Убийство в доме викария - Агата Кристи

Я попытался вообразить полковника Протеро в роли тайного грешника, но это было выше моих сил.

— Или взять еще случай с прачечной, — продолжала мисс Марпл. — Мисс Хартнелл такая неосмотрительная — забыла в блузке с оборками опаловую брошку, да так и отослала в прачечную. А женщина, которая ее взяла, вовсе не была воровкой, ей эта брошка была ни к чему. Она просто спрятала брошку в доме у другой женщины и донесла в полицию, что эта особа ее украла. Все по злобе, только бы насолить человеку. Ненависть — поразительный мотив. Разумеется, в этом был замешан мужчина. Как всегда.

На этот раз я не сумел разглядеть ни малейшего, даже отдаленного сходства с нашим делом.

— А то еще дочка бедняги Эльвелла — такое прелестное эфирное создание — пыталась задушить своего меньшого братца. И случай с деньгами, которые собрали на пикник для мальчиков из хора (это еще до вас было, викарий), — их взял органист, просто взял. Жена его запуталась в долгах, как ни печально. Да, этот случай приводит на память столько других — слишком много, слишком. До правды докопаться очень трудно.

— Мне бы хотелось узнать, — сказал я, — кто эти семь человек, которых вы подозреваете?

— Семь человек, которых я подозреваю?

— Вы сказали, что можете назвать семь человек, которые… в общем, которые будут рады смерти полковника Протеро.

— Да что вы? Ах да, припоминаю.

— И это правда?

— О, разумеется, чистая правда. Но мне не пристало называть имена. Вы сами легко можете их назвать. Я в этом совершенно уверена.

— Уверяю вас, что я о них понятия не имею. Разве что Летиция Протеро — только потому, что она, вероятно, получит наследство после смерти отца. Но подозревать ее в этом нелепо, а кроме нее, мне вообще никто не приходит на ум.

— А вам, душечка? — спросила мисс Марпл, обращаясь к Гризельде.

К моему удивлению, моя жена покраснела. В глазах у нее появился подозрительный блеск, очень похожий на блеск слез. Она сжала обе руки в кулачки.

— О! — возмущенно вскричала она. — Люди так отвратительны! Ужасно! Что они болтают! Какие низости они могут выдумать…

Я смотрел на нее с интересом. Подобные вспышки совершенно не в характере Гризельды. Она поймала мой взгляд и попыталась улыбнуться.

— Не смотри на меня так, будто я диковинная букашка, которую ты никогда не видел, Лен. Давайте не будем попусту горячиться и отвлекаться от темы, ладно? Я не верю, что виноват Лоуренс или Анна, а о Летиции вообще речи быть не может. Нужно найти хоть какую-нибудь улику, которая наведет нас на след.

— Конечно, записка очень странная, — сказала мисс Марпл. — Помните, я еще утром сказала, что меня поразило некоторое несоответствие.

— Насколько я понимаю, записка с замечательной точностью указывает время совершения преступления, — сказал я. — Но ведь это вряд ли возможно? Миссис Протеро только что вышла из кабинета. Она едва ли успела даже дойти до мастерской. Я могу представить только одно объяснение — убийца, должно быть, посмотрел на свои часы, а они сильно отставали. Это единственное, что приходит мне в голову.

— А у меня другая мысль, — сказала Гризельда. — Что, если часы уже были переведены назад — нет, это то же самое — какая я бестолочь!

— Когда я уходил, они не были переведены, помню, я посмотрел на свои карманные часы. Но ты права — к нашей теме это никакого отношения не имеет.

— А вы как думаете, мисс Марпл? — спросила Гризельда.

— Милочка, признаюсь, что я думала вовсе не об этом. Мне показалось очень любопытным с самого начала то, что было написано в записке.

— А я этого не нахожу, — заметил я. — Полковник Протеро просто написал, что больше не может ждать…

— В двадцать минут седьмого? — возразила мисс Марпл. — Ваша служанка Мэри предупредила его, что вы вернетесь не раньше половины седьмого, и он как будто согласился подождать. И вот в двадцать минут седьмого он садится и пишет, что «больше ждать не может».

Я во все глаза смотрел на старую даму, проникаясь все большим уважением к остроте ее ума. Она с необычайной проницательностью обратила внимание на то, что все мы проглядели. Это и вправду было странно, чрезвычайно странно.

— Да, — сказал я, — но если бы сверху не было проставлено время…

Мисс Марпл кивнула.

— Вот-вот, — сказала она, — если бы там не стояло время!

