Русский Моцартеум - Геннадий Александрович Смолин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Письмо так и осталось не отправленным. Тут же я нашел факс-сообщение со строчкой текста: «Пожалуйста, позвони мне. Срочно. Теодор Бэр».
Если разговор 1 октября с руководителем «зелёных» состоялся, то, вероятнее всего, он был последним в его жизни. Я был в курсе событий. Скорее всего, речь шла об общей акции западных и восточных движений за мир, которая постоянно откладывалась. В успехе по реализации проекта «Бэра – Бастиана» – по утверждению обоих – отсутствовала идентичность взглядов. Если Бэр торопил: «Акция благоразумия должна быть ускорена!», тогда как Бастиан намеренно затягивал время, занудливо поясняя: «Ну, куда вы все спешите?»
Здесь лежали два письма от Петры Келли, среди которых одно для Кена Эмерсона из газеты «Нью-Йорк Ньюсдэй», где она предваряла текст генерала к публикации такими словами:
«Напечатать к завершению моей политической деятельности на поприще „зеленых“, текст подготовлен моим другом и патроном Гердом Бастианом».
В другом ее послании были коррективы к ее автобиографии и такие рекомендации:
«Заменить 9 и 10 страницы. Срочно! Вечером, в четверг, вам позвонят из бюро». (Петра Келли имела в виду, что вечером 1 октября из бюро «зелёных» ее вызовут и она завершит все дела с автобиографией по телефону.)
… Петра постоянно мечтала об одном: выспаться всласть. Придет время, считала Келли, и она, истощенная своими бесконечными делами, уляжется на двое-трое суток, а потом встанет, оденется в домашнюю одежду и весь вечер будет смотреть развлекательные программы по телевидению…
Я заглянул в лист, заправленный в машинку. Это была депеша мюнхенскому адвокату Хартмуту Вэхтлеру. Вверху справа он впечатал дату: 1.10.199… года. Здесь речь шла об интересах лучшей подруги П. Келли – Элеоноре Хайнц, у которой получился досадный инцидент с её шефом, а помочь ей теперь мог только адвокат.
В начале десятой строки письмо внезапно обрывалось следующими словами: «Мы должны…»
«Хох! – шепотом воскликнул я. – Так вот когда его настигла роковая пуля. Где же пистолет?»
Я пошарил лучом фонарика по ступенькам, где распласталось тело генерала, и обнаружил орудие убийства – двухзарядный, верхнего и нижнего боя пистолет «дерринджер» 41-го калибра, за которым прочно закрепилось ироничное название «оружие для идиотов»… Внимательно осмотрев отстрелявшийся пистолет, я положил его на прежнее место.
Понимая, что это не дурной сон, а трагическая явь и жуткие находки еще впереди, я крадучись спустился по ступенькам вниз и направился в спальную комнату. Здесь выпрямился и, переведя дыхание, стал внимательно исследовать дальше – все, что попадалось на моем пути…
Подтвердилось самое худшее. Не пощадили и Келли. Она лежала ничком на кровати – по всей видимости, встретив пулю во сне. Скорее всего, убийцы выжидали, пока Петра, истощенная своими бесконечными делами, уснет как убитая.
Ее контактные линзы, как и прежде, покоились на чистеньком ночном столике в специальном сосуде, рядом – кольцо и часы. А внизу, у кровати, остался раскрытым конспект с ее последней лекцией «Письма Гёте к госпоже фон Штайн»…
Тяжелый запах гниения я уже не ощущал, мое обоняние притупилось.
Итак, трагедия произошла более недели назад, скорее всего ночью – с 30 сентября на 1 октября…
Мне сразу же нарисовалась возможная картина случившегося. Пистолет генерала они извлекли из книжного шкафа, тот находился на первом этаже, рядом со спальней. Для антуража часть вещей и книг разбросали по ступенькам, ведущим в небольшой рабочий кабинет генерала. А пустить в ход оружие было делом техники… Пока одни наемники расправлялись с Петрой, другие уже «работали» с Гердом Бастианом. Они убили его после того, как с Келли было покончено. Добили второй пулей из его же пистолета выстрелом в голову. Причем заставили держать руки на лбу, чтобы на них осталась пороховая гарь.
Вероятно, он пытался оказать сопротивление… Но что мог сделать старый человек, да еще на костылях, против профессиональных убийц?
Падая, генерал увлек за собой полку с книгами, которые рассыпались, как домино. Кстати, на высоте его головы была кнопка пожарной сигнализации. Он мог бы надавить ее затылком. Но – увы! – кнопка не была нажата…
Когда с политической парой было покончено, наемники сделали все, чтобы избавиться от улик. Как выяснилось позже, они выстроили сценарий суицида на почве адюльтера. Прекрасная наживка для просвещенных дилетантов. Вот почему здесь валялись старые генеральские перчатки из замши с инициалами «ГБ» и был использован его, Бастиана, пистолет. Этот «дерринджер» они извлекли из книжного шкафа, что стоял на первом этаже…
В каком генерал был состоянии? Что он мог сделать еще? Бросил ли в лицо реплику своим убийцам, просил ли о чем-нибудь? Был ли в отчаянии закаленный солдат бундесвера? Или, наоборот, в замешательстве от бессилия как-нибудь спасти Петру? А может быть, происшедшее только облегчило его душу: теперь они навечно останутся вместе?
О чем думал генерал в эти последние мгновения жизни? Вернулся ли он мысленно к убитой Петре Келли? Может, Бастиан мечтал перед смертью побывать в последний раз в палисаднике, где он восемь лет назад рвал цветы для Петры и подрезал кустарник? А может, Герд перед роковым выстрелом убийцы подумал о недописанном письме к своей жене Лотте? И как объяснил бы весь этот абсурд происходящего с ним и Келли?
Как человек военный, он наверняка догадывался о сценарии этого кошмара: в качестве незваных гостей пришли не примитивные грабители, вооружившись его пистолетом, а профессионалы своего дела. Скорее всего, они с Петрой угодили на главные роли жуткого спектакля, разработанного отнюдь не дилетантами. Его пристрастие к личному оружию было использовано по полной программе. И сработала гениальная чеховская аксиома о ружье, которое в первом акте висит на стене, а во втором – хладнокровно стреляет.
Об этом профессиональном пристрастии к оружию генерала было известно не только мне, но и всем «заинтересованным лицам»… Когда Герд Бастиан еще был депутатом бундестага, он постоянно хранил в своем кабинете – в выдвижном ящике стола – пистолет системы «дерринджер» (41-го калибра). Это двуствольная модель с вертикальным расположением стволов (Remington Double Derringer), выпускаемая с 1866 года. Тяжелая пуля весит почти что десять граммов, имеет скорость 182 метра в секунду и пробивает доску толщиной до пяти сантиметров.
Генерал владел тремя пистолетами: один был дома, в Мюнхене (мощный «магнум»), и два «дерринджер» здесь, у Петры в Танненбуше.
И тут я вспомнил о нашем уговоре с генералом Бастианом: в коробке из-под ножного насоса лежат нужные бумаги, которые надо было забрать с собой, и рядом – второй дерринджер с полным зарядом, упакованный в коробочке.
