Журнал «Вокруг Света» № 9 за 2004 год (2768) - Вокруг Света

Она была неким монолитом, хотя и состояла из самых разных компаний детей, проживавших в Доме. У Трифонова и Левы Федотова была своя компания. У Сергея Макарова, внучатого племянника Б. Иофана, – другая. У Тамары Шуняковой – третья. Ближайшей подругой Тамары была Этери Орджоникидзе. Вот она, похоже, знала всех: и трифоновскую компанию, и аллилуевскую, и компанию Васи Сталина, и детей одного из первых советских ракетчиков, И. Клейменова, расстрелянного в 1937-м.

Сегодня, перебирая в коробке фотографии, Этери, пересиливая возраст, пытается участливо вглядеться в лица бывших мальчишек, которые вылетели из Дома, как из гнезда, а потом уже жизнь и война развеяли их по свету, и только она еще знает – кто нашелся потом, кто пропал. «Здесь, в этом Доме, в его 505 квартирах сосуществовало столько разных людей, столько миров», – говорит Этери. Если бы можно было вообразить себе некую общую биографию всех, кто когда-либо в этом Доме жил, получилась бы история страны. Тут собраны все: и герои, и палачи, и большие романтики, и безнадежные циники.

Работы Бориса Иофана

1925 – здание на Русаковской улице, 7

1927 – Московская сельскохозяйственная академия им. К.А. Тимирязева, Административный корпус, Колхозный корпус

1928—1931 – работа над 1-м Домом Советов ЦИК и СНК СССР

1931 – проектирование здания Дворца Советов

1935 – корпуса санатория «Барвиха» под Москвой

1937 – павильон международной выставки в Париже и идея скульптуры В. Мухиной «Рабочий и колхозница»

1939 – советский павильон выставки в Нью-Йорке

1938—1944 – станция метро «Бауманская»

1944—1947 – лаборатория академика П.Л. Капицы. Реконструкция и восстановление Театра им. Евгения Вахтангова

1947—1948 – проекты высотных зданий, здания Университета

1972 – Институт физкультуры (последняя постройка Б. Иофана )

21 июня 1941-го Лева Федотов записал в своем дневнике: «Война должна возникнуть именно в эти числа этого месяца…» И она «возникла». Вся жизнь в Доме изменилась: девушки постарше пошли учиться на медсестер, помладше – эвакуировались вместе с родителями. В основном – в Ташкент, Куйбышев, Киров. Дом стоял мрачный, пустой. Тысячи окон были заклеены крестнакрест полосками бумаги. Жилых осталось два подъезда. Когда Тамара Васильевна Игнатошвили (тогда еще Шунякова) в апреле 1942-го вернулась в Дом, ей повезло попасть в свою прежнюю квартиру, где, правда, прибавилось жильцов и обстановка сложилась отнюдь не довоенная. Квартира была ограблена. Тамару Васильевну вызвали в комендатуру и спросили: это ваше? Она узнала свое ситцевое платье. Расплакалась. Там же был ее патефон, надписанный, именной, – она взяла и его. Предлагали мыло, но она еще не знала, что это – дефицит, и отказалась. Оказалось, Дом грабил сам комендант вместе с охраной в октябре 1941-го, когда в течение 2—3 дней по всей Москве грабили магазины. Из квартир эвакуированных жильцов комендант вывозил ценное имущество: мебель, рояли, картины. Разумеется, потом он был взят и расстрелян.

Во время войны Тамаре Васильевне писали ребята со всех фронтов, искренне, по-дружески. Она была красавицей, и ей очень нравился испанский коммунист Рубен Руис Ибаррури. О нем с фронта писал ей приемный сын Сталина – Томик. Писал, что последний раз, мол, видел его на хуторе таком-то, недалеко от Сталинграда. Судьба Тамары Васильевны в определенном смысле тоже трагична: ей писали ребята, отцы которых оказались «врагами народа» и которые мечтали рассчитаться за отцов – доказать делом, на войне, что они не враги, а герои. А в 1942 году ей встретился человек, обаятельный, интересный. Потом оказалось, что он – из 9-го управления НКВД (из охраны). Цветы дарил. Сирень выбирал самую красивую. Обаял. Что же ей было делать? Как решиться на выбор между друзьями, отцы которых были репрессированы, и человеком, который работал в НКВД? И она выбрала его – товарища Игнатошвили. В результате получилась большая дружная семья с внуками и правнуками.

Прошла война. Люди возвращались в Дом с надеждой, что кошмар отступит. Слишком много страна претерпела. Убитых на фронтах не перечесть – не до крови, надеялись…

Дом, конечно, изменился, но жизнь в нем мало-помалу налаживалась. Охрану в фуражках с прямым козырьком сменили женщины-вахтерши. В «Ударнике» так же крутили фильмы, но джаз убрали и танцы прекратились. Типовую иофановскую мебель народ стал менять на другую, создавая свою обстановку. В Доме появились новые почетные жильцы, творцы победы – прославленные маршалы.

