

На доме висела табличка с изображением маленькой птички и стояло всего две звезды. Если в «Хилтоне», где мы жили, мне предлагали ставить мою дорогую машину не на стоянке, а рядом со входом, что им явно было нужно для престижа, то тут стояли машины такого же класса. Напротив дома расположился известный на всю округу ресторан, отмеченный тремя мишленовскими звёздами, который принадлежал той же хозяйке. Я не очень соображал, что это такое, но Жорж, чмокнув губами, показал, что там невероятная кухня.

Она с сожалением развела руками и посетовала:

– К сожалению, свободный номер есть только на одну ночь, на завтра.

Я повернулся к Лере:

– Давай здесь, во французской деревне, проведём романтическую ночь. А потом вернёмся в Страсбург!

Я видел, ей тут понравится, и заранее знал ответ:

– С удовольствием!

Мне показалось, что больше всех обрадовался Жорж, и сразу попросил хозяйку зарезервировать для нас этот номер на завтра.

– Куда поедем дальше? – поинтересовался я.

– Тут поблизости есть интересное место, старинный монастырь, в который приезжал даже папа римский, и там же рядом маленький городок, где есть очень неплохой ресторан, – предложил Жорж. Мы сразу согласились.

Это было недалеко, километров двести, по местным дорогам сущий пустяк. На вершине горы стоял монастырь, где были захоронены останки каких-то святых, и при нём был музей, о котором наш спутник знал абсолютно всё, и меня это заинтриговало.

– Жорж, ты же вроде врач-геронтолог, откуда такие познания об истории этого монастыря?..

Он как-то грустно посмотрел на меня:

– Это история моей первой любви! Мы с ней любили сюда приезжать, я тогда ещё только учился в университете, а она была уже взрослой женщиной, и нам здесь нравилось. Её звали Мари… – он говорил об этом так грустно и в прошедшем времени, что я подумал о самом плохом.

– Она умерла?..

– Нет, что ты! – он засмеялся. – Дай бог ей здоровья, она хорошая женщина, мы просто расстались. Она была старше меня на двадцать лет, и я очень любил её, она помогла мне встать на ноги. Но потом я встретил другую, и мы расстались. А потом я расстался и с той, другой. Се ля ви! Вон видишь тот каменный гроб? – он указал на саркофаг в центре зала. – Он сделан точно по форме человеческой фигуры. Когда мы в первый раз сюда приехали, я забрался в него, и он был точно по моему размеру, даже место для головы было идеально под меня. А потом я попытался оттуда вылезти, и гроб меня не отпускал, камень зажимал мою шею, я не мог даже поднять голову. Меня охватил ужас, мне казалось, что меня держит кто-то с того света. Вытащили меня монахи, поднимая моё тело ровно вверх, по-другому выбраться оттуда было невозможно, так бы и остался лежать тут навсегда. Даже подходить к нему не хочу!