Вокзал - Олег Андреев

– Вот что в вашей жизни есть интересного? – продолжал «наезжать» на старшего лейтенанта мальчишка.

– Во, слышал! – обратился к Кокурину Саушкин. – На философию жизни пацан тянет. У вас вот что интересного в жизни, лейтенант Кокурин? – голосом плохого репортера спросил Саушкин.

– Сейчас вспомню – так у вас уши повянут! – заулыбался коллега Саушкина.

– Ну а все-таки? – не отставал от Кокурина старший лейтенант.

– Рыбалка. Мы вот с ребятами в прошлые выходные ломанули на Десну. Взяли водочки, пивка, девочек прихватили…

– А, да ну тебя, – отмахнулся от Кокурина Саушкин. – Он шутит, – почему-то оправдался он перед пацаном. Тот хмыкнул. – Нет, но ты же понимаешь, – начал воспитательным тоном Саушкин. – У каждого нормального человека должен быть свой дом, должны быть всегда рядом близкие люди – родители…

– Да было у меня все это, – некрасиво дрогнули губы у пацана.

Саушкин понял – зацепил он мальчишку за больное.

– Ничего интересного.

– Ну а сейчас отправим тебя в колонию для малолетних – много ты там интересного найдешь? – стараясь продвигаться уже осторожнее в дальнейшем разговоре, спросил Саушкин.

– По крайней мере, получше, чем дома, – насупился мальчишка.

– Слушай, ты хоть свою фамилию и имя скажи, а то как-то неудобно разговаривать…

– Ага, нашли лоха! А вы меня потом к родителям отправите! – усмехнулся юный беспризорник.

– Ну что мне с тобой делать, а?

– Что делать? – повторил парнишка. – А дайте мне закурить.

– Еще чего? Сопляк!

– Да бросьте вы. Все равно ведь знаете, что я курю. Так чего жлобствовать.

– Ты у меня поговори, поговори, – пригрозил Саушкин. – И с чего это я должен знать, что ты куришь?

– А вы в мои годы не курили? – не унимался мальчишка.

– Да я в твои годы спортом занимался и в школе учился. Между прочим, без троек.

– А я вот в первый раз закурил в восемь лет, – снова с интересом встрял в разговор лейтенант Кокурин. – С пацанами бычок, значит, нашли…

– Слушай, Володя, занимайся лучше своим делом! – с раздражением перебил коллегу Саушкин и снова посмотрел на беспризорника. – Ладно, пацан, посидишь пока у нас. А я еще подумаю, что с тобой делать.

Саушкин позвал дежурного, и мальчика увели. Следом за ним закончил свою работу и Кокурин.

– Сейчас к дежурному, поставите здесь печать, – объяснил он человеку с испуганным лицом, отдавая заполненную бумагу.

Тот, вежливо поблагодарив, покинул комнату. Кокурин с удовольствием отодвинул от себя бумаги и посмотрел на угрюмого Саушкина:

– Сава, ну что ты с этим пацаном возишься? Сдал бы его в детприемник.

Обычная история. Родители – алкоголики, ребенком не занимались…

– Ладно, Володя, я сам решу! – снова перебил Кокурина старший лейтенант.

Хотя еще не знал, будет ли он сам заниматься мальчиком или передаст его Хоменко, известному в отделении «защитнику детских душ».

Дверь в этот момент распахнулась, и в кабинет втолкнули грязную, потрепанную алкоголичку неопределенного возраста. Следом за ней вошел улыбающийся лейтенант Кальмуцкий.

– Господа, к нам дама! Прошу любить и жаловать, – отрекомендовал он задержанную.

«Дама» находилась в изрядном подпитии и улыбалась беззубым ртом, туманно глядя то на Саушкина, то на Кокурина. Кокурин, паясничая, тут же вскочил и вытянулся по стойке «смирно».

– Разрешите представиться, – галантно обратился он к «даме», – лейтенант Кокурин Владимир Александрович.

– Вольно, – с удовлетворением икнула «дама» и, шатаясь и пуская пузыри, шагнула навстречу Кокурину.

От нее повеяло мерзким запахом – «букет» с застоявшимся перегаром, давно не мытым телом и мочой.

– Слушай, Боря, а ты не мог бы свою «даму» допросить где-нибудь в другом месте? – задохнулся от смрада Саушкин.

– И в более интимной обстановке, – поддержал Кокурин.

– Ладно, мужики, чего вы – впервой? И куда я ее? – Кальмуцкий придвинул «даме» стул, на который она тут же плюхнулась.

Саушкин поднялся и направился к выходу.

– Иди-иди, ты у нас женское общество на работе с трудом переносишь, – проводил его взглядом Кальмуцкий. – А я на женщин падок, – он игриво подмигнул с трудом удерживающей равновесие на стуле «даме».

