Пепел революции - Виктор Громов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем, это военные и непонятный господин в Крыму. Даже если он знает про причину, которая вынудила его бежать из Москвы, все равно ничего не понятно. Мало ли людей преследуют большевики? Почему именно он так заинтересовал этого таинственного господина? Почему эти двое настойчиво ему рекомендовали, а фактически приказали, не суетиться, а по первому указанию отправиться в Крым.
Чувство, что им играют в темную, постоянно усиливалось. Какие-то силы, которые он пока не мог четко определить, двигали им, как пешкой на шахматной доске. Пешкой, которая была в силу своей природы слаба, но внезапно оказалась в очень важной позицией и которой стремились все завладеть. Вероятно, он делал что-то такое, что-то правильное для себя, что не позволяло пока никому просто смахнуть его с доски.
В общем, пока ничего не ясно, и следует отдаться течению реки и посмотреть, куда оно выведет. Пока надо держаться Шемакова, за ним, кажется, есть немалая сила, а при первом удобном случае отправиться в Крым. Посмотреть, какая там ситуация и кто тот человек, который активно им интересуется.
Успокоивши себя примерным планом на ближайшее время, он разделся и решил поспать. Но как только он заснул, дверь сотряс оглушительный удар, от которой она чуть не слетела с петель. Кильчевский молнией метнулся к столу, где лежал его пистолет и про себя мельком подумал, что это становится нехорошей традицией, что его будят подобным образом.
Снаружи послышался голос Изенбекова, который просил открыть. Кильчевский так и сделал, но пистолет не опустил.
–Аккуратнее можно? У нас тут не казарма,-недовольно он произнес, пропуская гостя в комнату.
У того был весьма странный вид – матросская тельняшка, какой-то жупан, сбитые сапоги, а главное, несколько неглубоких царапин на лице, которые, однако, сильно кровоточили.
–Собирайся, нас ждут уже,-ответил Изенбеков, не обращая внимание на недовольство хозяина. У тебя пять минут. Машина внизу.
–Что случилось опять? Красные?
–Да нет,-он уселся на стул и стал ощупывать свои раны. Рабочий люд опять все сделал через одно место, не послушал своих лидеров и решил выступить сегодня. Началась драка, в которой меня и задело немного. Быстрее давай!
–Мы что, туда едем? Подавлять бунт? Шемаков в курсе?
–Он там давно. Людей очень мало у нас, поэтому, собираю всех, кого смогу.
В машине сидели еще трое, которых Кильчевский не знал. Автомобиль помчался по заснеженным улицам Одессы в отдаленный район, где располагались заводы. По пути Изенбеков вводил в курс дела:
–Расклад такой. Там сотни две людей, пытаются выработать конкретный план действий. Они пока между собой ругаются и обвиняют друг друга в контрреволюции, но скоро договорятся. Будут раздавать всем рабочим и городским бездельникам оружие и арестовывать офицеров. Наши провокаторы пытаются пока забюрократить и затормозить процесс, чтобы дать нам больше времени на сборы, но вряд ли это даст большой выигрыш. С другой стороны,-он пожал плечами,-может и хорошо, что они начали так рано. Если бы чуть позже – красные могли их поддержать ударом извне. А так, дивизии далеко и бунтовщикам никто не поможет.
–У нас сколько людей,-спросил один из незнакомцев.
–Когда я уезжал, было около дюжины.
Сидящим в автомобиле показалось, что они ослышались.
–Дюжина? Против двух сотен? У которых полно оружия?
–Да, примерно так. Но тут ситуация не так плоха, как кажется. Мы отправили доклад нашему руководству и военным, они смогут прислать скоро подкрепления. А оружие у рабочих не под рукой, а спрятано где-то рядом, но в другом месте. В каком, мы пока не знаем.
–То есть, нас будет порядка полторы дюжины, с оружием, против безоружных крикунов? Я так понимаю?
–Ну, у некоторых из них, без сомнения, есть револьверы. Но учтите, это лидеры ячеек, они управленцы. Могут командовать, заседать или совещаться. Не предполагалось, что эти люди лично будут стоять на баррикадах.
–У нас какое оружие?
–Есть несколько трехлинеек и один пулемет. Гранаты. Патронов много.
Они остановились в одном из переулков и дальше по зловещим заводским территориям пошли пешком, соблюдая максимальную тишину.
Их негромко окликнули из темноты, и показался человек, который махнул рукой. Все отправились в ту сторону и достигли одной будки, где уже с кем-то по телефону ругался Шемаков. На него было тяжело смотреть: бледный, с воспаленными глазами и срывающимся голосом, и Кильчевский подумал, когда тот в последний раз спал.
