Политический класс 43 (07-2008) - Журнал класс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во-вторых, налаживается сотрудничество с крупнейшими западными компаниями. К примеру, китайское правительство обусловило турбинный заказ в 900 миллионов долларов американской компании «Дженерал Электрик» участием китайских специалистов. «Моторола» вложила на тех же условиях 300 миллионов долларов. «Майкрософт» имеет в Пекине 200 исследователей, «Сименс» работает с китайскими учреждениями.
И все же создается впечатление, что Китай в текущем веке не станет гипердержавой, поскольку в наше время глобальное доминирование зависит непосредственно от способности привлечь наиболее талантливых и эффективных, а стоящий на этнической основе Китай никак не привлекает видных иммигрантов. Скорее всего Китай восстановит биполярный мир, так легко похороненный Горбачевым.
Евросоюз
В эти же годы численность держав Евросоюза (мечты Виктора Гюго, Жана Жака Руссо, Иммануила Канта, Уинстона Черчилля) выросла до 27 стран с общим населением до полумиллиарда и валовым продуктом, нагоняющим американский, — 13 миллиардов долларов. ЕС — главный конкурент США. Каков его шанс? Население Евросоюза на
150 миллионов больше населения США. В его рядах две ядерные державы (Британия и Франция); наземные силы стран ЕС численно превосходят американские. Сейчас в ЕС 27 государств, и возможно его дальнейшее расширение вплоть до России.
Евросоюз рассматривают как антиимперский вызов американской гегемонии, как воплощение идей Просвещения, как территорию подлинной терпимости. Соответственным является и отношение стран Евросоюза к Соединенным Штатам. На вопрос «Что за страна США?» 45 процентов французов ответили: «Нация огромного социального неравенства», а 33 процента французов определили США как «расистскую нацию». Особенно ожесточенной стала европейская критика Америки после вторжения американцев в Ирак. Ее идейные лидеры — француз Деррида и немец Хабермас — отстаивают более мягкий, социально ответственный капитализм Европы. Именно поэтому ЕС выступает своеобразным магнитом для соседних наций.
Может ли европейский вызов быть успешным? Едва ли. В период 1970-2000 годов Америка использовала весь мир в поисках возможных вождей информационной революции. Евросоюз этот период проспал, а когда в конечном счете попытался пойти по пути США, то создал свой вариант временного разрешения на работу. Разница двух вариантов в том, что американская «зеленая карта» предусматривает возможность предоставления американского гражданства, а ее европейский аналог такую возможность категорически отвергает. Данную ситуацию метко оценивает Фарид Закариа: «Германия просит ярких молодых профессионалов покинуть свою страну, культуру и семью; переместиться на тысячи километров; выучить иностранный язык; работать в незнакомом краю — и без всякой перспективы стать частью этого нового дома». К концу 2006 года Германия не сумела заполнить 22 тысячи инженерных позиций. ЕС становится магнитом для целых стран, а США — для индивидуумов.
Наблюдается и различие в отношении к исламскому миру в США и ЕС. В США мусульманами является один процент населения, а в ЕС через 15 лет не менее 20 процентов населения будут мусульманами. Особенность ЕС — проживание мусульман в своеобразных гетто — от Марселя до Амстердама, с портретом бен Ладена в каждой квартире. Такое впечатление, что американцы лучше интегрировали мусульман, если судить по первому десятилетию текущего века. Граница, которую вольно или невольно представляет собой Турция, создает препятствие, которого нет у США, постоянно ищущих таланты в России, Индии, Пакистане, Китае, Тайване, Израиле.
Таланты развивающегося мира отмечают языковый барьер европейских стран, менее привлекательные перспективы, растущий расизм Европы, большие налоговые препоны и даже прохладный климат. Важно отметить то обстоятельство, что ЕС сам «ставит оценки» в противостоянии с США:
400 тысяч европейцев предпочли работать в Соединенных Штатах, что никак не сопоставимо с численностью американцев, работающих в ЕС. Как и Китай, ЕС никогда не ставил перед собой цель превратиться в общество иммигрантов на манер США. До тех пор пока ЕС позволяет Америке собирать самый ценный людской капитал, Брюссель будет оставлять Вашингтону роль мировой столицы, а Америке — статус гипердержавы.
