Внешняя политика России эпохи Петра I - Владимир Бобылев

Однако вторжение шведов в Россию было встречено правящими кругами империи очень настороженно. В султанском дворце не сомневались в победе Карла XII, но одновременно предвидели и то, что эта победа с неизбежностью приведет к возрождению Великой Польши в границах более обширных, чем границы 1618 г., с включением в ее состав на правах коронных земель Левобережной и Правобережной Украины. Это представляло для Турции не меньшую угрозу, чем движение России к Черному морю. Наиболее отчетливо эту перспективу, в отличие от великого везира Али-паши и Девлет-Гирея II, живших эмоциональными порывами однодневной политики, видел султан Ахмед III. Поэтому он в категорической форме запретил им «работать» на планы польского короля, о которых султан был в достаточной степени информирован. Остались без внимания и заверения Мазепы, пытавшегося, по словам Тальмана, убедить султана, что шведский и польский короли якобы заинтересованы в том, чтобы «казаки были снова укреплены в своих старых правах и тем самым, как свободный народ между Москвой и Турцией, представляли собой прочный барьер». Ахмед III знал истинную цену этим словам.

Русский посол в Турции П. А. Толстой, обладавший тонкой политической интуицией, довольно быстро уловил эту тенденцию в позиции османского правительства. В начале 1709 г. он доносил в Москву: «Извольте быть безопасны от турок и татар на будущую весну; разве татары какие-нибудь малые набеги сделают воровски. Уповаю, что вор Мазепа не может здесь ничего сделать к своей пользе». Эта информация стратегического характера имела огромное значение для русского командования при составлении планов летней кампании 1709 г. Спустя несколько месяцев П. А. Толстой за заслуги перед Отечеством был награжден царским портретом в бриллиантах.

Тем временем шведская армия двинулась на Полтавщину в район, где проходила так называемая «черная сакма» — путь набегов татар в центральные области России. В Стокгольм шла бодрая депеша: «Мы стоим на пути, по которому татары обычно ходят на Москву. Теперь они пойдут туда с нами!» Именно полная уверенность шведского короля в том, что его вскоре поддержит Девлет-Гирей II, явилась важным моментом в составлении им плана летней кампании 1709 г. Карл XII предполагал соединиться с 40-тысячной крымской конницей в Полтаве, а затем развивать наступление через Харьков и Белгород на Москву. Вполне возможно, что «крымский фактор» сыграл решающую роль и в отказе Карла XII начать мирные переговоры, о чем он был извещен русским правительством 2 апреля. Петр соглашался заключить мир со Швецией на условиях уступки России части Карелии и Ингрии с Петербургом на основе денежной компенсации. Но шведский король увидел в этом проявление слабости и страха перед шведско-крымской 70-тысячной армадой. Поэтому ответом на русские предложения стал артиллерийский обстрел Полтавы, которую шведы осадили в середине апреля.

В течение апреля, мая и июня войска Карла XII безуспешно пытались овладеть Полтавой, которую героически оборонял 5-тысячный отряд под командованием А. С. Келена. А известие о подходе татарской конницы так и не пришло и не могло прийти. Существенные просчеты в оценке внешнеполитической независимости Крыма от Турции и явное преувеличение остроты русско-турецких противоречий привели Карла XII и его ближайшее окружение к серьезным ошибкам в области внешнеполитического планирования, в результате чего шведы оказались в полной изоляции накануне решающих сражений.

В этом отношении деятельность русской дипломатии оказалась более эффективной. Петр прекрасно понимал, что вопрос о военной активности Крымского ханства решается не в Бахчисарае, а в Константинополе, где и были сосредоточены усилия русской дипломатии, поддержанные значительными денежными средствами. И хотя мы знаем, что нейтралитет Турции по отношению к русско-шведской войне определялся во многом не русским золотом и мирными демонстрациями Москвы, но, тем не менее, эти акции тоже сыграли свою позитивную роль в том, что Порта так и не «опустила с цепи» рвавшегося в бой Девлет-Гирея II.

Уверенность царя в прочности внешнеполитической парализации Крыма придала ему смелость и решительность в действиях по отношению к его казацким союзникам. После того как в марте 1709 г. кошевой запорожцев Гордиенко поднял антимосковский мятеж, он вскоре заключил соглашение с Карлом XII и ханом, твердо пообещав вместе с ними «идти Москву воевать». Русское правительство сделало все возможное, чтобы мирными средствами удержать казаков от измены, но в ответ Сечь обратилась к Девлет-Гирею II с просьбой принять ее в подданство, а банды Гордиенко стали нападать на отдельные отряды русской армии. Тогда по приказу Петра в мае того же года Запорожская Сечь была взята штурмом. Ее укрепления были взорваны, а все речные суда и плоты, предназначавшиеся для переправы казаков и крымских войск через Днепр, — сожжены. Правда, полного разгрома мятежников достичь не удалось. Часть запорожцев ушла в Крым, а сам кошевой с восьмитысячным отрядом явился в шведский лагерь под Полтавой, что, однако, не привело к изменению соотношения сил в регионе в пользу Швеции.

