Сиреневый сад - Виктор Вучетич

– С вами что-нибудь случилось, Михаил Александрович? – нетерпеливо спросила девушка, и Сибирцев заметил, что у нее слезы выступили на глазах. – Весь день вас не было… А потом этот сердитый председатель буквально прогнал меня, так грубо, зло…

– Ничего не поделаешь, Машенька. Назревают большие неприятности, – суховато ответил Сибирцев и обернулся к Ныркову. – Между прочим, Илья, об этом, – он взглядом показал на усадьбу, – тоже думать надо. Ну, пойдем, – и пошел по дорожке к дому.

Елена Алексеевна, перегнувшись через перила террасы и молитвенно сложив на груди ладони, укоризненно качала головой.

– Ай-я-яй, нехорошо, Михаил Александрович. Что ж это вы весь-то день пропадаете? Мы же беспокоимся. Я даже готова предположить, что, уйдя без завтрака, вы так и не удосужились поесть. Ох уж эти мужские дела! – В ней так неожиданно проявилось кокетство, что Нырков, поклонившись ей, легонько хмыкнул, сдерживая улыбку.

– Познакомьтесь, пожалуйста, Елена Алексеевна, это доктор, который меня лечил в Козлове.

– Очень приятно, здравствуйте, доктор. – Елена Алексеевна высоко, как для поцелуя, протянула руку.

Нырков шаркнул ногой и слегка пожал ладонь.

– Тут, кстати, – сказал он, кладя вещевой мешок в качалку, – кое-какая пища и газеты. Что ты просил, Миша.

– Потом пробегу, когда время будет. Спасибо, Илья, узнаю, чем мир дышит. Машенька, Елена Алексеевна, нам надо поговорить, доктор меня посмотрит, а вы пока, может быть, приготовите чего-нибудь пожевать? Вообще-то есть хочется, спасу нет.

«Вот откуда это выражение у Маши, – поняла Елена Алексеевна. – Тянется к нему, даже невольно копирует его речь… Ах, дай-то бог!…»

Сибирцев с Нырковым уединились, сели друг против друга, невесело переглянулись.

– Ну давай выкладывай свои соображения про нашего попа. – Нырков снова достал тетрадку и карандаш и положил перед собой.

Соображения… Услышав о банде, Сибирцев понял, что многое продуманное им еще вчера нынче в связи с бандитским налетом наверняка разрушится. Первый вопрос: есть ли какая-нибудь взаимосвязь между бандой и попом? Или это случайное совпадение? Если простое совпадение, то попа необходимо всеми силами удержать от контактов с бандитами. Тут любой аргумент подойдет, скажем, такой: банду могут уничтожить, но связь с ней, даже короткая, непременно его скомпрометирует, а в дальнейшем вскроет всю агентуру. Законспирированное, готовое к действию подполье дороже сотни случайных головорезов. Нельзя делать ставку на случай. Но это к примеру. Если же банда идет сюда по вызову отца Павла, тогда положение совсем скверное. Значит, поп уже всесторонне подготовился и его люди ждут только сигнала. Против них без крепкой посторонней помощи не устоять. Тогда коммунистам и всем сочувствующим надо уходить. И уходить немедленно. Сопротивление ничего, кроме бесполезной гибели, не принесет. И вместе с тем именно ему, Сибирцеву, необходимо устанавливать связь с попом, и незамедлительно. Но того еще нет в Мишарине. Где ж его черт носит?…

И второй вопрос – он был сугубо личным – касался Маши и Елены Алексеевны. Сибирцеву и в голову не приходило хоть на миг оставить этих женщин в селе, занятом бандитами. Их следовало срочно куда-нибудь увезти. Но куда? И согласятся ли они еще?

Ударил колокол, и звук его, тягучий и тревожный, поплыл над Мишарином.

– Посидим, – спокойно заметил Илья. – У меня там пока особых дел нет.

Зашла, постучавшись, Маша и пригласила обедать. Мужчины поднялись и пошли вслед за ней на кухню мыть руки, причем намывали их под рукомойником новым куском серого, похожего на глину мыла, привезенного Нырковым. Пены этот кусок почти не давал, зато дух от него шел пронзительный, как в лазарете.

Елена Алексеевна накрыла стол на террасе. И хоть тарелки были разнокалиберные и обед состоял все из того же зеленого щавелевого с крапивой борща на тушенке, а на второе – пшенная каша-концентрат, тем не менее каждый сидящий ощущал какую-то торжественность, приподнятость, необычность уж во всяком случае.

Только в самом конце обеда, отодвинув пустую тарелку, аккуратно подчищенную хлебной корочкой, и откинувшись на стуле, Сибирцев решил перейти к делу. Поглядывая на Илью, словно испрашивая поддержки, он коротко рассказал о бандитах, что вот-вот могут ворваться в село. Нет, их, конечно же, встретят и постараются не пропустить, однако же будет лучше, если женщины на время покинут усадьбу. Мало ли что может случиться: вдруг какому-нибудь озверевшему бандиту взбредет в голову… Что взбредет, Сибирцев не сказал, полагая, что и так все поняли.