В декабре 1947-го Кира Павловна Аллилуева (Политковская) открыла дверь на неожиданный звонок и, открыв, ушла в свою комнату репетировать роль. Потом из-за непонятной тревоги она распахнула дверь своей комнаты: навстречу шла мать в сопровождении двух сотрудников НКВД. Саму Киру Павловну забрали спустя месяц. «К маме пришли в 5 часов, а ко мне пришли ночью. А я чувствовала, что за мной ходят. Сначала хотели проникнуть на кухню в грузовом лифте, но в ту пору дверцы мы уже запирали. А потом в 2 часа ночи с 5 на 6 января 1948 года – звонок. Открыл брат. Я читала „Войну и мир“ – после чего не могла этот роман в руки брать. Брат говорит: „Кира, к тебе“. Кто мог прийти в 2 часа ночи? Но они так любезно: „Оденьтесь во все теплое, возьмите 25 рублей“. А тогда только-только поменяли деньги. Отвезли сначала на Лубянку, там без всяких разговоров оставили в темной комнате, где нечем дышать. Мне плохо стало. Слышу: вода течет. Слава богу, платок был, приложила мокрый на сердце. Всю ночь сидела в какой-то комнате, где вода была, и больше ничего. Потом меня вызвали и сказали, что мы вас арестовали, вы враг народа – и меня в Лефортово. Обвинение – соучастие в отравлении отца».

Отец Киры Павловны, Павел Сергеевич, незадолго до смерти, в 1938 году, был командирован в штаб Блюхера с какой-то проверкой. О чем они там говорили, что он узнал – неведомо. По возвращении оттуда внезапно умер. Утром выпил кофе, поел бутербродов. В полдень домой звонят из Кремля: «А чем вы его кормили?» – «Как чем? Бутербродами, кофе». – «Он в Кремлевке». – «Надо к нему поторопиться, пришлите машину!» – «Нет, мы вам все сообщим». Пока доехали, Павел Сергеевич умер. Врач говорила, что он очень ждал жену, хотел ей что-то важное сказать.

Так, 10 лет Сталин держал в запасе «дело» о смерти своей жены, а когда поползли слухи, что она покончила с собой, он дал этому «делу» ход. В результате – взяли всю семью. Только дети остались с домработницами, да дядю Федю Аллилуева «пожалели», поскольку был он не совсем адекватен после Гражданской войны.

Когда Надежда в 17 лет бежала к Сталину на Южный фронт, дядя Федя, будучи тогда 16-летним пацаном, тоже решил поучаствовать в революции. И они попали прямо к Камо (Семену Аршаковичу Тер-Петросяну), знаменитому соратнику Сталина и в некотором роде партизану. Вот что рассказала Кира Павловна. «Вы кто такие? – спросил Камо. – Большевики? Ну вот мы вас сейчас и проверим. Мы вас расстреляем». Поставили их к стенке, дали залп поверх голов. Дедушка ничего, а дядя Федор с тех пор и стал неадекватным. Странности у него были невинные: он много ел, из гостей не мог уйти часа по четыре. Когда арестовали Анну Сергеевну Аллилуеву, Евгению Александровну и Киру, дочь Сталина, Светлана, говорят, пришла к отцу: «За что ты теток моих посадил, они ж мне мать заменили?» Сталин ответил: «Будешь адвокатничать, я и тебя посажу». Но родственников, как известно, он не сажал, а уничтожал. Все Сванидзе (родственники первой жены, от которой у него был сын Яков) были расстреляны.

Аллилуевым повезло больше. Киру Павловну выслали в Шую, она там провела 6 лет. А когда в 1953 году вышла, Сталин еще был жив. Паспорт ей тогда выдали с другой фамилией – Политковская, по мужу. Через год, 2 апреля 1954-го, выпустили и мать Киры Павловны. Она несколько лет просидела в одиночке, отчего лицевые мышцы у нее атрофировались. Кира Павловна долгие часы ждала ее в приемной. Когда Евгения Александровна вышла, она с величайшим трудом произнесла: «Ну вот, он и вспомнил обо мне». «Да нет, – сказал ее сын, Сергей. – Он просто умер».

Проект предполагал строительство 25-подъездного дома. И здесь действительно есть подъезд, обозначенный № 25, но на самом же деле в Доме 24 подъезда. И все потому, что один из них – № 11, так никогда и не был построен. Какими только мифами и легендами не обросла простая история «таинственно исчезнувшего подъезда»! Некоторые, например, предполагали, что он, возможно, служил входом в одну-единственную квартиру. Подъезд начали строить, успели сделать лестничную клетку и мраморную лестницу. А потом пришло указание: за счет подъезда № 11 расширить квартиры соседнего, 12-го подъезда, которые и без того уже были огромными. Так и осталась за дверью под номером «11» одна лишь лестница, не ведущая никуда. С парадной стороны (с внутреннего двора) входа в этот подъезд нет, и после 10-го подъезда сразу идет 12-й.