Я попробовал припомнить то, что видел своими глазами: лист почтовой бумаги с неровными строчками, а сверху аккуратно выведено «18.20». Несомненно, эти цифры были совсем не похожи на остальные каракули. Я ахнул.

— А что, если никакого времени там не было обозначено? — сказал я. — Предположим, полковнику Протеро где-то около шести тридцати надоело ждать, и он сел писать записку. И пока он сидел за столом и писал, кто-то проник через окно и…

— Или вошел в дверь, — перебила Гризельда.

— Он бы услышал скрип двери и поднял голову.

— Полковник Протеро был глуховат, как вы, должно быть, помните, — сказала мисс Марпл.

— Да, вы правы. Он все равно не услышал бы. Но неважно, как убийца проник в комнату, — он подкрался к полковнику Протеро и застрелил его. Потом увидел записку и часы, и у него родилась идея. Он написал сверху на письме «18.20», а часы перевел на восемнадцать двадцать две. Это была остроумная мысль. Он создал себе, по крайней мере так он полагал, железное алиби.

— И нам только осталось отыскать человека, — подхватила Гризельда, — у которого железное алиби на восемнадцать двадцать и никакого алиби на… да, это не так уж просто. Нельзя же узнать точное время.

— Но мы можем определить его в довольно узких рамках, — сказал я. — Хэйдок считает, что восемнадцать тридцать — это верхний предел, самое позднее время. Пожалуй, можно даже продлить до восемнадцати тридцати пяти. Исходя из наших с вами рассуждений, Протеро никак не мог проявить нетерпение до восемнадцати тридцати. Так что мы можем довольно точно определить время, когда было совершено убийство.

— Помните, я слышала выстрел? Да, все как будто сходится. А мне-то даже в голову не пришло. Какая досада! И все же, когда я стараюсь припомнить, мне кажется, что выстрел был какой-то не совсем обыкновенный. Не такой, как те выстрелы, что слышишь обычно.

— Громче? — подсказал я.

Нет, мисс Марпл полагала, что дело не в громкости. Собственно говоря, она затруднялась сказать, что в нем было необыкновенного, но настаивала на том, что выстрел был не похож на привычные выстрелы в лесу.

Я мог бы подумать, что она просто выдает желаемое за действительное, если бы она только что не развернула перед нами такую четкую картину, не обнаружила такой свежий взгляд на вещи, что я поневоле не мог не восхититься ее умом и дальновидностью.

Она встала, пробормотав, что ей давно пора идти, но не могла воспротивиться искушению обсудить все с милой Гризельдой. Я проводил ее к стене, разделявшей наши владения, закрыл за ней калитку и вернулся. Гризельда явно что-то старательно обдумывала.

— Все еще пытаешься решить тайну записки? — спросил я.

— Нет.

Она внезапно вздрогнула и раздраженно передернула плечами.

— Лен, я тут думала, думала… Кто-то смертельно ненавидит Анну Протеро.

— Ненавидит?

— Ну да! Неужели ты не понимаешь? Против Лоуренса нет ни одной достоверной улики — все показания против него косвенные, случайные, как говорится. Ему вдруг взбрело в голову зайти сюда, иначе никто бы и не подумал, что он замешан в преступлении. Но Анна — это другое дело. Представь себе: кому-то известно, что она была здесь точно в восемнадцать двадцать, ведь и часы, и время в письме — все прямо указывает на нее. Мне кажется, часы переставили совсем не ради алиби, по-моему, дело не так уж просто — кто-то хотел свалить всю вину на нее. Если бы мисс Марпл не сказала, что у Анны с собой не было пистолета, и не заметила, что она только заглянула сюда и сразу же пошла в мастерскую, — подумай, если бы не мисс Марпл… — Она снова вздрогнула. — Лен, я чувствую, что кто-то страшно ненавидит Анну Протеро. И мне… мне это не нравится.

Глава 12

Меня позвали в кабинет, когда явился Лоуренс Реддинг. Вид у него был измученный и затравленный. Полковник Мельчетт встретил его приветливо, почти сердечно.

— Мы хотим задать вам несколько вопросов — прямо тут, на месте, — сказал он.

Лоуренс недоверчиво усмехнулся:

— Кажется, французский метод? Реконструкция преступления?

— Мой милый мальчик, — сказал полковник Мельчетт. — Не надо с нами разговаривать в таком тоне. Вам известно, что другое лицо призналось в совершении преступления, которое вы хотели взять на себя?

Эти слова ошеломили Лоуренса, как молниеносный, сокрушительный удар.

— Д-д-другое лицо?.. — еле выговорил он. — Кто? Кто?

— Миссис Протеро, — сказал полковник Мельчетт, не спуская глаз с его лица.