Елена Алексеевна отнеслась к услышанному неожиданно спокойно. Только подняв от стола свое большое отечное лицо, отрешенно, как о постороннем, сказала, что ей теперь бояться поздно, а вот Машу надо обязательно увезти. И лучше всего, если о ней позаботится Михаил Александрович. Она надеется, что он не оставит Машу, ну а им с Дуняшкой – двум старухам – куда уж уходить из родного-то гнезда. Да и бог милостив, поди, обойдется.

Маша, естественно, заявила, что без матери она и шагу не ступит.

Разгорелся спор, долгий и, в сущности, бессмысленный, о том, что страшно, а что нет, чья жизнь дороже, – громкий семейный спор, в котором абсолютно прав каждый, потому что каждый меньше всего думал о себе самом и его могли заботить и волновать лишь безопасность и здоровье ближнего. Уже и слезы появились на глазах у Маши, дряблым и отчужденным стало лицо Елены Алексеевны.

Вечерело. Солнце в последний раз обожгло оранжевым огнем широкие половицы террасы и ушло за дом. Взглянув на карманные часы, Илья Нырков тем самым обратил внимание всех присутствующих, что время уходит бесполезно и надо приходить хоть к какому-то приемлемому решению. Устал настаивать, убедившись в бесполезности своих суждений, и Сибирцев.

Маша поднялась и, вытерев рукавом красные глаза, стала убирать со стола посуду. Расстроенная Елена Алексеевна ушла на кухню.

Сибирцев и Нырков спустились по ступенькам в сад и, медленно двигаясь к калитке, заговорили наконец о самом главном в настоящий момент.

– По всему выходит, что мне, брат, надо тут оставаться, – словно подвел итог разговорам Сибирцев.

– Это почему же? – шепотом возмутился Илья.

– А потому, что в пользу такого решения есть два веских аргумента… Даже целых три, если хочешь.

– Ну, – возразил Илья, – выкладывай.

– А вот какие. Давай по порядку. Ты как полагаешь, мандат, выданный мне Главсибштабом «Крестьянского союза», стоит чего-нибудь? Сотня бандитов – это тебе не сто уголовников, собранных вместе. Это скорее всего войсковая часть, подчиненная какому-то своему начальству или, возможно, вышедшая из его подчинения. В любом случае там есть командир, атаман или какой-нибудь черт в ступе, неважно. Документ, считай, подлинный, тут, в Мишарине, я никакими дурными, с их точки зрения, связями не опорочен. Знакомство с попом только на руку. А что ты или там Зубков меня допрашивали – это в порядке вещей.

Теперь дальше. Там, за церковной оградой, в случае рукопашной помощи от меня, считаю, никакой. А здесь же, напротив, могу не только узнавать о том, что бандиты замышляют, но и по возможности направлять их действия. В конце концов, устроить им с вашей помощью ловушку. Опять же и женщинам рядом со мной будет грозить меньшая опасность. В принципе-то, конечно, как еще повернется. Все от меня будет зависеть. Вот тебе уже два аргумента. И третий: если объявится Павел Родионович, – Сибирцев усмехнулся – пора мне перестать называть его попом, так вот, если вдруг он здесь появится, только я смогу раскрыть его преступные действия. Понимаешь? Он ведь, между прочим, уже возгласил с амвона, что грядет сюда сила великая. Может, иносказательно, а может, и вовсе по делу, имей в виду.

Нырков снял фуражку и вытер лысину своим знаменитым клетчатым платком. Сибирцев проследил за его жестом и добавил с улыбкой:

– Ты бы, Илья, не показывал платка-то. Тебя ж по нему любая собака узнает. Всей губернии этой твой платок известен.

– Да, да, – спохватился Илья и спрятал платок, но видно было, что думал он совсем о другом. – Честно скажу, Миша, есть резон в твоих словах, однако боязно за тебя. Я же не рассказывал, как с меня за твои подвиги штаны снимали.

– А ну-ка! – словно обрадовался Сибирцев.

– Это совсем не весело, – отмахнулся Нырков. – Потом, когда– нибудь. Ну да не в этом дело. К сожалению, говорю, есть резон в том, что ты предлагаешь… А как же я тебе безопасность-то смогу обеспечить? Вот вопрос.

– Да ты что, Илья? Как раз самую лучшую безопасность и обеспечишь, ежели ни сном ни духом – понимаешь? – ничем не будешь связан со мной. А стрелять я, коли нужда случится, сумею, ты знаешь.

За кустами, у ограды, послышались негромкие голоса. Чекисты притихли. Люди прошли мимо, но вскоре снова раздались шаги, потом шорох кустарника и легкий кашель. Нырков, закрыв собой Сибирцева, выхватил наган.