Но Саушкину уйти из кабинета не удалось. У двери его встретил дежурный и передал бумаги, которые срочно нужно было разобрать. Пришлось вернуться.

– «Без женщин жить нельзя на свете, нет», – пропел усаживающемуся за свой стол недовольному Саушкину женолюб. – Ну что, милая, о чем ворковать будем?

«Дама» долго оглядывала Кальмуцкого, пытаясь сфокусировать расползающийся образ милиционера. Потом вдруг спросила заплетающимся языком:

– Слушай, а кто у вас здесь самый главный?

– Вот он, – кивнул, усмехаясь, Кальмуцкий на Саушкина.

– Слушай, – зашепелявила она, повернувшись к Саушкину. – За стакан красного тебе дам. Без балды, не пожалеешь. Я ведь еще сама ничего, – кокетливо сморщила она опухшее лицо и снова красноречиво икнула. – Глаз вырви, не вру.

Кальмуцкий с Кокуриным закатились от смеха:

– Ну, Саушкин, все бабы на тебя падают.

Саушкин тут же выпалил:

– Так, Боря, уведи ее отсюда. А то меня сейчас стошнит.

– Ладно, – сжалился Кальмуцкий. – Пойдем, дорогая. Отоспишься хоть, а то проспаться и некогда, наверное. Работа ведь ночная, да? – схватил он за плечо начинавшую уже засыпать алкоголичку и вытолкал ее в коридор.

После их ухода Саушкин грубо выругался:

– Блядь! Всякое говно сюда тащит. Слушай, Володь, ты хоть форточку открой.

Кокурин толкнул форточку, и с улицы пошел холодный воздух.

Глава 18

ЛАРИН

Когда Виктор Андреевич вошел к себе в приемную, он заметил завешенное черной шалью зеркало.

«Совсем она обалдела, что ли?» – с раздражением подумал он о секретарше, а вслух ей сказал:

– Оленька, я очень тронут, но снимите это, пожалуйста. Не надо этого делать на рабочем месте.

– Хорошо. – Оленька тут же сняла с зеркала шаль. – Виктор Андреевич. Мы все на кладбище заказали, уже и могилу роют. Анищенко с Кожиным ездили, проверили.

– Спасибо. – Ларин помолчал некоторое время. – Эти еще не появлялись? – спросил он о работниках ФСБ.

– Еще нет, – с полуслова поняла, о ком идет речь, Оленька.

– Очень хорошо. Соедините меня со всеми службами. Селекторку я сегодня проведу сам.

Виктору Андреевичу доложили, что все службы вокзала работают в привычном режиме. За истекшие сутки из чрезвычайных происшествий была только смерть бомжа – несчастный попал под поезд. Маневровые вагоны шли в отстойник, никто их не сопровождал. Виноватых нет. Расследование этого происшествия уже передали в местный отдел милиции. На всякий случай Виктор Андреевич просил его держать в курсе хода расследования.

Из смерти бомжа логически вытекало еще одно происшествие, которое можно было назвать обычной неприятностью. Эта неприятность касалась застрявших недалеко от вокзала тех самых трех вагонов, под колесами которых погиб бомж и из-за которых вот уже несколько часов не могли освободить один из главных железнодорожных путей.

И это, собственно, все. Словом, тишь да гладь. Обычный день, ноу проблем.

Ларин, выслушав начальников служб, минуту молчал, пока его не спросили:

– Виктор Андреевич, совещание закончено?

– Нет, только начинается.

И дальше устроил такой разнос всем и каждому, какого не делал давно. Он зло выговорил сантехникам за то, что в туалетах до сих пор текут бачки, электрикам – за плохую работу кондиционеров в кассовом зале, уборщикам – что полы моются не в шесть утра, как положено, а в девять, что моются по старинке шваброй и тряпкой, а не машинами, что очереди в кассах, как в курортный сезон, парковка возле вокзала по-прежнему платная, хотя это давно запрещено и им самим, и правительством Москвы, что ремонтников на пятом пути нет, что носильщики почти все ходят без формы, что начальника информационного отдела он будет увольнять, если тот не уймет Собинову. И главное – путейцы отправили маневровые вагоны без сцепщика, что и привело к гибели человека…

– Леонид Васильевич, теперь с вами, – обратился он к главному экономисту.

– Что там у нас с этой фирмой «Голдхренбей»?

– Все в порядке, – ответил селекторный голос.

– В каком же это порядке, Леонид Васильевич? Они сколько нам должны за аренду?

– У меня есть данные только за прошлое полугодие…

– Как? – опешил Ларин. – Они за прошлое полугодие еще не заплатили?

– Виктор Андреевич, тут такое дело, можно я к вам зайду, все объясню.

– Можно, только захватите с собой заявление об уходе.

– Виктор Андреевич, но ведь эта фирма…

– Знаю, сынка Саперова, министра путей сообщения. К сожалению, папашу уволить я не могу. А вот вас с превеликим удовольствием.