Попадать, так с музыкой — 2 (неокончен) - Михаил Гуткин

На заседание вызывался очередной задержанный. Его всем показывали и потом отводили в сторону. Затем опрашивался пограничник, проводивший беседу. Он объяснял, что и как ему не понравилось в этом человеке. Затем задержанного обыскивали самым тщательным образом, задавали несколько вопросов и снова отводили в сторону. В результате выявили четырех диверсантов, у которых в разных местах одежды оказались вшиты тряпочки с немецкими удостоверениями. Этих сразу расстреляли. Еще у одного сдали нервы, и он попробовал сбежать. Дурачок решил, что лучше всего попробовать прорваться мимо меня — хрупкой девушки. Сделал страшное лицо и бросился прямо на меня, полагая, что в меня стрелять не станут, и у него появится шанс. Насчет стрелять он был полностью прав, а вот насчет шанса ошибся. В результате к стенке, т. е. к ближайшему дереву, его пришлось подтаскивать, так как ногу я ему успела сломать. Еще четыре человека оказались командирами, переодевшимися в форму бойцов. Этих вычислил, между прочим, сам военюрист (надо будет потом выяснить по каким признакам он это установил). Вот что с ними делать мы не знали. С одной стороны, безусловно струсили, но, с другой стороны, никуда не убежали и присоединились к армии. Тут в нашем трибунале возникли разногласия. Комиссар склонялся к расстрелу. Особист свое мнение не озвучил, но было заметно, что он в непонятках. Мне и военюристу казалось, что надо бы помягче, только как именно? Я чуть было не заикнулась о штрафбате, но потом спохватилась: а вдруг их еще не ввели[10]. Но кое-что о штрафбатах я помнила, поэтому предложила.

— Товарищи, у нас сейчас каждый боец на вес золота. А эти горе-командиры хотя и проявили трусость, но все-таки знают и умеют больше, чем обычные бойцы. Давайте временно как бы разжалуем их в рядовые, тем более, что своими действиями они это, строго говоря, предопределили. Пусть повоюют с винтовками в руках. Если будут храбро воевать, то, выйдя из окружения, напишем каждому соответствующую бумагу, что исправился. А если кто еще раз струсит, то расстрел на месте.

Комиссар и особист, немного подумав, согласились с моим предложением. С остальными обошлись так же. Да, свои гимнастерки они не меняли, поскольку и так были рядовыми, но винтовки побросали. Значит тоже в строй под жесткий контроль. Сумеют свой страх преодолеть — простим. Не сумеют — придется потратить на них боезапас.

Ну вот. Только мы закончили с трибуналом, как снова приказ на выступление. Понятное дело, нужно использовать любой момент, когда возможно скрытное движение. Поскольку с трибуналом на какое-то время мы закончили, то расширились возможности для обучения новобранцев. Теперь уже все десять пограничников и я с Костей прямо на ходу работали с новичками. Известная поговорка: «Ноги работают — голова отдыхает». Так вот сейчас отдых — это непозволительная роскошь, поэтому во время движение без ущерба для скорости можно учить с бойцами устав, рассказывать азы боевых действий в составе отделения и взвода и т. п. А при остановках можно переходить и к практике. Само собой, что бойцы были недовольны, но, справедливости ради, отмечу, что недовольство было направлено не на нас, а на немцев. Потому что каждый боец уже на своей шкуре прочувствовал, что только умение воевать может спасти ему жизнь. А умирать никому не хотелось.

Лично я по ходу дела старалась сообразить, что еще мне следует сделать. Новобранцы в работе, трибунал пока не нужен, диверсантов пока не наблюдается, остаются отчеты разведчиков. Но полковая разведка — это не тот случай. Эти разведчики в тыл к немцам не ходят. У них другие задачи: выявление огневых точек противника, участие в разведке боем, снятие часовых перед наступлением и т. п. Мне же нужен минимум уровень дивизионной разведки, а еще лучше разведки нашей армии. Поэтому пора возвращаться к Астахову. Особисту я оставила в помощь шестерых пограничников. А сама с Костей и четырьмя пограничниками собралась в штаб армии. Но не тут-то было.

21

Вдруг неподалеку загрохотали взрывы. Я машинально взглянула на небо, но бомбардировщиков там не было. Самолетов в небе не было вообще, даже старого знакомого — Хеншеля. А откуда же тогда взрывы? И тут я сообразила, что это бьет артиллерия. Причем, судя по тому, что взрывы раздаются совсем близко, стреляют не наши, а немцы. Вот попала, так попала! До сих пор я пару раз побывала под бомбежками, но ни разу не оказывалась под артобстрелом. Все-таки штаб фронта — это не то место, где при более или менее нормальном развитии событий возможны схватки с немцами. А вот для армии, выходящей из окружения, это самое оно. И что мне теперь делать? Я совершенно растерялась.

