Глубокий омут - Джуллиет Кросс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это было преувеличением, но она знала, что Клайд высоко ценил леди Хелен. Как можно было этого не делать? Она была одним из самых уважаемых лидеров высшего общества. Не годилось бы, чтобы его жена не присутствовала на шумной вечеринке.
— Тогда ты можешь идти.
Кэтрин уставилась на потрескавшуюся печать с буквами GDT внутри герба. Клайд крепко схватил ее за подбородок и приподнял к себе.
— Прислушайся к моему предупреждению.
— К какому из? — огрызнулась она, не подумав.
Он ухмыльнулся.
— У тебя довольно симпатичная молодая горничная, Кэтрин.
— Клайд, не надо…
— Тогда тебе лучше держать свою дверь незапертой. — Он ослабил хватку, но все еще держал ее, когда поцеловал в лоб. Как любящий муж. Смехотворно. — Я не буду присутствовать на вечеринке, так как у меня есть другие дела. — Затем, к счастью, он вышел из комнаты.
Кэтрин взглянула на лакея, который не сдвинулся со своего места. Бедняга, вероятно, даже не моргнул.
— Ты можешь идти, Томас, — сказала она, вставая и быстро выходя из комнаты.
Спрятав второе письмо на ладони и в складках юбки, она убежала в дальний конец коридора первого этажа, прямо в угол своей личной гостиной. Клайд никогда не беспокоил ее здесь. Это было ее священное место для уединения. Даже больше, чем в ее спальне. Утренний свет окрасил комнату в розово-золотой оттенок. Она свернулась калачиком на кремовом шезлонге, ближайшем к окну, и положила письмо себе на колени. На мгновение она просто погладила красную печать с инициалами Джорджа. Глубоко вздохнув, она открыла письмо. Что-то скользнуло ей в руку. Желтый полевой цветок, лапчатка, похожая на те, что росли на внешней окраине Гайд-парка. Письмо было кратким. Но красивым.
«Дорогая Кэтрин,
Я пишу с надеждой, что сегодняшний день будет светлее, чем предыдущий. У меня нет мудрости или совета, которые я мог бы предложить после нашей последней встречи. Только это. Вы достойны богатства и красоты, но еще больше вы достойны сострадания и доброты. Я бы сказал больше, но пусть этот маленький знак передаст то счастье, которого я желаю вам.
Сегодня я зажгу свечу за своих почивших близких в три часа дня в церкви Святого Георгия. Так же я поставлю свечу и за твоего отца. Да упокоится он с миром.
Твой друг,
Джордж Драконис»
Кэтрин перечитала письмо еще три раза, прежде чем, наконец, осторожно положила его себе на колени. В пальцах она повертела дикий цветок, который был расплющен, но еще не полностью высох. Она подняла экземпляр «Потерянного рая», все еще лежавший на ее приставном столике, наполовину прочитанный, и открыла его. Аккуратно поместив цветок в центр, она положила книгу обратно на стол и задумалась, наблюдая, как солнце за окном становится ярче. Розовые розы в саду выглядели сегодня особенно красиво. Мир выглядел особенно ярким. Собор Святого Георгия был легкой прогулкой на другую сторону Ганновер-сквер.
Она не могла сердиться на него за то, что он отправил несколько интимное письмо обычной почтой. Клайд никогда раньше не вмешивался в ее личные письма, но в последнее время он вел себя более агрессивно, более беспорядочно. Что, если бы он вмешался и сам вскрыл письмо? Ужасная мысль.
Замечание Клайда о Мэгги заставило ее встревожиться. Она сунула письмо в «Потерянный рай» вместе с цветком, затем поискала свою горничную на кухне.
— Ты не видела Мэгги? — спросила она кухарку, которая стояла над плитой, насыпая нарезанный лук в кастрюлю.
— Да, миледи. Видела, как она вошла в комнату для шитья.
Продолжая идти по заднему коридору в комнату для шитья, она обнаружила Мэгги, сидящую на подоконнике с иголкой в руке, а платье цвета шампанского, которое Кэтрин носила прошлой ночью, лежало у нее на коленях. Ее желудок сжался, когда она поняла, что Мэгги усердно работает над корсажем. Она вскочила, как только Кэтрин вошла, так как Кэтрин не часто спускалась сюда.
— Миледи. — Мэгги опустила подбородок, смущенная либо тем фактом, что платье было практически не поддающимся починке, либо осознанием того, что весь лиф был кем-то разорван.
— Пожалуйста, сядь, Мэгги.
Она так и сделала, все еще держа платье в одной руке, иголку в другой.
— Возможно, мне потребуется немного больше времени, чтобы исправить это, миледи, но…
— Перестань чинить это платье, — сказала она.
Мэгги остановилась.
— Миледи?
— Разорвите его на части и оставьте шелк себе, или продайте его модистке с выгодой. Я никогда больше не надену это платье.
Она не задавалась вопросом, почему. Причина была очевидна.
— С вами все в порядке, миледи? — спросила она, уставившись на свои колени, и светлая рука Кэтрин легла поверх ее более темной руки.
— Так и есть. Тебе не нужно беспокоиться обо мне. — Она сжала ее руку и отпустила. — Но есть кое-что, о чем я должна тебя попросить.
— Все, что вы пожелаете, миледи.
— Когда меня не будет в этом доме, я хочу, чтобы ты оставалась здесь, внизу, в помещении для прислуги.
— Но как насчет ухода за вашим гардеробом и…
— Когда я буду дома, ты можешь присматривать за ним. Когда меня не будет, оставайся здесь, внизу. Помогай готовить. Или ты можешь выполнять мои поручения модистке или сходи в какое-нибудь другое место за пределами этого дома. А ночью я хочу, чтобы ты запирала свою дверь на засов.
Ее круглое лицо склонилось к лицу Кэтрин, ее мягкий лоб нахмурился. Она была так молода. Ей еще не могло быть семнадцати. Эдмунд ощетинился при мысли о том, чтобы нанять такую молодую горничную в прошлом году, но все те, у кого она брала интервью в агентстве, были либо слишком холодными, либо слишком властными. Она никогда бы не стала проводить часы в день с кем-то из них.
Поэтому, когда на той неделе Кэтрин зашла к Мозли за новой шляпой и заметила эту дружелюбную девушку, усердно работающую над своим собственным творением, Кэтрин не могла не спросить, не согласится ли молодая девушка на эту должность. Мистеру Мосли было грустно видеть, как она уходит, но в то же время он был рад, что она займет высокое положение, которым он мог похвастаться перед всеми модницами, заглядывавшими в его галантерейный магазин. Теперь Кэтрин задавалась вопросом, оказала ли она бедной девочке медвежью услугу, приведя ее в этот дом. Тогда Клайд еще не показал своего истинного облика.
— Но почему, миледи? — спросила Мэгги, возвращая Кэтрин в настоящее.
— Пожалуйста, Мэгги. Не спрашивайте почему. Но делай, как я говорю. Важно, чтобы я знала,
