Эхо прошлого - Диана Гэблдон

— Как ты думаешь, должны ли мы помолиться? — прошепта-ла я.

— Я не перестаю молиться с тех пор, как это случилось, саксоночка.

— Понимаю.

Я и вправду понимала — страстная мольба, чтобы все это оказалось не на самом деле, сменялась отчаянной просьбой наставить и указать путь. Стремление что-то сделать, хотя уже ничего, совсем ничего сделать нельзя. И, конечно, молитва за упокой новопреставленных. По крайней мере, бабуля Маклауд ожидала смерть и обрадовалась ей, подумала я. А вот миссис Баг, должно быть, страшно удивилась, когда так внезапно погибла. Перед моим мысленным взором промелькнула печальная картина: бедная женщина стоит в снегу рядом с крыльцом и глядит на свой труп, руки уперты в могучие бедра, губы недовольно поджаты из-за такого грубого освобождения от телесной оболочки.

— Представляю, каким это было потрясением, — обратилась я извиняющимся голосом к ее тени.

— Это точно.

Джеймс достал из кармана плаща флягу. Вытащил пробку, наклонился, аккуратно вылил по несколько капель виски на голову каждой из покойниц и поднял флягу в молчаливом тосте сначала за бабулю Маклауд, а потом и за миссис Баг.

— Мурдина, жена Арчбальда, ты была великой стряпухой, — сказал он просто. — Я всю жизнь буду помнить твое печенье и думать о тебе за утренней кашей.

— Аминь, — произнесла я, и мой голос дрогнул от смеха и слез.

Взяв флягу, я сделала большой глоток. Виски обожгло горло, и я закашлялась.

— Я знаю, как она готовила маринованные овощи пиккалилли. Обязательно запишу рецепт, он не должен быть забыт.

Мысль о записи вдруг напомнила мне о неоконченном письме, которое так и лежало, аккуратно сложенное, у меня в рабочей сумке. Джейми почувствовал, что я напряглась, и вопросительно посмотрел на меня.

— Я просто подумала о том письме, — сказала я, откашливаясь. — То есть, мне кажется, что, хотя Роджер и Бри знают о пожаре, они обрадуются, когда прочтут, что мы все еще живы. Если, конечно, когда-нибудь получат письмо.

Прекрасно понимая, что времена опасные, а исторические документы могут и не сохраниться, Джейми и Роджер придумали несколько способов передачи информации, начиная с публикации зашифрованных сообщений в различных газетах и заканчивая куда более сложными схемами с участием Церкви Шотландии и Банка Англии. Все это, конечно, имело смысл только в том случае, если семья Маккензи прошла через камни и благополучно оказалась в более-менее правильном времени. Ради собственного спокойствия я убеждала себя, что они добрались.

— Но я не хочу заканчивать письмо рассказом вот об этом. — Я кивнула в сторону фигур в саванах. — Они любили миссис Баг, а Бри очень расстроится из-за Йена.

— Ты права, — задумчиво проговорил Джейми. — И вполне вероятно, что Роджер Мак пораскинет мозгами и догадается насчет Арча. А когда знаешь, но ничего не можешь сделать… да, они будут волноваться, пока не найдут другое письмо, где будет написано, чем обернулось дело. И один Бог знает, сколько пройдет времени, пока все уладится.

— А если они не получат следующее письмо?

«Или мы погибнем раньше, чем успеем его написать», — подумала я.

— Да, уж лучше ничего им не рассказывать. Не сейчас.

Я подвинулась ближе, прильнула к нему, и он обнял меня. Некоторое время мы сидели тихо, встревоженные и скорбящие, но нас успокаивали мысли о Роджере, Бри и детях.

Из хижины доносились звуки. Сначала все притихли, ошеломленные, но обыденность брала свое. Дети не могли долго молчать, и сейчас из-за двери слышались тоненькие голоса, которые задавали вопросы и просили еду. Малыши о чем-то возбужденно переговаривались, довольные, что их не отправляют спать, несмотря на поздний час, и их болтовня пробивалась сквозь звяканье посуды и звуки приготовления пищи: для поминок готовили лепешки и пироги с мясом — миссис Баг была бы довольна. Внезапно из трубы вылетел сноп искр и рассыпался вокруг крыльца падающими звездами, ослепительно яркими на фоне темной ночи и свежего белого снега.

Джейми покрепче прижал меня к себе и вздохнул, любуясь красивым зрелищем.

— Так что ты там говорила про белый снег, который сверкает как днем? — Знакомая строка звучала непривычно от мягкого горского выговора. — Это стихи, да?

— Да, правда, не совсем подобающие для бдения над покойником: шутливое рождественское стихотворение про визит святого Николая.

Джейми фыркнул, его дыхание повисло белым облачком.

— Не думаю, что слово «подобающий» имеет какое-то отношение к бдению или поминкам, саксоночка. Дай скорбящим достаточно выпивки, и они затянут: «А ну-ка, передай бутылку» — и пустятся в пляс во дворе под луной.

Я сдержала смех, но очень живо представила себе эту картину. Чего-чего, а выпивки у нас хватало: бадья свежего, недавно сваренного пива стояла в кладовке, а Бобби принес из амбара бочонок виски, припрятанный для непредвиденных случаев. Я подняла руку Джейми, поцеловала холодные костяшки пальцев. Отчаяние и растерянность постепенно проходили, мы все сильнее чувствовали пульс жизни за нами. Хижина походила на маленький яркий островок жизни, дрейфующий в холоде черно-белой ночи.

— «Нет человека, который был бы как остров, сам по себе»[17], — тихо произнес Джейми, словно уловив мои невысказанные мысли.

— Вот это подобающие слова, — суховато сказала я. — Может, даже слишком.

— Да? Ты о чем?

— «Не спрашивай никогда, по ком звонит колокол, он звонит и по тебе…» Мне доводилось слышать фразу «Нет человека, который был бы как остров…» только вместе со строкой про колокол.

Джейми хмыкнул.

— Знаешь его наизусть? — Не дожидаясь ответа, он наклонился и палкой поворошил угли, подняв бесшумный фонтанчик искр. — Знаешь, а ведь это вовсе не стихотворение… Вернее, так считал сам автор.

— Не стихотворение? — удивилась я. — А что же тогда? Или чем было?

— Медитацией, это нечто среднее между проповедью и молитвой. Джон Донн написал ее как часть «Обращения к Господу в час нужды и бедствий». Вполне подобающие слова, не так ли? — добавил он с ноткой мрачного юмора.

— И чем они проникновеннее других? Или я что-то упускаю?

— М-м-м, — пробормотал Джейми, притянул меня к себе и наклонился, пристроив свою голову на мою макушку. — Сейчас попробую вспомнить. Не все, конечно, только те строки, что меня поразили. Поэтому я их и помню.

Я слышала, как он медленно и размеренно дышит, пытаясь сосредоточиться.

— «Все человечество — творение одного автора, — медленно произнес Джейми. — Оно есть единый том, и когда человек умирает, соответствующую главу не вырывают из книги, а переводят на другой, более совершенный язык. И каждую главу должны перевести в свой черед». Дальше я не помню наизусть, но мне всегда нравились эти строки: «Колокол действительно звонит о том, кто внемлет ему». — Его рука нежно сжала мою ладонь. — «И хотя звон порой умолкает, слышащие его соединяются с Богом».

— Хм, — я немного поразмышляла