(Автор: Анатолий Уткин)
Неотвратимые объятия памяти. Извечное стремление России на Запад обретает в XXI веке мессианский смысл
Говорят, что восточные славяне спустились на Русскую равнину с Балкан. Причем двигались они якобы бы двумя потоками: северным — через Прибалтику и далее к «русским Великим озерам» (бассейну Невы, Онеге и Ладоге) — и южным — от Северного Причерноморья по многоводным рекам (Днепру, Днестру) к днепровским порогам. Разом, таким образом, оседлав торговый и военный пути «окраинной» Восточной Европы — «из варягов в греки». Так это было или иначе — пусть об этом судят специалисты. История, особенно история дописьменная, — дело, как известно, темное. Но если миграция славян действительно проходила указанными маршрутами, то очевидно, что на «северном фланге» им в спину дышали германские племена, тотально, под корень вырубившие славянскую Пруссию, а с Юга расчетливо щурили глаза и скалили кривые, как ятаганы, зубы вначале хитроумные работорговцы греческой «Романии», а позже — их исторические (а в чем-то, быть может, и культурные?) преемники: турки-сельджуки и турки-османы. И кто бы в том сомневался? Славяне ушли от теплого Моря в дремучий Лес и гулкую Степь не от хорошей жизни. Неласковый прием ждал «пионеров» и на новой родине. На лесных засеках их «скрадывали» приторможенные, но основательные и меткие емь, чудь и меря, а бурлящий вулкан Великой Степи регулярно извергал в упорядоченный земледельческий славянский мир потоки самых причудливых этнических конгломератов.
И все же, согласитесь, этническая память — предельно коварная вещь! И кто знает, какими мотивами руководствовался доблестный Святослав (Свендослав) Игоревич, воспитанник скандинава (?) Асмуда, союзник и жертва печенега Кури, когда двинул дружины воинственных руссов на завоевание дунайской Болгарии? Кажется, Лев Гумилев писал, что сын святой Ольги (Елены-Нельги) и беспутного Игоря был везучим и доблестным воином, но вряд ли — дальновидным политиком. Выступив в защиту Черноморской Руси (так считает Георгий Вернадский), Святослав разгромил иудейскую Хазарию и тем самым задолго до начала монгольского нашествия отворил татарской коннице врата в ослабленную феодальной раздробленностью Русь. (Впрочем, последнее — разумеется, вольное историческое допущение! Откуда Свендослав мог знать, что, казалось бы, еще полудикая Русь, чуть окрепнув, тут же впадет в хаос феодальной раздробленности?) Как бы там ни было, но в результате татарского нашествия население Руси ополовинилось, а с северо-запада на земли восточных славян двинулись «свиньи» тевтонов и меченосцев, в обозах которых и вслед за ними тянулись немцы и шведы, литва, чудь и емь. Грозные, грозные пришли лета. Настолько тяжкие, что святой Александр Невский — вождь самого северного, так и не добытого татарами сколка восточнославянского мира — понужден был отвернуть свой лик от Европы. Отвернуть и испить кумыс со спорадически более жестокой, но системно менее опасной Степью.
Не берусь судить, верно это суждение или ошибочно, но некоторые специалисты и по сей день рассматривают историю Великого княжества Литовского, Русского и Жемайтского и Московского княжества (от Михаила Хоробрита до Ивана Калиты) как «европейский» и «азиатский» проекты развития восточнославянской цивилизации. Не знаю… Очень может быть. И тем не менее очевидно, что даже в самый пик разорения Руси русичи — и московиты, и «литовские (жемайтские)» — ни на секунду не забывали о том, что они — европейцы. И именно поэтому, как только агрессивная энергия Степи пошла на убыль, вожди восточных славян (собственно, начиная уже с Ивана III) тут же обратили свои взоры в Европу. Нет-нет, вектор этнического движения, а по большей части малая заселенность Степи, Леса и севера и, главным образом, хищническая жестокость центральных властей по-прежнему толкали восточных славян все дальше на юг, на восток и на север. Но вот что касается государственной политики…
С Ивана III юго-западный и северо-западный векторы стали все больше и больше приобретать статус ведущих во внешней политике Московии-Руси. Интересно, что с паденим Константинополя 29 мая 1453 года, а также с началом разрушительных социальных процессов в Южной, Центральной и — с некоторой задержкой — в Северной Европе древний путь «из варягов в греки» (не огибать же целый континент!) в целом утратил стратегическое значение. Огромная территория, включавшая в себя Аравийский полуостров, отдельные районы Африки, значительную часть Малой Азии и — через Кавказ — Средней Азии, подпала под влияние текстуально родственной, но поведенчески принципиально иной мировоззренческой, когнитивной и этической парадигмы, нежели та, что устоялась в Западной Европе. Что, впрочем, никак не отразилось на генеральном повороте Москвии к Европе. Вот что такое инерция исторической памяти!