Если бы я со своей группой входила в состав какой-нибудь роты или батальона, то вопросов бы не было. Получила бы приказ от соответствующего командира и вперед. А тут прямого начальника у меня нет, и что делать совершенно неясно. Под моим началом десяток хороших бойцов с автоматами и пулеметом. У меня, у самой — снайперка. Заявить, что мы — военная контрразведка и должны отбыть в штаб армии? Это несерьезно и попахивает тем самым дезертирством, по поводу которого только закончились заседания трибунала. Да и что это за командир, который при первой же опасности валит в тыл, пусть формально и имеет на это право. Но кто укажет мне позицию и отдаст приказ? И абсолютно неизвестно с кем и как моя группа должна взаимодействовать. При этом в памяти всплыли какие-то отрывки текстов, в которых рассказывалось, что обычно пехота наступает на небольшом расстоянии от границы поражения снарядами. Если считать дистанцию разлета снарядных осколков с поражением живой силы примерно пятьдесят метров, то пехота может спокойно наступать, выдерживая дистанцию не более ста метров. А сто метров человек, бегущий рысцой, преодолевает меньше, чем за минуту. Значит, у меня на все про все будет не более тридуати секунд с того момента, как прекратится обстрел.

Только я приготовилась высунуться из перелеска, чтобы увидеть, что на самом деле творится впереди, как около меня неожиданно нарисовался какой-то капитан.

— Товарищ лейтенант. У вас снайперская винтовка. Помогите снять корректировщика. Иначе нас здесь быстро всех перемелют.

— Я готова, только дайте мне человека, который укажет, где находится этот чертов корректировщик.

Капитан озадаченно посмотрел на меня, но быстро врубился. Он сообразил, что сотрудник контрразведки не обязан знать где и как располагаются корректировщики артиллерийского огня.

— Берите свою группу и за мной.

Я махнула рукой и побежала за капитаном. Мои ребята не отставали. Я еще успела подумать, что с командой мне повезло. Мы выскочили на небольшой пригорок, и картина открылась, как на ладони. Оказывается за тем леском, в котором находились остатки нашей дивизии, шло довольно большое поле. Слева располагалось село, от которого в нашем направлении двигались четыре немецких танка и бежала пехота. Где находились орудия, обстреливавшие наши позиции, я не поняла, но это, видимо, хорошо знал капитан. Он скомандовал нам всем залечь, после чего обратился ко мне.

— Смотри, лейтенант. Вон слева церковь с колокольней. Это одна точка. Но вон правее стоит высокая береза. Он может быть и там. Ищи и помни. Если в ближайшие пять минут ты не уделаешь этого гада, то нам всем тут хана.

Так, это уже нечто среднее между хреново и очень хреново. Расстояние до объектов я оценила метров в пятьсот. На таком расстоянии в корпус я попадаю. Но это в целый корпус, а наблюдатель наверняка лежит с биноклем или стереотрубой и еле виден. Значит, в качестве мишени будет только голова. Маловата мишень. А на березе его вообще не увидеть за листвой. Хотя листву он вроде бы должен немного оборвать, чтобы лучше видеть противника. Ага, сообразила.

— Костя, ко мне.

Когда Костя, сгибаясь, подбежал, я скомандовала.

— Видишь березу. Залегай справа от меня метрах в десяти и бери эту березу на мушку. Заодно присмотрись к колокольне. Жди команды. В случае чего прочешешь сначала березу, а потом колокольню. Выполняй.

Костя отбежал, а остальным я приказала залечь и окопаться. Надо бы и мне окопаться, но не до этого. На всякий случай я приказала ближайшему бойцу выкопать хотя бы небольшой окоп и на мою долю.

Итак, что мы имеем? Колокольня. С нее наблюдать лучше всего, так как высокая и каменная. Я стала внимательно изучать проемы. Все-таки хороший у меня бинокль! Довольно быстро я углядела блеск стекол. Наверное, корректировщик не рассчитывает на снайпера у противника и не сильно беспокоится о маскировке. Вот только как его снять с первого выстрела? А то ведь спрячется. Придумала. Взяла его на прицел, не забыла сделать поправку на небольшой ветер и крикнула Косте.

— Только по березе, огонь!

Дисциплинированный Костя добросовестно хлестанул из своего пулемета по березе. Я, тем временем, выстрелила по корректировщику. Повезло, попала с первого же выстрела. Но если бы и промахнулась, то мой выстрел не ухватили бы за свистом пуль из пулемета. Ой, а что это? С березы тоже кто-то свалился. Вот гады! Так они свою систему задублировали. Ну ничего, мы кончили обоих наблюдателей. И что теперь? Понятно, что.