Фарисеи. Эссе - Владимир Буров

– Опять не тех взяли.

Так и с наукой. Ой, оказывается, ее здесь до сих пор нет. А мы думали, что все в порядке. Есть. Давай создадим свою Силиконовую Долину. Завтра будет.

Нэ будет. Об этом и пьеса Гоголя.

Ошибка думать, что если быть резко против происходящего в Ревизоре, то всё изменится к лучшему. Нет. И революция 17-го показала, что будет еще хуже.

Так что тогда делать? Не важно, что делать, а важно, что считать события в Ревизоре абсурдом – ошибка.

Сокращено.

Пример настоящего абсурдистского диалога.

Парень провожает девушку до лестничной площадки. Он говорит:

– Можно, я тебя поцелую?

– Нет.

– Почему, нет?

– Мне мама не разрешает.

– А почему не разрешает?

Дальше я не могу, боюсь сбиться с абсурдизма на фантасмагорию. Почему, спрашивается? Вот такую запись можно найти в тетради простого рабочего парня, какого-нибудь сантехника или маляра. Чисто в стиле романтического романтизма. Т.е. абсолютно без абсурдизма и фантасмагории. Человек взял и записал, так сказать, с натуры правду. Чтобы было, что вспомнить.

Возникает вопрос:

– Почему Пушкин писал в альбомы любимых дам по-другому.

Ответ простой:

– Он хотел, чтобы романс послание было именно НАПИСАННЫМ. Текст в тетради и текст на улице между двумя женщинами, обсуждающими третьего – это, как говорится, две большие разницы.

А ведь Гоголь пишет свои диалоги также, как этот маляр, на трезвую голову сходивший в кино с десятиклассницей.

– Куда вы идете?

– Я никуда не иду.

– А почему вы никуда не идете?

В чем разница? Просто Гоголь вставляет свой текст в рамочку, как Ван Гог ставит подсолнухи в корзину, а не пишет все реальное поле. И всё. И литературные критики замечают:

– Абсурдизм.

Зачем Гоголь так делает? За тем, что абсурдизмом как раз был этот текст, так сказать, на воле. Весь соцреализм это и есть настоящий абсурдизм. А выдавали за реальную драму.

Вот, чтобы все увидели абсурдизм соцреализма, Гоголь и вставил его в рамочку сцены. Прямо с натуры, каким он и был в жизни.

Только в предисловии к соцреалистическому роману пишут:

– По следам реальных событий.

А здесь, у Гоголя:

– Тридцать пять тысяч курьеров.

И… и абсурд реальности превращается в художественную литературу.

Не в тексте, следовательно, абсурдизм, а в реальности. И, следовательно, будет абсурдом ее копировать.

Например, власть от бога, и поэтому мы должны ее слушаться. Нет, друзья мои, нет. Вот пусть сначала это прокомментирует Гоголь своим текстом.

Пусть вставит в рамочку.

Академик Юрий Пивоваров точно сравнил бедность и богатство. Он сказал:

– Бедные задыхаются в жаре электричек. Или:

– Бедные жарятся в духоте электричек.

Очень верно. Хоть выходи раньше времени не на своей остановке. Так и не добравшись, как Ломоносов до столицы. А всем это по барабану. Было бы тепло, а не холодно. Пускают это тепло даже зимой с большим перебором. С потолка, как в газовой камере. Хотя можно написать прямо на стене поезда:

– Если температура на термометре будет ниже 16 градусов Цельсия – обращайтесь к начальнику поезда. Или звоните сразу в министерство железнодорожного транспорта, ну, если вам не терпится тут же исправить этот недостаток. И тоже самое, если она будет выше плюс 18 градусов Цельсия. Не надо сознательно самим себе устраивать концлагерь. Себя тоже надо любить. С этого все и начинается. С не-любви к самому себе. Потом ведь и к другим вы относитесь плохо. Можно сказать, наплевательски. Мол, жарьтесь – слова на букву х в ослабленном значении – с вами, как у черта на сковороде, нам-то что?

Мы богатые у нас кондиционеры. Чтобы потом вам не было мучительно больно за проведенные в душном вагоне, или, тем более, автобусе годы – считайте себя, пожалуйста, в этой стране богатыми людьми.

Вот и всё. И не надо каждый месяц менять министров железнодорожного и автобусного транспорта.

И будьте уверены народ бы звонил и звонил, чтобы удержать эту температуру от плюс 16 до плюс 18 градусов Цельсия. Как бы мы тогда жили! Счастливо.

Ревизор:

– Это не просто мошенники, как говорят, а отвратительные типы. – Говорит одна детективщица.