Закончив разговор, Шемаков закурил и задумался. Потом кивнул головой и повел за собой прибывших.
–Ситуация такая,-негромко по пути рассказывал Шемаков. Они почти все в одном цеху, принимают декларацию к действию. В городе, насколько я могу судить, еще не знаю, что выступление перенесено и основная часть рабочих спокойно отдыхает или пьет. У меня план такой: разбираете винтовки и становитесь у выходов. Изенбеков,-он оглянулся на своего сотрудника,-на тебя особая задача. Берешь пулемет и держишь главные ворота, они после первых взрывов побегут туда. Каждый берете несколько гранат, пока они внутри, мы должны их сильнее покрошить, потом будет сложнее. Стреляйте всех, кого не знаете в лицо. Нам для допросов они не нужны, и так знаем каждого и их настроения.
–А как же твои провокаторы? Ты дал им возможность спастись?,-недоумевал Кильчевский.
Шемаков медленно обернулся на него.
–Ты знаешь, Евгений. Мне никогда не нравились предатели, даже если они работали на меня. Если они так просто предали своих товарищей, с которыми работали многие годы и раскачивали царизм, то меня они продадут за рубль. Мне кажется, такие люди даже больше заслуживают смерти.
Все разошлись по своим местам, оставив Кильчевского одного у окна наедине со своими мыслями. Поступок Шемакова неожиданно сильно огорчил его и посеял подозрительность. Если человек, который априори должен заботиться о своих людях в стане врага, с такой легкостью пускает их в расход, то какие гарантии есть у него самого? От Кильчевского же пользы практически нет.
Но обдумать все следовало позже. Шемаков бросил одну гранату в самую гущу спорщиков. Произошел взрыв, и люди в панике начали носиться по всему цеху, не понимая, что произошло. Похоже, они сперва подумали, что взорвалась бомба, принесенная кем-то из них. Из окон и двери тут же посыпались еще гранаты. Бомбы, взорвавшиеся в закрытом пространстве производили ужасающий эффект. Уже дюжина лежала на полу, стены были забрызганы ошметками мозгов, валялись оторванные конечности и головы. Немногочисленным атакующим так же помогало то, что свет в цеху не давал укрыться людям, а сами же были практически незаметны на фоне ночного зимнего неба.
Наконец, бунтовщики сообразили, что происходит и открыли ответный огонь по окнам. Сразу двое атакующих были ранены или убиты. Собравшиеся в цеху на удивление метко стреляли из револьверов, и Кильчевскому оставалось только укрываться за стеной и в редких случаях посылать пулю внутрь помещения. Стрекотали выстрелы, в цеху стоял хаос из убитых, раненых и обезумевших людей, однако, панике поддались далеко не все. Непонятно по какой причине, они до сих пор не ринулись через главный вход, где терпеливо ожидал Изенбеков с пулеметом, а ловко отстреливали стрелков в окнах.
Кильчевский бросил взгляд внутрь, прицелился в, как ему показалось, в одного из лидеров и срезал его. Внутри кто-то догадался наконец отключить свет, чтобы нападающим было сложнее попасть. Когда Кильчевский еще раз бросил взгляд в окно, что-то мимолетно и нежно коснулось его головы и исчезло. Птица, что ли, подумал он, и вдруг почувствовал, что его заливает кровью. Нахлынула ужасающая боль, и он недоумевающе сел на землю, отбросил винтовку и прижал руки к голове. Они тотчас оказались полностью в крови. Однако, никакой слабости он не ощутил, и решил, что ранение легкое и не мешает отстреливать подонков. Достав маузер, он стал беспорядочно стрелять в темноту цеха, на малейший звук или вспышку выстрела.
Наконец, из цеха последовала вылазка в сторону главного выхода. Несколько обезумевших людей побежало прямо на пулемет, и Изенбеков аккуратно и экономно одной очередью срезал их. Кильчевский так и не понял, эта атака была самопроизвольной, или же сохранившие способность думать руководители просто посылали наименее ценных проверить, возможен ли этот путь. Кровь постепенно заливала лицо Кильчевского, и когда он уже ничего не видел, то прекратил стрелять, присел и отполз в темный уголок, пытаясь по прежнему оглядывать весь переулок и готовясь застрелить любого, кто будет пытаться покинуть цех.
Выстрелы звучали все реже, и, наконец, прекратились совсем. Где-то далеко позади послышался шум многих автомобилей. Наверное, это подоспело обещанное подкрепление, которое прибыли слишком поздно, однако это точно не помешает командованию приписать себе решающую роль в разгроме бунтовщиков.