Смерть берет тайм-аут - Эйлет Уолдман

— Ты плохо выглядишь. Точно все нормально? — настаивал он.

— Конечно, все нормально. Я прекрасно себя чувствую, — огрызнулась я.

Энн поднял руку, сдаваясь:

— Ладно, ладно, не заводись.

— Извини. Со мной все хорошо. А что может случиться?

— Что ты меня-то спрашиваешь? Может, мне остановиться?

— Нет, не хочу. Это из-за машины. Меня тошнит от резкого торможения. У твоего тарантаса не самый плавный ход.

— То есть это я во всем виноват?

Я засмеялась:

— Да, это ты виноват, Эл. Ты во всем виноват. Слушай, а что ты думаешь об этом центре?

— Ну, Молли неравнодушна к Юпитеру, это точно.

— Да уж. Ты думаешь, она спала с Юпитером прежде, чем появилась Хло?

Эл сдвинул брови и на некоторое время задумался. Затем неторопливо произнес:

— Вряд ли. Она не стала бы нарушать запрет.

— Может быть. Если не считать того, что она нарушила тайну неразглашения информации.

Он кивнул:

— Да, я думал об этом. Но ведь девушка мертва.

— Верно. Итак, мы не считаем, что Молли спала с Юпитером. Сойдемся на том, что она была в него влюблена?

Он опять кивнул:

— Ну, похоже на то. И немного в босса.

— Может быть, — с сомнением сказала я, приподняв бровь. — А может, она им просто восхищается. Следует ли брать в расчет ее мнение о Хло?

Эл нахмурился:

— Я ей верю. Эта Хло напоминает червивое яблоко. Вышла за отца своего парня! Может, нам взять Молли свидетелем? Пусть даст показания о ее поведении. В защиту Юпитера, и, возможно, против Хло, если Вассерман придумает, как сделать, чтобы обвинение не выступило с протестом.

— Не знаю. Нет, свидетелем она будет удачным. Присяжные любят блондинок. Но боюсь, что от ее показаний будет больше вреда, чем пользы.

— Почему?

— Молли неравнодушна к Юпитеру и не выносит Хло, это очевидно. Ее можно обвинить в предвзятом отношении. Хуже того, она знает, насколько Хло взбудоражила Юпитера. Она же говорила, что Хло помешала его лечению, что он ее любил, и пришел в полное отчаяние, когда она вышла за его отца. Вот тебе и мотив для убийства.

— Мысль правильная. А доктор?

Я пожала плечами:

— Не знаю, подойдет ли. Он должен дать показания, что программа Юпитеру помогла. И к тому же присяжным может не слишком понравиться клиника. Очень уж роскошная.

— Мерзость какая. Они должны потеть за решеткой, а не в горячей ванне.

— Ради Бога, Эл. Наркомания — это болезнь.

— Да, конечно. Покажи мне онкологическую больницу, хоть отдаленно напоминающую этот центр.

Мы пререкались всю дорогу до Лос-Анджелеса, пока Эл не высадил меня у детского сада Исаака. Я позвонила туда, когда стало ясно, что мы опоздаем, и попросила оставить Исаака в вечерней группе. Позвонила и Питеру, который согласился пораньше уехать с совещания на студии и забрать Руби. Когда я вошла, Исаак сидел за столом, приклеивал макароны к листку цветной бумаги и болтал с двумя другими малышами.

— Мама! — он вскочил со стула и подбоченился. — Ты опоздала! Все из младшей группы уже ушли домой, и я остался со старшей. А я не из старшей!

— Знаю, милый, извини, — я взяла его на руки. — Не страшно ведь, если ты один день побудешь в старшей группе?

Он чмокнул меня в щеку и потерся носом о мой нос:

— Ладно, мамуля. Только на полдник им давали яблоки, а ими совсем не наешься. Поэтому я хочу булочку. Или мороженое.

— Посмотрим, зайка, — я крепко прижала его к себе.

От младенца остались только пухлые щечки и нежная шейка. Во всем остальном он стал маленьким мальчиком: тонкие ноги, острые локти и костлявые коленки. Ямочки с кулачков исчезли, а теплый детский аромат почти полностью сменился запахом щенков, песка и содержимого карманов. Через каких-то несколько месяцев этот мальчишка уже не будет моим малышом. Он зашагает в мир, его вытеснит другой круглый и мягкий карапуз. Как хочется, чтобы он остался со мной подольше. Я прильнула к сыну, и во мне поднялась буря протеста против того, что скоро это кончится. В один прекрасный день Исаак перестанет обвивать меня руками и ногами, прекратит целовать и прижиматься. Он станет слишком большим, слишком застенчивым, чтобы выражать свою любовь так открыто. Я с ужасом ожидала, как он отвернется. Трагедия в том, что если вы хорошие родители, ваша любовь обречена превратиться в безответную страсть. Я всегда буду любить Исаака, как сейчас, а вот ему придется найти другие объекты обожания. Я подумала о своей маме, о том, что хотя продолжаю любить ее с отцом, главным в моей жизни, центром Вселенной стала моя маленькая семья: Руби, Исаак, Питер. Когда-нибудь Исаак почувствует то же самое. Он не перестанет любить меня и отца, но главными для него станут его жена и дети. Я крепче прижала сына к себе, стараясь сохранить в памяти это ощущение. Вдохнула запах его волос, ткнулась губами в шелковистую кожу на шейке и заставила себя запомнить запах Исаака на тот день, когда он будет принадлежать мне только в памяти.