Это значит, утверждение нормального на вид человека, за ложное принято быть не может. Или еще лучше:

– Принять Хлестакова на Ревизора могли только плохие, ненормальные люди.

Ревизор:

У Гоголя нет таких террористических названий, которые можно увидеть в современных переводах американских фильмов.

Как-то:

– Сорвиголова, Отчаянные домохозяйки, Похотливые домохозяйки и т. п. Вот таких дурацких переводов нет в Ревизоре. Поэтому Ревизор и противостоит такому переводу жизни. Как и картины всех известных художников.

Тут можно сказать, что Россия не способна к двум вещам. К футболу и литературе. Может быть любит, но не понимает, что это такое. Игроки не видят поля. Недаром Эдуард Стрельцов как прозрение назвал свою книгу:

– Вижу Поле. – Таких футболистов можно пересчитать по пальцам. Остальные не знают, куда бежать. Просто не знают, что делать на Поле. Недаром количество иностранцев в Высшей лиге решено увеличить до семи. Вроде бы: своих смотреть интересней. Ибо это мы в попытках увидеть Поле. Но с другой стороны, этого видения нет, нет и нет. Игра на первенство завода. Где лучший тот, кто быстрей бегает. Некоторым даже удается обвести почти всю вражескую команду из соседнего цеха. А потом отдать пас. Только обязательно ихнему защитнику. А комментатор, чтобы всё было путем, чтобы было, так сказать, веселей, из раза в раз повторяет про этого футболиста одно и тоже:

– Всех прошел! А пас-то какой отдал точный! На загляденье. – И зрители спешно хватают программу передач. Мол, где это? Тот ли мы канал смотрим? Тот ли матч? Тот ли футбол, что и комментатор? И ясно: разные. Потому что по нашему каналу всегда:

– Если игрок кого-то обвел, то будьте уверены, пас он отдаст, кому угодно, только не игроку своей команды. Просто, как заколдованные.

А все просто:

– Никто не видит Поля.

За что Олег Блохин получил Золотой Мяч? Вот только за то, что после обводки всегда отдавал точный пас. Или забивал гол.

В литературе та же песня. Академик Юрий Пивоваров говорит, что в России в 19-м веке не было политики. Всё заменяла литература. И, следовательно, литература это наше всё. О какой литературе речь? Пушкин, Лермонтов, Достоевский, Толстой, ну и еще человека два-три. Это литература, которая может заменить политику? Или вообще что-нибудь она может заменить? Хорошо, но слишком мало. Так мало, что и нет ничего. Если бы у нас сегодня было столько нормальных писателей, сколько певцов, исполняющих и сочиняющих шансон – это была бы уже литература. Море хороших, нормальных песен, которые в литературе перевели бы, как:

– Отчаянные головы и Похотливые домохозяйки.

Разве это литература? Парнуха. Можно подумать, что современную литературу пишут не люди, а инопланетяне под названием:

– Абармоты.

Других 19-й век не родил. Потому что и там ничего не было. И там, как недавно здесь в футболе запрещали Лобановскому, делать Длинную Передачу. Запрещали элементарную вещь: думать нормально, здравомысляще.

Спрашивается почему нельзя делать длинную передачу? Потому что такая передача требует Предвидения. Только короткий, очевидный пас. Так, как делает… кто? Так, как делает Госплан. Такое планирование делать легко и просто. Потому что к результату оно не имеет никакого отношения. Само планирование это и есть результат. А как оно будет нам по барабану. А длинная передача заставляет задуматься о результате.

Писателей нет не потому, что некому писать, а потому что до сих пор запрещена длинная передача. В футболе этот вопрос решили иностранцы. Решили, как само собой разумеющееся. А русским запрещено. Запрещено 19-м веком. Сейчас им говорят:

– Да делай! – А он не может. Не понимает, что это такое.

Также и писатели не понимают, что это такое писать романы, пьесы, и рассказы так же, как сочиняют и поют шансон. Просто хорошо, приятно, нормально. Ну, и вдобавок писателям-то в отличие от футболистов, длинная передача запрещена не только 19-м веком и Советской Властью, т.е. находится в голове, но и конкретно для таких писателей, которые бы писали на уровне шансона, нет издательств. Длинная Передача Лобановского всё еще воспринимается, как Антисоветская Пропаганда.

Литература есть, когда кроме Толстых, Достоевских, Пушкиных и Лермонтовых будет существовать Медвежья Сотня – это бестселлеры, Волчья Тысяча (это уровень шансона), и по две тысячи Лис и Зайцев – это те, кого печатают и распространяют, но уровень на подходе к шансону и близко к шансону.