Терновая ведьма. Изольда - Евгения Спащенко

Но хозяйка махнула рукой.

– Тому, у кого впереди нелегкая дорога, глупо отказываться от возможности понежиться в теплой, удобной постели.

– Наверное, ты права.

– Возьми. – Лива протянула гостье тонкую сорочку. – Завтра поищу для тебя что-нибудь поприличнее.

И она ушла на кухню, любезно предоставив Изольде возможность переодеться. Волк остался у очага, лениво размышляя сквозь дрему.

– Я уже легла, – донеслось из спальни через минуту.

Тогда Лива зажмурилась и тихо запела.

Вертит Зефир крылья сломанной мельницы,Мелет лохмотья из прожитых дней.Сад за рекой морем яблочным пенится,Время несется по кругу скорей.

Не залатаешь дырявые лопасти…Поле вокруг зарастает травой.Бродит Зефир у оскаленной пропасти,Прячет надежду вернуться домой.

Цепи его синим инеем кованы,Стали, железа в них нет и следа.Легче пера, но навек заколдованы,Их не сломать, не разбить никогда.

Снится Зефиру привольное прошлое,Шпили дворцов за краями миров.И ворожейка, как месяц пригожая,Что заплела паутину оков.

Был для нее он беспечным бродяжником,Гостем ночным, приносящим цветы,Другом желанным, задумчивым стражником,Пленным Зефиром ее красоты…

Ночью и днем исполинские мельницы,Словно бумажные, ветер кружил.Думал, что мир никогда не изменится,Но, окольцованный, крылья сложил.

Тщетно просила ведунья печальнаяЕй колдовские оковы простить…Чахнет без мельниц земля одичалая,Некому крылья стальные крутить.

Времени нить разорвалась, рассыпалосьЗвоном монисто из прожитых дней.Сколько бы горя влюбленным ни выпало,Пусть возвратятся друг к другу скорей.

Только безжалостны ржавые лопасти:В прошлое жизнь невозможно вдохнуть.Бродит Зефир темной ночью у пропастиИ до рассвета не может уснуть…

Когда ее голос стих, Изольда уже крепко спала. Дремал и волк, но, услышав шелест, открыл глаза. Это хозяйка дома разложила древние свитки, чтобы сделать в них записи.

– Не стоит тревожиться о ней, – заметив, что Таальвен проснулся, прошептала она.

– Я сам решу, о чем беспокоиться.

– Вижу, ты не доверяешь мне. – Лива отложила перо. – И напрасно. Я не желаю вам зла.

– Может, и так, но ты многого недоговариваешь.

– Вы тоже не слишком разговорчивые, когда дело касается личных тайн.

Она водрузила на стол кованый сундук и принялась деловито в нем копаться.

Волк повел носом, но, кроме запаха древней пыли, пергамента и чернил, ничего не учуял.

– У каждого из нас свои секреты. Оставим же праздное любопытство, чтобы не ворошить осиное гнездо…

– Мрачное сравнение, – вздрогнула заклинательница. – Не слишком ли ты сгущаешь краски?

– Нет. – Он клацнул зубами. – Волкам, знаешь ли, свойственно пребывать в дурном расположении.

– Ты даже не представляешь, насколько прав… – с каверзным смешком Лива извлекла из недр ларца чернильницу.

Таальвен нахмурился, ожидая объяснений.

– Насчет нрава волков… Несколько раз мне приходилось вести с ними беседу, и я не понаслышке знаю, каких усилий это требует. Ведь необузданные инстинкты то и дело врываются в мысли зверя, мешают ему воспринимать человеческий голос… Странно, что у тебя разум ясный… Но при этом, когда я пытаюсь взглянуть на тебя настоящего, перед глазами встает лишь мгла с размытыми очертаниями… Интересно, отчего?

– Откуда мне знать, – хмыкнул Таальвен. – Может, твое колдовство обветшало от времени?

– Глупости! – Лива бережно разгладила на столе потрепанный свиток. – Заклинания – не механизм часов, чтобы давать сбои. Древние знания утрачиваются, но силы своей не теряют.

– Тогда ты просто забыла нужные руны. Или предки-кудесники передали их с ошибками.

– Не им меня учить! – горделиво бросила девушка. – Я умею больше, чем все заклинатели, вместе взятые.

– Удивительное дело для той, которая помнит о жизни своего народа лишь по рассказам, – изумился притворно волк.

Хозяйка дома прикусила язык, но было поздно. Таальвен Валишер явно заподозрил, что историю о себе она поведала не до конца.