На следующее утро я позвонила врачу, чтобы договориться о первом осмотре по поводу беременности. На мое счастье, в последний момент кто-то отменил консультацию, и меня согласились принять до обеда. Если я правильно рассчитала, мне удастся отвезти Исаака в Лос-Фелис в детский сад, по дороге завезти Руби в школу, успеть в другой конец города к врачу в офис у «Синайского Кедра» и вернуться в центр, чтобы поймать Эла в тюрьме и еще раз поговорить с Юпитером. Придется три раза ездить через весь город, но если не будет пробок, то нормально. Спросите любого жителя Лос-Анджелеса, сколько времени нужно, чтобы добраться туда-то, и в ста процентах случаев вам ответят — двадцать минут. По необъяснимому сочетанию противоречий и в силу оптимизма автолюбителей все места Лос-Анджелеса оказываются в двадцати минутах езды друг от друга. Конечно, если нет пробок. Иначе эти двадцать минут нужно умножить на десять, но и тогда вы все еще будете сидеть в машине и задаваться вечным вопросом: стоит ли рискнуть и поехать не по автостраде, а через город?

Я хорошо продумала маршрут. Петляла по переулкам, слетала с «лежачих полицейских» как с трамплина, и не успели волосы высохнуть после душа, как я уже лежала, задрав колени, в гинекологическом кресле. Доктор подтвердил то, что я знала и так. Я беременна. Семь недель и плюс пять килограммов. Прямая дорожка к тому, чтобы стать коровой.

В регистратуре я записалась к врачу на три месяца вперед и получила пакет с витаминами для беременных, талонами на покупку лосьона для рук и проспектами компаний, производящих детское питание. Реклама убеждала, что, конечно же, нет ничего лучше материнского молока, но они в любой момент готовы облегчить мою жизнь, обеспечив ребенка своим сбалансированным искусственным молоком. Я взяла пакет, размышляя, выбросить его в мусорку прямо здесь или через несколько месяцев, после того как он проваляется в машине.

— Первенец? — раздался голос за спиной. Обернувшись, я увидела женщину, высокую, с острым животиком, какие обычно бывают у очень стройных беременных леди.

Я покачала головой:

— Третий.

Ее глаза расширились, улыбка померкла.

— Боже мой, — она отвернулась от меня, будто моя плодовитость была заразной.

Потом я не раз сталкивалась с такой реакцией. Первая беременность — это прелестно, по мнению окружающих. Вторая беременность менее интересна, но все-таки допустима. Когда же вы в третий раз хотите воспроизвести свой генетический материал, люди меньше всего склонны к одобрению. Они либо шокированы, либо осуждают вас, а иногда даже относятся с неприязнью. Время от времени какая-нибудь многодетная мамаша с сочувствием улыбнется вам. Честно говоря, это меня пугает больше всего. Похожее чувство родства испытывают два незнакомых человека, которые узнали, что они носят одинаково неудобную униформу или страдают от одной страшной болезни. Горькое осознание той же тяжкой доли. Вот что угадывается за улыбкой женщины, смотрящей на тебя из окна мини-фургона, забитого бутылочками с детским питанием.

Я ехала от доктора, представляя, как бегаю за тремя детьми, занимаюсь сразу тремя разными делами и стираю за всеми троими. Няня. Мне определенно нужна няня. К окружной тюрьме я подъехала в полном смятении чувств. Все собиралась объявить Элу о своей беременности, но никак не могла выбрать подходящий момент. Очень сложно говорить на такую тему, когда проходишь через нескончаемый поток металлических детекторов, паспортный контроль и проверку сумок — при входе в комнату свиданий этого процесса не избежать. Я уже решилась было признаться, пока мы сидели и ждали, когда приведут Юпитера, но Эл негодовал по поводу негласного указа приглушать в эфире голоса оппозиционеров, и я не могла вставить ни словечка.

— Думаешь, сайты, критикующие мнения либеральных СМИ, случайно так медленно грузятся? — Он вытащил из кармана записную книжку. — Это все «Америка-Онлайн» с «Тайм-Уорнером». У них в руках весь Интернет. Они решают, кому какую скорость давать. Рассчитывают на то, что все будут нервничать, ожидая, когда же на мониторе появится правда. Они думают, американцы так нетерпеливы, что им проще перейти на другой сайт, где сплошное вранье и недомолвки, чем подождать. Толпа лучше будет заглатывать брехню из кормушки «Си-эн-эн», чем потратит минуту, чтобы узнать правду. Но только не я, девочка. Нет. Я терпеливый человек. Я готов ждать второго пришествия, чтобы получить достоверную информацию из мешанины СМИ.