Жених и невеста - Анатолий Никифорович Санжаровский

И к кому ни заверни, везде телевизор, газ, вода в кранах посмеивается.

Сказать, как в городе всё, не скажешь. Мы и в самом деле в городе очутились, разве только что на отшибе так стоим. На закраинке.

В давешние ещё времена Острянка наша жила-проживала под боком у районного посёлочка.

Посёлочек рос да рос, шёл да шёл вширь и пришлёпал в Острянку.

Выхлопотал посёлочек себе паспортину городка, стали мы городские крестьяне: в Острянке как был колхоз, да так и есть, как растили мы все потребное к столу, да так и растим.

Рассветная выбегает на площадь-сковороду.

Место это мне всегда не сахарно пройти. Я обминаю его или стороной, или в крайней крайности, когда недосуг, глаза воткну в землю и пробегаю по самой серёдке.

Думала сейчас обойти площадь, ан вижу, наезжий на родишко высыпается из красного автобуса. Туристы…

«А чего не послушать, что ж им такое про нас и поют?..»

Пристегнулась я к хвосту кучки.

— …товарищи, пройдёмте ближе к постаменту. — Молоденькая девчушка, начальница, видать, над туристами, показывает на гранитную возвышенку и впереди всех вышагивает к той возвышенке. — Рассказ об этом памятнике я хочу предварить экскурсом в прошлое. По свидетельству истории, наш город был однодворческим селом, а в 1779 году при учреждении наместничества село это было обращено в уездный город.

— Ка-ак? — обогнала мой вопрос громадная мамзелина при белых штанах да при собачонке столбиком на руке.

— Уже тогда был городом?

— Уже и тогда… Кроме пары мельниц никакой здесь промышленности не было, почему после революции у города и отобрали его «городскую должность». Стал он опять селом. Годы нашего бурного социалистического развития вскоре сделали село поселком, а потом, недавно вот совсем, и городом.

— Дела! — хохотнул кто-то в толпе.

— Но не об этом парадоксе речь, — всклад вела своё девчушечка. — Во вторник, двадцать первого сентября одна тысяча семьсот восемьдесят первого года (видали, во вторник, упомнила такое!), вместе с гербами других городов губернии утверждён и герб нашего города: «Зелёное поле, разделённое на два щита; в верхнем герб губернского города, а в нижнем ржаной стебель с колосьями и под ними перепёлка,

что всё служило эмблемою обильного хлебородства в уезде». Славен хлебами и ныне наш край. Посмотрите на постамент. Перед вами первые помощники у крестьянина. До революции — соха. Сохой да бороной русская стояла деревня. Слева от сохи «Универсал», один из первых советских тракторов, и рядом венец тракторостроения К-701. Двести семьдесят лошадок! Вот смотрите и сравнивайте, когда легче давался крестьянину хлеб.

Все важно закивали головами, в крайней восторженности глядят то на «венец», то на побитую жуком, потемнелую за давностью и бездельем ветхую сошеньку, кривую ноженьку.

Девчушка помолчала миг какой, перевела дух и свежим голоском снова собрала любопытство толпы:

— Товарищи! Я хотела бы остановить ваше особое внимание на «Универсале». У этого трактора завидная судьба. Неспроста под ним на пьедестале выбито:

Заслужил и честь и славу

Трактор-дедушка по праву.

На нём начинала, долгое время работала первая у нас в районе трактористка, опять же первый в районе Герой труда Марьяна Михайловна Соколова. Именно про этот «Универсал», про её хозяйку поэт Геннадий Лутков и композитор Константин Массалитинов сложили песню «Трактор на граните». В первый раз хор спел её на полевом стане перед соколовским звеном.

По земле проходят поколенья,

И земля их подвиги хранит.

Есть в краю воронежском селенье,

Где поставлен трактор на гранит.

Иногда сюда на зорьке красной

Женщина приходит, как родня.

Говорит ему негромко: «Здравствуй!

Как ты тут, почетный, без меня?..

Не скучаешь ли по вешним росам,

По веселым вербам у пруда?

Может, по ночам твоим колесам

Снится голубая борозда?

А у нас дела идут неплохо,

Вновь нам сеять зерна доброты.

За собой уводит нас эпоха,

И за нами не поспеешь ты.

Мы тебя, железный, не забудем,

Золотят тебя рассвет, закат.

И о нашей молодости люди,

На тебя взглянув, заговорят.

— Хорошо! — сказала за всех мадама с пудельком голубым.

— Вы только подумайте! — в огонь распалялась девчушка. — Сорок лет за рулём! И Марьяна Михална не только великая труженица. Она ещё и жена, она ещё и мать семерых детей, она ещё и бабушка, она ещё и депутат, она ещё и…

С каждым новым чином, что в лихости выкликала туристова предводительша, я приседала по-за чужими спинами всё ниже, ниже, ниже, будто кто вбивал мне в душу аршинные гвозди конфуза.

Мне и неловко, и совестно.

Люди ехали Бог весть откуда. А им про старуху про какую-то талдычат. Видите ль, она «чувствует поле колесами своего трактора»! Эка медалька-невидалька…

«Господи! Да на что ж её слушать? Лучше б чалили в музей к своим мамонтам…»

Прилегла на площади маятная тишина.

Стою чуть тебе не на карачках, шерстю себя что есть зла.

«И отвратней всего то, что из бабьего срамного любопытства подслушивала я вовсе мне и не предназначаемое. А ну откроется вот моя штука? А ну устроят надо мной какой проучительный пасквиль?..»

Пораздумала я только так — ан надо мной и упади-распластайся молоденький басок.

— Бабуника! — твёрдо позвал басок.

Я так вся и сомлела. На полпутях остановила вдох.

Выжидаю, что оно будет.

Дал выдержку и он. А потом на половине голоса, как говорил Колюшок, и ну читать мне ботанику:

— Бабуника, ты чего корёжишься? Ты чего припадаешь к земле? Тебе, часом, не плохо? Может, тебя товарищ Ревматизкин закрутил? Так мы, как говорится, мигом раскрутим!

И лап, лап меня за плечо. Ладится поднять.

Скинула я руку с плеча, смотрю, а радетель-то мой длинноволосик, интеллиго при очках.

Посмотрела я на него не без внимательности. Хмыкнула:

«Поглядел дурак на дурака да и плюнул. Эка-де невидалища!»

Покосилась я на его ручищу с кусточками тёмного волоса на пальцах и в голос бухнула:

— Здоров распускать оглобельки…

Повёл малый плечом, как скалой.

Спросил громко уже девчушечку:

— А чем сейчас занимается ваша Соколова?

Ненароком насмелилась я, даже коробку[15] потянула вбок. Согнала белый бумажный платок с одного уха. Пускай, думаю, на воле побудет и — всё слышней. «А! Ну-ну?..»

— Марьяна Михална, — отвечала девчушечка, — сейчас на пенсии уже. Но знатную трактористку не забыли. В районе учреждён приз имени Соколовой. Этот приз сама Марьяна Михайловна каждую осень вручает здесь, у памятника, лучшему