Украинское движение в Австро-Венгрии в годы Первой мировой войны. Между Веной, Берлином и Киевом. 1914—1918 - Дмитрий Станиславович Парфирьев

К концу 1914 года отношение властей Австро-Венгрии к СОУ изменилось. Идея поднять население российской Украины на революцию утратила актуальность, к тому же официальная Вена не без помощи Василько обеспокоилась, что украинцы Дунайской монархии попадут под влияние радикальных социалистических идей (СОУ руководили социалисты). МИД и генеральный штаб предложили Союзу перебраться в нейтральную страну[317]. Лидеры СОУ попросили защиты у УПК, и тот обратился к правительству с просьбой не выдворять Союз из Австро-Венгрии[318]. Власти согласились, но при условии, что СОУ не будет давать оснований для «обоснованных жалоб австро-русинских кругов и их парламентского представительства»[319]. Эффект от помощи галицийских депутатов был временным: в январе 1915 года МИД вновь потребовал от СОУ приостановить деятельность в Австро-Венгрии и переместиться в Константинополь[320].

Если буковинцу Василько потеря влияния в своем регионе не грозила, то его компаньону Левицкому предстояла борьба за сохранение главенства в украинской политической жизни Галиции. В первую очередь это касалось контроля над возглавляемой им УНДП. В Вене параллельно функционировали два представительства УНДП: Народный комитет (НК) и парламентский клуб (УПК). Как и до войны, оба органа возглавлял Левицкий, но в НК большинство имели его сторонники, а в УПК – оппоненты. Ситуация была патовой, поскольку НК и УПК не могли изменить состав друг друга: НК избирался на больших партийных форумах, созвать которые в условиях войны было невозможно, а парламентский клуб состоял из легитимных народных избранников. Оттого и понятие «оппозиция» для противников политики К Левицкого внутри УНДП весьма условно: в НК и в масштабах всей партии это действительно была оппозиция, но в УПК она имела большинство. На будущее ГУС два органа смотрели по-разному: УПК разрабатывал устав новой общеукраинской организации, а НК голосовал за сохранение ГУС в существующем составе[321].

До весны сторонники и противники Левицкого ожесточенно конфликтовали. Сам он делал вид, что противостояние разворачивается между УПК и НК, а он, как глава обеих организаций, держит нейтралитет. Все закончилось тем, что 22 февраля 1915 года Левицкий от имени НК отозвал всех членов УНДП из ГУС и объявил, что тот прекращает деятельность до разрешения конфликта между НК и УПК После этого сам Левицкий и его сторонники покинули помещение[322].

На улаживание противоречий в УНДП ушло несколько месяцев. Больше всего в восстановлении ГУС были заинтересованы радикалы и социал-демократы, в условиях войны не имевшие ресурсов для активной политической деятельности. Как позднее писала газета УРП «Громадський голос», «долгие переговоры» по созданию ВУС «с наибольшим напряжением сил вели т. н. левые группы»[323]. Особенно старался социал-демократ Н. Ганкевич[324]. В «эмиграции» с этим политиком произошла метаморфоза: если до войны он держался в стороне от украинцев и имел репутацию «польского посланника в украинской партии»[325], то с ее началом – «словно переродился, воспрянул духом и снова стал украинским трибуном»[326].

К Левицкий упорно дистанцировался от конфликта внутри УНДП и просил переговорщиков обращаться не к нему, а к другим членам НК и УПК[327]– Левые и правые национал-демократы тем временем буквально не разговаривали друг с другом. Противоречия были во многом обусловлены личными амбициями и личной неприязнью, что впоследствии признавали обе стороны[328].

Украинская пресса о сложившейся ситуации не распространялась: делать это в условиях «эмиграции» было нерезонно. Единственным изданием, где могли высказываться оппоненты Левицкого, был «Вісник СВУ» («Вестник СОУ»). В феврале 1915 года журнал опубликовал статью члена УСДП В. Старосольского «Мысли о демократии» с обезличенной критикой кулуарной политики Левицкого и Василько: «Пути демократической политики не есть дороги кабинетных переговоров и тайных соглашений. […] Самая удобная кабинетная политика вредна и пагубна, когда она усыпляет бдительность массы. Ценой сиюминутных выгод она уничтожает политическую силу народа в самом зародыше»[329]. «Діло», парируя, призывало критиков подумать, сумеют ли они «возложить на свои плечи груз управления государственным организмом […] в условиях совсем иных, нежели те, в которых развивалась наша национальная политика до сих пор»[330].

Как перед войной польско-украинский компромисс ускорило вмешательство Вены, так в начале 1915 года примирение между украинскими политиками стимулировали усилия Берлина. Накануне предстоящего наступления на Востоке, запланированного на конец марта 1915 года, Германия решила «примирить» СОУ и ГУС – украинцы за пределами России должны были выступать единым фронтом. В начале марта заместитель статс-секретаря МИД Германии А. Циммерман, один из главных лоббистов идеи национальных революций на пространстве от Финляндии до Кавказа[331], встретился с лидерами ГУС и СОУ и референтом МИД Австро-Венгрии по украинскому вопросу Р. Оппенхаймером. В результате украинские организации договорились не вмешиваться в дела друг друга, а Вена поддержала включение членов СОУ в расширенное украинское представительство. Между австро-венгерскими властями и СОУ установился «худой мир»: прежнее сотрудничество не возобновилось, но и поддержке политэмигрантов Германией союзница препятствовать не стала. Теперь СОУ и политически, и финансово зависел от германского правительства[332].

В марте 1915 года представители украинских политических сил в Вене вернулись к переговорам о создании обще-украинской организации[333]. Процесс продвигался с трудом. «Діло» призывало политиков «оставить в стороне все партийные, фракционные и личные разногласия, амбиции и аспирации» и «укреплять авторитет политического руководства в глазах посторонних»[334]. Наряду с властями Центральных держав, политиков к компромиссу подталкивали «свои»: украинская общественность в «эмиграции», молодежь, стрельцы. Взятие русскими войсками крепости Перемышль 22 марта 1915 года вызвало всеобщее потрясение, а затем подавленность. «Казалось, пришел конец», – вспоминал С. Баран[335]. Нервничал даже К Левицкий. Ходили слухи, что после сдачи Перемышля он съязвил Штюргку, что, если бы вагоны, в которых вывозились интернированные украинцы, использовались для снабжения крепости, та бы не пала[336].

Василько с оптимизмом смотрел на перспективы переговоров. Избавившись от конкурента в борьбе за австрийское финансирование, он согласился на включение членов СОУ в обновленный ГУС. Теперь реорганизации активно препятствовал именно Левицкий, опасавшийся за свою личную власть. Его сторонники считали, что в обновленный орган всех членов УНДП, включая депутатов парламента, должно делегировать партийное руководство, оппозиция – что делегатов от УПК должен избирать сам клуб[337]. Во время переговоров Левицкий ездил в Берлин и уговаривал Ццммермана «меньше опираться» на СОУ «в работе над украинским вопросом»[338]. Помимо Германии, в консолидации украинских политиков была заинтересована их собственная общественность. 12 апреля 1915 года съезд украинской студенческой молодежи в Вене призвал украинских