Поцелуй под звездным небом - Эми Эндрюс

– Мне нравилось ее слушать.

Нарцисс.

– Знаете, выслушать историю другого человека – проявление элементарной вежливости. Это называется беседа.

– Полагаю, мне не удастся вас переубедить?

– Ни за что.

– Ну, Сэди Блисс, расскажите, как прошло ваше детство. – Он сделал глубокий вздох. – В полном соответствии с заложенными в имени перспективами?

К черту его сарказм.

– Не совсем. Мой папа бросил нас, когда мне было двенадцать, и завел другую семью. Со своей секретаршей.

– Н-да-а. – Кент присвистнул.

Сэди кивнула. Верно подмечено. Она до сих пор помнила тот день, когда он их покинул. Свое возвращение из школы и горестный плач мамы. Попытки понять, что произошло. Почему отец был таким несчастным, что бросил ее. Просто ушел. Годы усилий понравиться ему, пробудить его любовь пошли насмарку.

– У вас сохранились с ним отношения?

– В какой-то степени, – прошептала она. – У меня есть два сводных брата. Близнецы. Я вижусь с ними, следовательно, и с ним.

– Кажется, вы не очень ладите.

– Сложно сказать. Ему всегда хотелось иметь мальчика, чтобы играть в футбол или крикет. А он, – она пожала плечами, – получил меня. Девчонку, которая любила читать. Рисовать. Мечтать.

Боюсь, отец был разочарован. Много лет я пыталась стать тем, кем он хотел меня видеть, но не очень преуспела. И тут появились близнецы.

– И теперь у него было кого взять на футбол.

Эврика!

– Да.

Даже двигатель «лендровера» не мог заглушить завистливые нотки, прозвучавшие в ее голосе.

– А ваша мать?

– О, мама вела себя великолепно. Она моя поддержка и опора. Могла бы стать язвительной и разочаровавшейся в жизни, но она не такая. Устроилась на работу с неполной занятостью и поддерживала меня во всех начинаниях. Когда я поступила в художественный колледж, нашла себе еще одну работу, чтобы оплатить мое обучение.

– Художественный колледж?

Сэди кивнула и уткнулась в окно:

– Когда-то мне хотелось стать художником.

Кент взглянул на дорогу, потом обернулся к пассажирке:

– И в какой области?

Сэди расправила несуществующую складку на шортах.

– Живопись.

– Что произошло?

Она провела рукой по волосам. «Я встретила Лео».

– Я оказалась не такой уж талантливой. Бросила.

Кент нахмурился, понимая, что за этими бесстрастными словами скрывается нечто большее! К чему вникать?

– И вы стали журналистом. Далековато от карьеры художника, а?

– Не совсем. Теперь я пишу картины словами. И мне это нравится. Нравится оперировать фактами, иметь четко очерченные рамки. Искусство же – всего лишь интерпретация. Да вы и сами это знаете. – Сэди взглянула на него, словно прося подтверждения. – Репортер имеет дело с четкими фактами. Мне нравится система, логика.

Да! Да, нравится! Искусство стало для нее обоюдоострым мечом. Творчество оказалось неразделимо переплетено с ее эмоциями, сущностью, душой. А это, как указывал Лео, ведет к сумасшествию, поскольку ввиду недостатка таланта могло окончиться одержимостью.

– Вам не хватает творчества?

– Слова и есть творчество, – возразила она.

– Вы знаете, что я имею в виду. – Кент смерил ее недоверчивым взглядом.

Он-то думал, что больше никогда не захочет взять в руки камеру, однако спустя какое-то время жажда фотографировать обуяла его с еще большей силой.

Сэди вздохнула, делая вид, что рассматривает тянущиеся по линии горизонта холмы.

– Живопись забирала мою жизнь, нереализованное стремление стать лучше. – Лео тяжелый учитель, и, когда они стали жить вместе, понравиться ему оказалось практически невозможно. – Боюсь, если я попытаюсь вернуться, произойдет то же самое. У меня опять не получится разделять искусство и жизнь.

– Звучит сильно!

– Поверьте мне, – у Сэди изменилось лицо, – все так и было.

Кент крепче обхватил пальцами руль.

– Вы рисовали обнаженную натуру? – поинтересовался он, надеясь разрешить загадку с Пинто.

– Где бы нам пообедать, как вы думаете? – поинтересовалась Сэди, доставая из бардачка карту.

На обед они остановились на стоянке грузовиков неподалеку от Блэкола. Сэди съела ролл с салатом и ветчину, но отказалась от булочки. Кент заметил, как она слегка наклонилась вперед, провожая глазами его гамбургер, словно пытаясь насладиться его божественным ароматом. Равно как и почувствовал ее взгляд, когда откусил кусок, вгрызаясь в сочную мякоть. Когда же официантка поставила на стол тарелку с бисквитом и стакан с карамельным коктейлем, Кент практически услышал ее стон. Сэди резко поднялась со стула.

– Я подожду вас в машине, – бросила она.

Кент проводил ее взглядом. Несмотря на мешковатую футболку, почти полностью скрывавшую все изгибы фигуры, соблазнительные выпуклости словно жили своей жизнью, обращая на себя внимание при каждом ее шаге. Не было ни одного шофера-дальнобойщика, обедавшего в том кафе, который бы не уставился ей в спину.

Кент быстро втянул через соломинку остатки коктейля и оглядел сотрапезников. Все собравшиеся в забегаловке мужики, несомненно, видели в Сэди Блисс воплощение своих самых горячих фантазий. Эта женщина походила на песочные часы.

И с какой стати она столь яростно решила бороться со своими очевидными достоинствами? Кент поднялся, бросив на стол чаевые. Это, черт возьми, не его дело!

На полпути между Баркалдином и Лонгричем они прокололи шину. Сэди внезапно пробудилась от проклятий Кента.

– Что случилось? – спросила она, когда он припарковался на обочине.

– Спустило шину. Сидите. Я в два счета справлюсь.

Сэди протерла глаза. Резкое пробуждение не способствовало хорошему настроению, к тому же ее раззадорило его очередное мужское шовинистическое заявление.

– Думаете, я не смогу справиться с этим в два счета? – проворчала она, когда Кент открыл дверь. – Я вполне в состоянии поменять шину.

– Хотите этим заняться? Ваше право. Я за равноправие полов.

Если ей так хочется жариться под солнцем и пачкаться в грязи, на здоровье! Конечно, Сэди не удастся раскрутить гайки на колесах, но, по крайней мере, он получит удовольствие, наблюдая за бесплодными попытками.

Она спрыгнула на землю и огляделась по сторонам. За несколько часов езды пейзаж практически не изменился. Плоские сухие равнинные пастбища с редкими всплесками зелени. Много овец. И тишина, нарушаемая редким грохотом проезжающих автомобилей.