– У каждого свои тайны, – повторила кудесница его же слова.

– Как бы твои не навредили другим, – предупредил волк. – Что тебе нужно от нас? Только не лги, будто пригрела путников из чувства почтения перед терновой ведьмой.

Заклинательница замялась. Выдавать ему правду не хотелось. Куда разумнее было бы поговорить с чуткой Изольдой. Но волк все буравил девушку взглядом. Пришлось говорить.

– В Небесном краю все еще томится в плену Западный ветер. Я хочу освободить его…

– Какое тебе до него дело? – Таальвен подался к столу и добавил, не дождавшись ответа: – Ты его заточила?

– Я! – С вызовом вскинула подбородок Лива. – А теперь намерена отпустить на волю!

– Ну-ну.

– Но подняться на остров сама я не могу… Потому и ищу помощника…

– Забудь об этом, – отрезал Таальвен.

– Почему? – Дерзкий тон ее мигом сошел на нет. – Для терновой ведьмы снять с Зефира заколдованный ошейник – пара пустяков!

– Пусть так, – волк сощурился, – но делать этого Изольда не станет. Чует мое сердце, ты снова темнишь. А ведь минуту назад хвастала, что способная чародейка. Вот и вырасти деревце повыше, чтобы достало аж до Небесного края.

– Даже если бы удалось, путь туда для меня закрыт, – огрызнулась кудесница. – У Зефира есть старший брат – Северный ветер, который ненавидит меня с нашей первой встречи. Однажды он угрожал мне, заставляя оставить брата в покое. А потом заявил, что я использую Зефира!

– Какой прозорливый… – похвалил Таальвен.

– Вовсе нет! – Заклинательница сердито смела со стола кипу свитков. – В своих лживых обвинениях он ошибался!

В запале она заходила по комнате.

– Я не виновата! Если бы не отец… Но тебе не понять чувств человека, от которого зависит благополучие целого народа.

– Напротив, – заметил волк серьезно. – Мне знакомо бремя ответственности.

Но Лива его не слушала. Терзаясь прошлыми переживаниями, она заламывала руки, бормотала.

– Я не хотела обидеть Зефира… Ах, его проклятое непостоянство… Как можно быть таким ветреным? И, даже несмотря на это, я собиралась отпустить его на следующее же утро. Но безумец поднял настоящий ураган…

– По-твоему, ветру следовало радоваться путам?

– Да он и пленником-то не был! – возмутилась кудесница. – Я нарочно сделала цепь длинной, чтобы Зефир свободно мог передвигаться по долине.

Волк язвительно фыркнул.

– Странно, что он не оценил столь широкий жест.

– Ты ничего не знаешь о жизни моего народа! – проговорила с придыханием девушка. – Без ветра мы бы погибли! С самого детства мне твердили, что мельницы не должны останавливаться. Их движение важнее любви или печали… Зефир был обязан помочь, остаться со мной…

– Кажется, его брат насквозь видел истинные мотивы людей. – Таальвен остался равнодушен к ее оправданиям.

– Хёльмвинд заносчив, тщеславен, – покачала головой Лива. – Отчасти он сам виноват в случившемся! Устроил так, что я не могу даже близко подойти к острову, где его младший брат страдает взаперти.

– Наверное, хочет преподать Зефиру урок. Или надеется, что ветер вконец тебя возненавидит. – Предположение волка попало в точку.

Заклинательница с мольбой взглянула на него.

– Выполните мою просьбу, и я обещаю взамен любые чары…

Но в зеленых глазах читалось твердое «нет».

– Сочувствую, – сухо ответил он, – мы не сможем помочь.

– Почему? – Бледная Лива опустилась на стул.

– Во-первых, я не знаю, открыла ли ты всю правду… Во-вторых, вражда со злопамятным Северным ветром, считающим людей коварными по твоей вине, вряд ли обернется для нас удачей. К тому же у Изольды хватает собственных забот.

– Я ведь оказала вам услугу! – предприняла последнюю попытку девушка.

– Ради своей выгоды. – Разжалобить Таальвена нечего было и пытаться.

Он неторопливо приблизился, запрыгнул на стул и оперся передними лапами о столешницу.

– Не нужно быть провидцем, чтобы понять: ты пригласила нас в дом только потому, что заинтересовалась терновой ведьмой.

Таальвен указал на бумаги кудесницы, среди которых чернели наспех сделанные рисунки, повторяющие терновые узоры на лице и руках Изольды.