Индифферентная реакция Крыма на установление русского контроля над Сечью и запрещение Девлет-Гирею II султаном принять запорожцев в свое подданство подвели, наконец-то, шведских политиков к осознанию того факта, что командный пункт внешней политики ханства находится не в его столице, а в Константинополе. Шведы попытались в спешном порядке исправить положение, но все их акции в Турции оказались запоздалыми.

Провал шведского блицкрига и серьезные военные и дипломатические неудачи в борьбе за Украину и в создании шведско-турецко-крымского союза, а также боевые успехи войск Сандомирской конфедерации ослабили международные позиции Швеции в Центральной Европе. Это не замедлило сказаться на действиях бывших участников Северного союза, которые постепенно сбрасывали с себя психологические оковы страха перед Карлом XII и начинали делать первые, пока еще робкие и подчас непоследовательные шаги в сторону активизации своей антишведской политики. Наиболее ощутимым ее результатом явилось подписание в Потсдаме в июле 1709 г., еще до поступления известия о результатах Полтавской битвы, оборонительного договора между Данией, Саксонией и Пруссией. Важнейшим его положением стало обязательство прусского короля Фридриха I не пропускать через свою территорию шведские войска генерала Крассау, если тот направится в Померанию. И хотя договор в целом носил рекомендательный характер, он вызвал в Стокгольме определенную тревогу и сыграл существенную роль в решении Государственного совета Швеции оставить корпус Крассау и войска Лещинского в Польше, несмотря на неоднократные приказы Карла XII прорываться им на Украину.

Политическая сдержанность Потсдамских алиаторов, а также нежелание Дании, Саксонии и Пруссии идти на союз с Россией, явились отражением их выжидательной позиции, которая, в свою очередь, определялась отсутствием, по их мнению, радикальных изменений на шведско-русском фронте в течение первой половины 1709 г.

Разумеется, из окон королевских дворцов Дрездена и Копенгагена трудно было установить реальное соотношение сил на восточном фронте накануне решающих сражений. Да и сам Карл XII не видел или не хотел видеть, как изо дня в день ухудшается его военно-стратегическое и внешнеполитическое положение. И тем не менее он с необъяснимым упорством продолжал претворять в жизнь свою военно-политическую концепцию, которая уже не соответствовала объективным реальностям июня 1709 г.

Итак, внешняя политика России за первую половину Северной войны проделала длинный, сложный и противоречивый путь. Расчеты союзников разгромить Швецию за один-два года оказались несостоятельными. Поражение под Нарвой не только показало неготовность вооруженных сил России к борьбе со шведской армией, но и предопределило стратегическую линию русской дипломатии не допустить в ближайшие несколько лет шведского вторжения в пределы страны. Огромными финансовыми инъекциями и военной помощью ей удалось поддерживать борьбу Августа II против основных сил Карла XII в течение пяти лет, которые были использованы для создания оборонной промышленности и реорганизации вооруженных сил. Значительные успехи в этой области позволили освободить от шведов к концу 1705 г. часть Балтийского побережья, выполнив тем самым программу-минимум, сформулированную в 1700 г. Однако разгром саксонской армии и полная капитуляция Августа II поставили страну перед угрозой шведского вторжения. В связи с этим Петр и возглавляемая им дипломатия развернули беспрецедентную активность с целью создания политического барьера на пути Карла XII в Россию. При этом использовался весь известный набор дипломатических средств, политических вариантов и комбинаций, подчас диаметрально противоположных друг другу. Но достичь поставленной задачи русской дипломатии не удалось. И главной причиной этого явилось несоответствие данной программы реальной расстановке сил на европейской политической арене и ее подкрепленность успехами русского оружия над основными силами шведов. Не на высоте оказалась русская разведка и дипломатия в выявлении истинных намерений гетмана Мазепы и запорожского старшинства. Но были у нее и значительные успехи, одним из которых явился русско-польский союз, сыгравший исключительно важную роль в предполтавский период, а также мирная дипломатическая атака на Константинополь, которая с учетом других факторов способствовала нейтрализации Турции и Крымского ханства.