Все оттенки боли - Наталья Штурм

Но Танька считала иначе.

Она присела на курительный подоконник, открыла элегантную кожаную сумочку и извлекла оттуда записную книжку.

— Здесь записан адрес Мухаммеда в Баку. Я сумела добыть. Ты знаешь, что, если мне надо, я все сумею. Короче, я собираюсь ехать к нему.

— Зачем?! — возмутилась я.

— Он знал меня неопытной влюбленной девчонкой. Пусть теперь узнает хладнокровной стервой. На этот раз я чувствую, что выиграю.

— Победа любой ценой? А если твой муж узнает? Родители? А если скандал разразится? Он, насколько я поняла, женат. На фиг тебе разрушать его мирок! Пусть себе живет да радуется.

Вот это я сказала напрасно. Потом уже поняла, но было поздно.

Танька взорвалась, как петарда, и рассыпалась возмущением на множество мелких слов:

— Да?! Умная ты какая! Мою жизнь сломал, а сам будет жить припеваючи? С какой стати? Он был моей первой любовью, я доверилась ему во всем, мечтала стать его женой, а в итоге он зло посмеялся надо мной и шмякнул об землю, как зеленую соплю.

Татьяна всегда талантливо изъяснялась, недаром школу с медалью закончила.

— Что ты скажешь дома? Опять, как перед выпускными, что я заболела и мне срочно нужны лекарства из цековской аптеки? Только на этот раз я каким-то чудом переместилась в Баку и болею там. да?

Танька посмеялась, но не самозабвенно, как раньше. Годы брали свое.

— Нет, на этот раз, дорогая, у меня будет командировка по заданию редакции. Не забывай, что я теперь без пяти минут журналистка! Могу колесить хоть по всему миру!

— Ты поступала в МГУ на журфак. чтобы под прикрытием отлавливать женатого мусульманина? Тогда лучшей профессии не выбрать. Журналистика открыла тебе все пути для сбора информации о событиях. Правда, в твоем случае ну уж очень узкая специализация…

— А у тебя широкая специализация? Когда ты собираешься поступать в музыкальное училище? Я всегда верила, что ты певицей будешь. А ты в машбюро оказалась. Чего ты ждешь?

Танька лихо перелезла на больную тему, чтобы я отцепилась от ее Мухаммеда. И это не сложно было сделать — я никогда не циклилась на чужой жизни.

— Перед поступлением мне нужно год позаниматься с педагогом. Она подготовит меня и возьмет в свой класс. Только для занятий нужны бабки, и, увы, немалые. Конечно, мама поможет, но мне неудобно. Я же взрослая, могу и сама заработать. Так что годик еще придется тут постучать.

— А папаша твой? Не думала его попросить? — озадачилась моими проблемами Таня.

Нас так учили — помогать и делиться. Танька от всего сердца делилась своими мыслями.

Я благодарно усмехнулась:

— Ну что ты. Танюш, кого просить-то? Вот сейчас ты «папаша» сказала, а я сперва даже не поняла, о ком речь… Забыла, что еще кто-то принимал участие в моем рождении.

Танька скорбно покачала головой:

— Неправильно это. Несправедливо! Он же никогда вам не помогал, так хотя бы сейчас дал на репетитора. Попроси у родственника, — может, он и сам хочет помочь, но не знает, как.

Я мысленно воспроизвела облик родственника.

Тот единственный раз, когда мы с ним стояли перед зеркалом в нашей ванной и мама в шутку предложила мне найти пять отличий. Результатом поисков стало признание матери, что вот он и есть мой родименький, который так легко отказался от меня при рождении. Пятым отличием было чувство вины на моем лице за то, что так тяжело меня растить, и отсутствие вины на его.

— Я не думаю, что у родственника в лексиконе есть слово «раскаяние», — ответила я Тане, прикинув.

— Знаешь, поступай как хочешь, но обиды и гордость — это их проблемы, матери и папашки. А твоя задача получить то, что тебе причитается. Есть конкретная цель — поступить в институт…

— В училище, — поправила я.

— Хорошо, в училище. Это достойно уважения. Любой родитель будет гордиться своим ребенком и помогать ему. Твоя мама всю жизнь работала одна, чтобы тебя достойно вырастить. Ты окончила лучшую в Москве школу, плюс музыкальная восьмилетка, плюс чего там у тебя еще?..

— Профессию уговорила получить — на кусок с маслом.

— Вот! Машинистки везде нужны! Теперь он пришел на все готовое, осталось лишь помочь поступить на вокальное. Звони ему, иди к нему и не раздумывай даже!

— Нет. Я ничего просить не буду — он не заслужил.

Танька гневно выдохнула и сдалась:

— Зря…

Мы стали прощаться, потому что наверняка мне уже на стол работы навалили.

— Тань, а ты все же съезди в Баку. Мне кажется, у тебя получится, — вдруг сказала я.

— Да мне на гордость наплевать. Победителей не судят — судят победители. Вот мы и посмотрим, кто кого.

— Главное, чтобы он потом от ребенка не отказался. — почему-то сказала я.

— От какого? Ты о чем? — не поняла Танька, спускаясь по лестнице.

— Это я так, на всякий случай, — успокоила я ласково. Но села на рабочее место и тут же набрала Светке, как старшей. — Танька идею подала. Как ты думаешь? — советовалась я, трубку прижав плечом, а провод, пачкой бумаги А4. чтобы аппарат на пол не бухнулся.

— У нее шея короткая и походка тяжелая. — ревниво высказала Светка свое мнение о моей однокласснице.

— Да хрен с ней. Как ты думаешь, папашке звонить?

Светка никогда долго не думала, иначе могли решить, что она сомневается. Чем быстрее ответ, тем звонче мысль.

— Конечно! А что мы теряем? Пойдем, поприкалываемся. Интересно все-таки, какой он. па-па!

В комнату вбежала редакторша и умоляющим взглядом уставилась на каретку.

— Сейчас, сейчас, пять минут! — закивала я, продолжая печатать.

— Пять много, у вас минута! Эфир через три минуты — только добежать! — металась вокруг машинки взмыленная редакторша.

— Поедем вместе, чтобы тебе не страшно было. Разговаривать с ним буду я. Ты, главное, молчи с укором, и все.

— Проверяйте сразу, чтобы опечаток не было, это очень важный текст.

— Если хочешь, я сама ему позвоню. Согласна?

— Уже готово? Много еще?

— Как его зовут? Какое у тебя отчество?

— Быстрее можно?

— Николаевна… Да. я стараюсь…

— Рауль Кастро приехал, будут еще эфирные изменения, никуда не уходите…

— Значит, я ему скажу: «Дядя Коля, мы пришли поговорить…»

— Его зовут Виктор…

— Кого? Папашку?!

— Там еще курсивом набран текст на вклейке — не пропустите…

— Да, хорошо… Мне мама при рождении отчество другое дала, чтобы он. когда я вырасту, не предъявлял свои права…

— Да ты что?! Это плохо… Фамилия мамы, отчество придумали — как мы докажем, что ты его дочь?

— А можно печатать быстрее, две минуты до эфира?!

— Вы меня отвлекаете — не смотрите на мои руки…

— Вас отвлекает телефон, как можно разговаривать и печатать?!

— Так! Я вслепую работаю, мне телефон не мешает…

— Ерундой какой-то отвлекаете себя от работы…

— Пусть эта баба заткнется, я тебя плохо слышу…

— Это не ерунда, это моя жизнь, просто пока корявая, черт побери… бумага закончилась…

Редакторша услужливо схватила пачку А4. придерживающую провод телефона. Легкий аппарат тут же спрыгнул со стола и повис над полом.

— Не трогайте тут ничего!

— Господи, отдайте хотя бы. что уже готово, остальное донесете!

— Я могу остальное застенографировать, хотите?

— А я расшифрую, ха-ха! Так как мне отца твоего называть — Николаем или Виктором?

— Ну. блядь, тебя Светой зовут или можно и Зиной называть?!

— У вас ошибка — «юные ленивцы», поправьте на «ленинцы» вот здесь…

— Сами поправляйте! Вы же редактор! Пялились на клавиши, вот и опечатка…

— Хамка…

— Придирастка…

Производственные конфликты воспринимались как «рабочий процесс» и не тянулись долго. На следующий же день все друг с другом премило общались, потому что времени не было даже обсосать скандал.

Может, именно из-за хронического цейтнота я и не смогла бы сейчас узнать ни одного лица из тех, с кем проработала почти год. Мы видели тексты и телевизор с одними и теми же передачами, курсирующими по «Орбитам». Еще был кратковременный обеденный перерыв за свой счет (сдельная работа это всегда за свой счет) и поздно вечером переполненный троллейбус до метро. И тем не менее на тот момент это был единственный путь заработать на подготовку к вступительным экзаменам в музыкальное училище. Не самый легкий, но самый достойный.

По иронии судьбы, дом папашки оказался тот же. где я кормила клопов, зарабатывая на белые тапочки с кожаными завязками.

В доме располагался магазин «Руслан», напротив, через Садовое, возвышалось Министерство иностранных дел. Смоленская площадь.

Весь этот пафос не имел никакого отношения к самому дому, поскольку все квартиры в нем были жестко коммунальные, комнатушки маленькие, пресловутая одна уборная и единственный железный телефонный аппарат на стене в прихожей с исписанными химическим карандашом обоями.